Рут провела большую часть Сочельника у своих старых друзей. Она повезла с собой подарки детям и изюмный пудинг, испеченный миссис Райт, известной поварихой, которой по праву гордился Райфилдом. Рут вернулась домой в приподнятом настроении, рассказывала о детских проделках и была готова украшать дом остролистом, омелой и хвойными ветками.
— Начнем украшать перед ужином, — говорила леди Райкот дочери, которая грела руки у камина, — а затем нас ждет еще одно приятное занятие после ужина — придумаем прошлое для миссис Мейкпис.
— Мы? — изумилась Рут. — Разве это не ее прерогатива?
— Естественно, она будет с нами и сможет вставлять свои замечания, — ответила леди Райкот. — Я считаю, нам нужно всем собраться, чтобы рассказывать одно и то же. Между прочим, Дикон уже сказал своему другу Гарри, что миссис Мейкпис твоя старинная и близкая подруга. А я полдня рассказывала ей о тебе. Она теперь знает тебя так же, как и я, если не забудет. А теперь нам надо узнать побольше о ней. Конечно, больше всего о ней должна будешь знать ты, потому что мне не обязательно знать все, ведь я только что с ней познакомилась. Дикон — прохвост. Уже заявил, что никогда раньше ее не видел и познакомился только в карете.
— Он не проболтался, я надеюсь, — заволновалась Рут. — Зная Дикона…
— Кэролайн говорит, что он вел себя превосходно и не дал ей попасть в неловкое положение.
— Замечательно! С нетерпением жду самого необычного в моей жизни Сочельника. Где у тебя ветки? Давай начнем, а то мы не успеем до ужина.
Дикон ушел куда-то с сэром Гарри, а за Кэролайн послали лакея, и она помогала развешивать зеленые украшения на лестнице, над семейными портретами, вдоль каминных полок. Венки из остролиста венчали головы двух греческих бюстов в зале. Кэролайн пристроила венок на мраморную голову красивого греческого юноши и заявила, что вид у того стал совершенно разгульный. Ей позволили сделать последний штрих и повесить венок у основания люстры рядом с входной дверью, с чем она успешно справилась, стоя на лестнице, поддерживаемой сильным лакеем.
Дикон появился к ужину без сэра Гарри. После ужина мать сообщила ему о планах на вечер, и все отправились в библиотеку.
— Мисс Кэролайн, вы словно выжатый лимон, — сказал Дикон, подводя ее к самому удобному креслу у огня. — Мои неугомонные мать и сестра уморили вас, как только вы встали с постели. Мама, как ты могла?
— Нет, — воскликнула Кэролайн, поднимаясь с кресла, в которое только что села. — Что вы! Все было не так! Все было просто замечательно. Я ни на минуту ни о чем не пожалела. Мне это было просто необходимо, ваша светлость. Я немного устала. Но это самый прекрасный, самый добрый день за многие годы. — Она посмотрела на людей, окружавших ее. — Вы вернули меня к жизни. — Она старалась не расплакаться. — Я никогда не смогу вас отблагодарить.
Дикон нарушил неловкую тишину:
— Кстати, о жизни. Может быть, придумаем вашу, — ласково предложил он.
Некоторые предложения были совершенно неприемлемы, особенно те, что поступали от Дикона, который был в каком-то необычном настроении. Он все хотел представить Кэролайн иностранной принцессой в изгнании, или богатой наследницей, потерявшей память и не знающей, кто она («Откуда же я знаю, что я наследница?» — спросила Кэролайн), или что ее младенцем подбросили в семью на острове Малл, и она теперь разыскивает в Дареме своих настоящих родителей («У меня нет шотландского акцента, — возразила Кэролайн. — И почему я ищу именно в Дареме?»).
Кэролайн так смеялась, что охрипла. Дикон посмотрел на нее и тоже рассмеялся. «Зачем он меня смешит?» — подумала Кэролайн. Как не похож он на того капризного, чопорного джентльмена в почтовой карете.
Когда смех наконец затих и все трое смогли перевести дух, было решено, что Кэролайн — вдова, на некоторое время оставшаяся без средств, пока довольно запутанное завещание ее мужа не вступит в силу. Возможно, до тех пор, пока не найдут одного из наследников. Неожиданная потеря ребенка — еще один удар судьбы. Об остальных детях решено было не упоминать.
— А что говорить о ваших планах на будущее, если кто-нибудь спросит? — поинтересовалась Рут.
Кэролайн покраснела.
— К сожалению, у меня пока нет никаких, — ответила она. — Но я что-нибудь придумаю, не беспокойтесь. Я не намерена злоупотреблять вашим гостеприимством. Теперь, когда я себя уже лучше чувствую…
— Вы ничего такого не сделаете, — решительно сказала леди Райкот. — Я уже просила вас остаться здесь, сколько захотите. Когда эти двое уедут, — она махнула рукой в сторону своих детей, — я останусь совершенно одна и мне будет только приятно, если вы составите мне компанию.
— Благодарю вас, леди Райкот, — ответила Кэролайн, — но я должна сама о себе позаботиться. Мы с Досси пока совещаемся, но как только мы примем какое-то решение, я дам вам знать.
— Вы не собираетесь к Нелл Смиренной, — с ужасом спросила леди Райкот, — правда? Вы обещали!
— Нет, я думаю, — ответила Кэролайн. — По крайней мере, до тех пор, пока другие мои планы не провалятся.
— Мы не оставим вас в беде, дорогая, — заверила леди Райкот. — Я прошу вас, подумайте и о том, что вы можете остаться здесь.
— Благодарю вас еще раз. Я обязательно вам скажу.
Джеймс Фенланд проклинал все на свете, пока извозчик, зажав в руке полученные от него золотые, взбирался на козлы. Неужели никто не видел, куда поехала леди Кэрроуэй? Он провел не один день на лондонском постоялом дворе в «Бул энд Маус», пока, наконец, не узнал, что невзрачная на вид, беременная женщина села в почтовую карету, идущую в Дарем. И вот он в Дареме. Сегодня Сочельник, а он устал, замерз, подавлен и хочет есть, и никто вокруг ничего не знает. Да еще и дождь заморосил.
Он вернулся в трактир, где запах влажной шерсти и ростбифа забивал тонкий еловый дух, исходивший от гирлянд, висевших в зале по случаю Рождества. Фенланд сел за стол, заказал ужин и проверил свои карманы. Еще несколько соверенов за хоть какие-то сведения, и деньги у него закончатся. Он решил перейти на шиллинги. Кэрроуэй не узнает.
А что, если леди Кэрроуэй купила билет до Дарема, а вышла раньше? Черт, если так, ему придется обыскать пол-Англии. Ему нужно разыскать того извозчика, который высадил ее в тот день. И что это был за день?
Фенланд почесал лысеющую голову. Ему было сорок лет, у него была настолько заурядная внешность, что никто не обращал на него никакого внимания. Он знал, что именно за это Кэрроуэй так его ценит. Господи, когда он наконец освободиться от Кэрроуэйя, он покажет всем, что он не заурядный человек. Будет носить шитые золотом жилетки и бриллиантовые булавки…
Черт бы побрал этого Кэрроуэйя! Зачем ему нужна эта тусклая кляча? Он радоваться должен, что она сбежала. Он может найти себе подходящую девушку. Предположим, что леди К не вернется, никто не станет осуждать Кэрроуэйя за то, что он снова хочет жениться. Не совсем законно, если нет доказательств смерти леди К, но закон никогда особенно не волновал Кэрроуэйя. Он как-нибудь выкрутится.
Фенланд яростно вонзил зубы в ростбиф. Еще день или два в этой дыре, и он не успеет в Кент, чтобы отправить посылку до Нового года. Да к тому же в Кенте так хорошо по сравнению с этим суровым северным климатом. Он не мог понять, почему кому-то приходит в голову жить севернее Лондона. Фенланд схватил свою кружку так резко, что пролил эль на рукав. Проклятье. Весь рукав в эле.
В трактир вошли несколько человек, поющих рождественские гимны. Фенланд хмуро смотрел на улыбающиеся лица посетителей.
Рождество. Ему стало тошно.
Глава пятая
На Рождество Кэролайн проснулась, готовая горы свернуть. Когда Досси отдернула тяжелые коричневые шторы и Кэролайн увидела, что светит солнце, ей стало еще радостнее. Значит, в Дареме тоже светит солнце!
Она спрыгнула с кровати и плеснула себе в лицо холодной воды. Ее ноги немного дрожали. Наверное, она себя переоценила и способна свернуть пока лишь холмы, а не горы. Горы — завтра. Сегодня Рождество, и она встречает его в доброй, заботливой семье. Чего еще можно желать?
— Помоги мне одеться, — приказала она Досси. — Я умираю с голоду, а после завтрака собираюсь на прогулку. Какой чудесный день! Пойдешь со мной гулять, Досси?
— Гулять, мисс Кэролайн? Да с какой стати? О, простите, пожалуйста, мэм. Вам решать.
Кэролайн, надевавшая чулки, посмотрела снизу вверх на пожилую женщину, которая с неодобрением рассматривала рыжевато-черное платье Кэролайн, которое держала в руках. Никакая прогулка уже давно не доставляла удовольствия Досси, ноги у нее совсем не те, что раньше.
— Не важно, — сказала Кэролайн. — Кто-нибудь наверняка тоже захочет погулять, или я могу пойти сама. Но подумай только, Досси! Я свободна! Я могу идти, куда хочу! Никто меня не запирает, не…
— Они сказали, вам нельзя выходить, — напомнила Досси.
— О! Да ведь это было до того, как я выздоровела. Сейчас я совершенно здорова.
— Это будет на вашей совести, — мрачно пробормотала Досси. — Идите завтракать.
Кэролайн съела апельсин, кусочек рыбы и три яйца, запив все это чаем, несмотря на предупреждение леди Райкот, что нужно оставить место для рождественского ужина с индюшкой, до которого осталось несколько часов.
— Пока буду гулять, проголодаюсь, — заявила Кэролайн. Она отломила кусочек от сухого тоста, оставшегося от завтрака, и отправилась наверх за своим пальто.
— Стойте! — крикнул ей вслед Дикон. — Куда это вы собрались?
— За пальто. Кто-нибудь еще пойдет гулять? Какой чудесный день!
— Действительно чудесный. Отличная идея. Кто-нибудь еще идет? Мама? Рут?
Дамы переглянулись.
— А церковь? — с упреком сказала леди Райкот. — Разве ты не идешь с нами в церковь, Дикон? Уверяю тебя, что служба будет очень красивая. И ты не был в нашем соборе уже несколько лет.
— Правильно, но большинство народу думает, что я в Лондоне, поэтому мое отсутствие никого не удивит. Мы не можем оставить мисс Кэролайн одну, не так ли? И я бы не советовал ей показываться в церкви или еще где-нибудь, особенно в Дареме. Кто знает, может быть, ее ищут? Вы с Рут поезжайте, мама, а я останусь дома и буду развлекать нашу гостью.
Дамы согласились.
— Идите за своим пальто и шляпой и наденьте на ноги что-нибудь другое, — велел Дикон Кэролайн. Он посмотрел на ее мягкие туфли. — У вас есть другая обувь?
— Ах, нет, — ответила она. — Мне было ни к чему.
— Может быть, что-нибудь мамино подойдет… Я поищу.
Через десять минут Кэролайн была в холле, с наслаждением вдыхая запах хвои. На ней было ее черное, порыжевшее платье, темное пальто, черная шляпа и старенькие перчатки из белой лайки. На ногах мягкие туфли. Не найдя Дикона в холле, она села на один из многочисленных стульев; стоявших в ряд, и сделала рожицу величественному греческому бюсту с цыганским венком из остролиста на голове. Мимо нее прошли леди Райкот и Рут, она пожелала им счастливого пути.
Минут через десять из той половины дома, где жили слуги, появился, тяжело дыша, Дикон. В руках у него были стоптанные ботинки с задранными носами.
— У мамы ничего подходящего не нашлось, — извиняющимся тоном сказал он. — Пришлось искать у слуг, и вот вам результат. Они все готовятся к ужину, а я, как людоед среди всех этих пудингов, сладостей и… и индейки. Вы никогда в жизни не видели такой индейки, клянусь! Вот. Это ботинки Эстер, она работает на кухне, кажется. Я просто их стащил, поскольку все заняты.
Дикон с гордостью продемонстрировал ей похищенные сокровища. Несколько цукатов, которые он также для нее прихватил, крепко прилипли к тонкому льняному носовому платку. Он растерянно смотрел на Кэролайн.
— Ешьте прямо с платка, — посоветовал он. — Примерьте, посмотрим, подойдут ли они вам, — он поставил перед ней ботинки.
Ботинки были слишком широкие, но по длине вполне подходили. Кэролайн сказала, что они ей подходят, и пошла вслед за Диконом.
Несмотря на то, что светило солнце, на улице было холодно и немного ветрено. Кэролайн застегнула пальто, подумав, что давно уже ей не приходилось застегивать пальто на талии. Старенькие перчатки грели плохо: она их носила еще до замужества, они были зашиты в нескольких местах уже не один раз.
Дикон шел впереди по дорожке, вдыхая с наслаждением свежий воздух, и вдруг понял, что идет слишком быстро и она не успевает. Он остановился.
— Извините. Я все забываю, что вы только начинаете поправляться. Вы… вы выглядите совершенно здоровой. У вас румянец, и глаза сияют, и вы улыбаетесь… — Он улыбнулся, и она увидела, что его глаза тоже сияют. Они остановились, глядя друг на друга, и Кэролайн ощутила какое-то странное чувство, растущее в ней. Она отвела взгляд.
Дикону удалось нарушить неловкое молчание, когда он заметил ее перчатки. Черт возьми, неужели этот Неджон не разрешал своей жене иметь ни одной пары приличных перчаток? Ему не хотелось ее смущать, поэтому он предложил:
— Почему бы вам не положить руку мне в карман? Там тепло, потом поменяемся местами и согреем другую руку.
— Как хотите, — чуть слышно ответила она. Она опустила руку в его карман, и он сжал ее своей рукой. Она даже через перчатку ощутила его тепло. — Так лучше, — призналась она.
Они не спеша шли по дорожке, подставив солнцу лицо. А точнее, солнце светило лишь ему в лицо.
— Стойте, — вдруг сказала Кэролайн. — Шляпа мешает. — Она вынула руку из кармана и развязала ленты на шляпе.
— Сейчас же наденьте! — приказал Дикон. — Простудитесь!
— Смотрите. — Она, улыбаясь лукаво, безжалостно отогнула плотные поля своей шляпы назад и снова надела ее, теперь шляпа напоминала головной убор монахини. — Теперь она окончательно испорчена, — тяжело вздохнула Кэролайн и неожиданно расхохоталась.
Дикон, удивленно за ней наблюдавший, тоже рассмеялся. Он решительно взял ее руку и положил себе в карман. Они продолжили прогулку, лакомясь цукатами, которые он раздобыл на кухне.
Дикон и Керолайн гуляли около часа. За это время ее вторая рука тоже успела побывать в его кармане, а Кэролайн также смогла узнать, что значит для Дикона погруженный сейчас в зимнюю спячку Райфилд. Дикон был настроен на лирический лад, рассказывая ей о тех преобразованиях, которые хотел бы провести в Райфилде: увеличить поголовье скота; рыбу разводить в притоке реки Уэр, текущем по его земле.
— А что вам мешает? — спросила она, когда они на несколько минут остановились на берегу. Поверхность реки была покрыта тончайшим слоем льда, через который было видно, как течет река. — Почему вы живете в Лондоне, если хотите жить здесь?
— Я не могу жить здесь. Я служу в Военном министерстве, — угрюмо сказал он. — Я хотел написать рапорт с просьбой отправить меня в Пиренеи, но моя семья взбунтовалась. Наследник не имеет права испытывать судьбу. Ха! Поэтому вместо меня на Пиренеи отправился Бенджамин, а я добровольно, обратите внимание, добровольно, взялся выполнять свой долг в Военном министерстве. Я бы с радостью поменялся с Бенджамином. Думаю, что я погибну от скуки или затхлого воздуха задолго до окончания войны.
— Которая скоро закончится с Божьей помощью, будем надеяться, — сказала Кэролайн. Она понимала его. Она сама прожила большую часть жизни в сельскохозяйственном Бедфордшире, и ей не нравился шумный, грязный Лондон. Дарем не похож на Бедфордшир, но это его родина.
Хотя джентльмен, не связанный семейными узами, не должен скучать в Лондоне.
— Разве в Лондоне мало развлечений? — спросила она. — Мой муж всегда находил, чем заняться. Он ездил в свой клуб, на скачки, в театр, играть в карты… Мне кажется, джентльмен всегда может найти себе развлечение в Лондоне.