В Блумингтоне под неусыпной заботой Мэри он стал быстро поправляться.
- Все было прекрасно, - вспоминает Джек, - за исключением того, что я пристрастился к барбитуратам.
Джек стал принимать их даже без особой нужды и все больше и больше втягивался в эту привычку.
Я сознавал, что это нехорошо, но все же продолжал их принимать, - рассказывал Джек. - Они как-то затуманивали мои представления о действительности.
Возвращаясь в мир действительности, Джек стал бо-ятася повторения сердечного приступа, от которого он должен умереть или по меньшей мере распроститься с мечтою когда-нибудь сделаться доктором. Барбитураты стали для него заменителями мужества, мокси.
У Джека не было особенных оснований тревожиться за свое сердце - клиническая проверка в Индианополисе показала, что его сердце работало отлично. Но, когда он после этого осмотра шел к автобусной станции, чтобы ехать к Мэри в Блумингтон, многолюдие и толкучка на улице так на него подействовали, что он стал дрожать от страха; он не сомневался, что сейчас начнется новый сердечный приступ, а у него не было с собой успокоительных пилюль. Он не решился сесть в переполненный автобус и договорился с попуткой машиной о доставке его в Блумингтон. Но любезный шофер, согласившийся взять его в машину, оказался пьяным...
- Я никогда не забуду выражения лица у врача скорой помощи, когда он помог меня поднять, стер кровь с лица и узнал меня, - рассказывает Джек. - «Боже мой, Фергюсон, вы-то как сюда попали?»
Какой-нибудь час назад Джек беседовал с этим врачом в больнице. И Джека повезли обратно в больницу с вывихом плеча, отрывом ключицы, тремя сломанными ребрами и пятидюймовой раной на лбу.
Можно ли упрекать Джека за попытку самоутешения? В больнице у него было достаточно времени, чтобы отдохнуть, погоревать о своей судьбе и утешиться маленькими желтыми капсулами, которые так хорошо помогали забывать о страшной действительности. Капсулы стали его друзьями. Тем временем Мэри удалось выпросить для них обоих маленькую хижину на территории незаконченного строительства Дома ветеранов, и, чтобы им как-нибудь прокормиться, она устроилась на должность кассирши в медицинском отделении университета.
Профессора очень сочувственно отнеслись к Джеку. Несмотря на то, что он пропустил целый семестр второго курса, они снова поручили ему преподавать студентам хирургическую анатомию и заведовать биохимической лабораторией. Он обладал живым «химическим» воображением. Он способен был видеть теоретические шестиугольники и пятиугольники и боковые цепи сложных химических формул в трех измерениях, как будто они существовали в действительности.
Не могло быть никаких сомнений в умственной одаренности Джека; но его поведение стало серьезно беспокоить жену, по мере того, как он все больше подпадал под власть маленьких желтых капсул.
До этого времени Джек всегда был ласков и добр со мной - рассказывает Мэри, оглядываясь на прошлое. Но теперь на него находили припадки и он становился ужасно грубым. Он говорил: «Убирайся отсюда к черту! Не пойму, как я мог жениться на тебе»
- Но я не уходила, - продолжает Мэри. - Я упорно оставалась возле него.
Когда вспышка кончалась, Джек плакал и говорил Мэри: «Я же знаю, что ты все для меня в жизни».
Он снова начал бешено работать, хотя и не совсем поправился после автомобильной катастрофы. С рукою на подвеске он занялся преподаванием хирургической анатомии и биохимии. Он поглощал и переваривал горы всяких сложных знаний, и это вносило еще больше путаницы в его мозговую деятельность, и без того слишком активную. Он стал боязлив. Вся ата химия, которая так ему пригодится, когда он станет врачом, - что в ней толку, если его сердце может каждую минуту остановиться. И он снова хватался за маленькие желтые капсулы и забывался в тяжелом двухчасовом сне.
- Они действовали очень хорошо, - вспоминает Джек, - но их требовалось все больше и больше, чтобы заглушить страх и успокоить нервы.
Мэри была его врачом. Видя, что Джек едва ли сможет справиться с очередной барбитуратовой депрессией, Мэри настойчиво уговаривала его бросить свои капсулы. Она всячески выставляла перед ним его главную цель - добиться врачебного диплома. Отказавшись наконец от своей пагубной привычки, Джек стал тихим, мягким, с ясной головой и еще сильнее впрягся в работу. Но спал он все меньше и меньше, пока совсем не потерял сна. И вот...
Но случилось с Джеком Фергюсоном? Он почувствовал, что его мозг, сверхактивно работавший в течение многих лет, начал быстро утомляться. В своем стремлении химически приглушить работу мозга с помощью маленьких желтых капсул Джек сделал его из высокоактивного слабоактивным. Вместо того чтобы дать Джеку отдых, капсулы отравили его и привели к отупению и депрессии всячески старался победить ее и восстановить нормальную работу мозга с помощью кофе и бензедрина.
Джек и Мэри старались держать в секрете, что он стоял на пороге тяжелого нервного расстройства.
- Как вам удавалось скрывать от товарищей, что вы увлекаетесь барбитуратами? - спросил я недавно Джека.
Он усмехнулся:
- Обычно я развивал такую бешеную энергию, что когда стал слабоактивным, меня можно было принять за нормального человека.
В общем жизнь Джека и Мэри в те дни еще не представляла ничего трагического. Доктор Гэрольд Е. Бауман, близкий их приятель, вспоминает о лачужке Фергюсона в Грэвел Гольч, как о широко открытом доме. Случайно заглянувшим посетителям сразу давали понять, что Джек и Мэри будут обижены, если незваные гости не останутся ужинать. Фергюсоны были бедны, как церковные мыши, но Джек как-то ухитрялся наскрести от пятидесяти центов до пяти долларов, чтоб выручать нуждавшихся товарищей. А Мэри внимательно следила за тем, чтобы вовремя были посланы деньги дочери Джека.
Джек был большой выдумщик. Без гроша в кармане он устраивал товарищеские вечеринки, на которых разыгрывал из себя богатого лорда. Он предлагал гостям на выбор старое шотландское, контрабандное виски или импортный джин - все это подавалось в соответствующей посуде; происхождение содержимого не подлежит оглашению, синтезировал его сам отставной буфетчик Фергюсон из обыкновенного этилового спирта, которому он придавал соответствующий цвет и аромат.
Джек хорошо умел торговать - особенно самим собой. В один из редких вечеров, когда он позволял себе выйти из дому, Джек, Бауман и еще один студент зашли в таверну посидеть за кружкой пива, а в кармане у всех троих было не более тридцати центов. Джек быстро набросал черным карандашом на белой бумаге штриховой портрет хозяина бара. «Стоит это по кружке пива на троих?» - спросил он, улыбаясь. В этот вечер он нарисовал карикатуры на всех посетителей бара и обеспечил себя и товарищей таким количеством пива, какое они, не теряя достоинства, могли в себя вместить. Они просидели до закрытия заведения, и содержатель бара выпроводил их домой с тридцатью центами, которые остались нетронутыми в их карманах.
Несмотря на то, что Джек приближался уже к сорока годам, казалось, что энергия неисчерпаема. Делая отличные успехи в изучении медицинских наук и преподавании биохимии, Джек умудрялся еще подрабатывать - там доллар , а тут дайм, - подготавливая студентам трупы для занятий по анатомии, или, поднявшись чуть свет, он бежал в больницу для выполнения врачебных назначении, разнося больным кислород.
- Джек часто брал меня с собой посмотреть, как он препарирует трупы для студентов, - вспоминает Мэри. - Он так трогательно старался меня чему-нибудь научить а я была дура-дурой. Он водил меня и в детское отделение. Я очень гордилась, что ребята его так любят.
В 1946 году Мэри вдохнула в сердце Джека решимость сжечь за собой корабли, пожертвовав двадцатилетним стажем кочегара на Монон, и прямым путем идти к докторскому диплому. Бросив завод и вступив на этот путь восемнадцатилетним юношей, он через пять лет потерял все следы...
И вот в июне 1948 года наступил желанный день, которого он ждал двадцать два года. Наконец-то, в 40 лет он - врач, доктор Джон Т. Фергюсон. Он добился своего. Нет, неверно - этого добилась Мэри. Спасибо тебе, Мэри. Теперь путь для него открыт.
И тут началась полоса тяжелых испытаний. Джек вспоминает радостный день, когда он получил свой диплом. У него было такое чувство, что, если он сможет самостоятельно принять хоть одного больного в своем кабинете сельского врача, больше ему в жизни ничего не нужно. Лишь один год интернатуры отделяет его от этого дня из дней.
- Я был так бесконечно благодарен Мэри, - вспоминает Джек. - И еще больше повысил дозу барбитуратов, - добавляет он с горечью.
Я все больше недоумевал и не мог понять, что творилось с Джеком в те дни. Какое еще оправдание было у него для приема маленьких желтых капсул? Может ли он сам припомнить это? Конечно, он хорошо помнит дни получения диплома в 1948 году - торжественные и зловещие. Он все это записал. Вот дословный текст его записи:
«В последние годы медицинской школы я потерял Фергюсона, который мечтал сделаться сельским врачом, чтобы облегчать страдания людям. Я стал жертвой самозародившеися мании величия. Я - доктор, я стою выше толпы... Пусть они идут ко мне за помощью. Всякий раз, как подавала голос моя совесть, я начинал глушить себя барбитуратами, чтобы не слышать этого голоса... Хотя меня и волновала гуманная сторона медицинской профессии, деньги и власть стали моими путеводными огнями».
Вот как он толкует тот критический момент в его жизни. Но текущие проблемы дня он воспринимал вполне реально. Однажды вечером (это было в год его интернатуры) Джек, одурманенный капсулами, пробирался в ванную комнату, споткнулся, упал и разорвал себе связки ключицы. Он был слишком одурманен, чтобы вызвать врача. Мзри не было дома. Пытаясь унять боль, он принял добавочную порцию барбитуратов, а потом еще полграмма кодеина, и, когда утром пошел в больницу, он уже витал в облаках. Он выпросил у товарища еще двадцать пять таблеток барбамила, но этого хватило ненадолго, и, так как не мог больше их достать, впал в буйное состояние.
Начались галлюцинации. В соседней комнате врачи оперируют Мэри, и он слышит их разговор о том, что она безнадежна. Появились параноидальные идеи. Он горько жаловался, что врачи (его же товарищи) не обращают внимания на его разбитое плечо. Появились бредовые представления. Вот он летит на самолете с Джеком Бенни и доктором Ричи, и Джек объясняет им детали разработанного им плана, как подчинить себе весь Индиано-полис. И снова параноидальные идеи. «Куда ты девала свои бриллиантовые кольца и браслеты?» - кричал он на Мэри, у которой никогда и не было никаких драгоценностей. Его стали преследовать мысли об убийстве. Он грозился убить интерна, приставленного для наблюдения за ним.
- Они ничего не могли со мной сделать пока я шумел и буянил, -вспоминает Джек. - Я так бушевал, что человек не решался подойти ко мне, несмотря на то, что у меня было разбито плечо.
Диагноз: острый психоз на базе лишения барбитуратов Он стал «опасным» больным. Когда он в исступлении набросился на интерна, его наконец схватили и перетащили в палату для беспокойных больных, что был загон для скота, змеиная яма. Он слышал, как загремела железная дверь, и вот наш Джек под замком. Здесь он уже больше не был Джоном Т. Фергюсоном, доктором медицины, интерном и преподавателем в клинике медицинской школы Индианского университета. Здесь он был только Фергом - грязным, небритым, жалким и опасным дикарем среди сборища таких же диких, шумливых и буйных товарищей по несчастью. Он ничем не отличался от худшего из них и ел те же помои, сидя с ними за одним длинным столом.
Доктора совсем лишили его барбитуратов, и первое время это вызывало у него припадки остервенения. Но день за днем яд маленьких желтых капсул улетучивался из нейронов его больного мозга - и наконец Джек с просветленным сознанием мог сам поставить себе диагноз: психоз на почве лишения барбитуратов.
Химизм его мозга еще не так глубоко пострадал, и через две недели сознание совершенно прояснилось; врачи выпустили его из скотского загона.
- Если вы когда-нибудь слышали, как за вами захлопывается железная дверь, - говорит Джек, вспоминая, - то дальнейший ваш путь будет усеян жгучими укорами совести.
Эти укоры пошли Джеку на пользу. Он, конечно, опозорил медицинскую профессию. Но неужели они лишат его врачебного звания, зная, как долго он работал, чтобы добиться диплома? Он понимал, что не заслуживает их доверия, но кто мог устоять перед его простодушием, его улыбкой? Джек хорошо умел торговать - особенно самим собой.
Врачебная коллегия больницы проявила великодушие. Она смотрела на Джека не как на дегенерата или наркомана, а как на больного, выздоровевшего после острого заболевания. Ну, конечно, он может продолжать работу интерна,