- Какие майские штаны? - удивился Котофей и на Саню поглядел. - Что за майские?
- Да носили тогда такие, на танцы, молодежь. Белый такой материал, вроде форсили. Простая холстина. А принято было. Белые штаны одевали и белые тапочки. Красиво...
- Ты, выходит, фрайером был? - засмеялся Котофей. - В белых тапочках?
Жора смеха его не принял.
- Тогда с мануфактурой тяжело было, - сказал он. - Каждая тряпка золотая. Бабы без исподнего ходили. Тетка Дуня сама раздетая. Ее премировали, она на пристани работала. Ей дали, а она - мне. Да еще сшила. Без денег отдала. Ты, говорит, молодой, тебе, говорит...
Жора не окончил, лишь рукой махнул, поднялся с кнехта:
- Ладно. Давайте работать. На этой неделе надо кончить.
И пошли работать.
А Жора Ногайцев не все сказал. Эти штаны, майские, тетки Дунин подарок, до сих пор в сундуке лежали. Жена сначала все примерялась их на тряпки извести. Жора запретил. И жена поняла. Теперь штаны на самом дне сундука лежали. И иногда, в год раз, когда все добро вынималось на просушку, Жора в руки брал свои майские штаны. Полотно было ветхое, износилось да излежалось. Жора брал штаны и глядел на них, вспоминая. Как он радовался этим штанам, прямо до смерти... Как берег их, как гладил.
И тетку Дуню вспоминал. А когда вспоминал покойную соседку, то щемило в душе и что-то к глазам подступало.
БОЛЕЗНЬ
Целый вечер Федор в огороде поливкой занимался. Как пришел с работы, включил мотор, так и пошло: сначала тепленькой огурцы да помидоры, потом лук, болгарку и всю прочую хурду-мурду. Дни стояли жаркие. На картошке ботва привяла. Федор "Каму" принес, подключил ее, и тугая струя воды ударила из шланга.
В подсученных штанах, без рубахи, он шлепал босыми ногами по мокрой земле, с соседями переговаривался, а потом вдруг замолк.
Жена его, Шура, здесь же, на огороде, возилась, но не враз поняла. Когда опомнилась, поискала глазами мужа. Он стоял подле яблони и глядел на дерево. Шланг возле ног лежал, вода журчала, а Федор стоял и глядел, Минуту, другую... И Шура поняла: началось. Поняла, но, боясь потревожить мужа, молчала, лишь поднялась от гряды. Потом все же осторожно сказала:
- Кончай поливать, отец, хватит...
Федор на голос ее неторопливо повернулся, поглядел отуманенным, не от мира сего взглядом, кивнул головой, соглашаясь. И вправду, пора было кончать поливку. Он начал собирать шланги, мотор закрывал да убирал помпу, но был по-прежнему тих и молчалив. И временами взор его возвращался к большой яблоне - "яндыковке" с алыми, ясно глядящими из листвы плодами, останавливался на ней, нехотя уходя прочь.
Шура горестно глядела на мужа. Она видела: подступила болезнь. И не ошиблась.
За ужином Федор сидел тихо, но вдруг поднял от еды глаза и сказал:
- Вот ведь какая зараза... во, малюсенькая, нет ничего, а что получается...
- Что получается? - спросила жена.
- Дерево,- ответил Федор. - Семечко, вот семечко от яблони, от груши, положим, ну, любое,- объяснил он. - Я вон в лесхозе видел, сосны сажают, семена. Веришь, прям блошиное зерно. А что получается?
- Что получается? - упавшим голосом повторила жена.
- Дерево,- окончательно отставил еду Федор.- И ты погляди, из этой блохи какое огромное дерево вырастает. Прямо немыслимое. И они ведь не перепутаются,- удивленно говорил Федор. - Из груши - груша, из яблочного семечка - яблоня, карагач там, положим, или верба - только свое. А почему? Оно же вот... Не видать,- отмерил самую чуточку на ногте Федор и жене показал. Кто же там сидит и командывает? А? Вот они взяли бы и перепутались. Хотя бы промеж себя, в яблонях. Они же семечки одинаковые, "яндыковка" там или "симиренко"... Но семечки одинаковые. .. - не на шутку заволновался Федор. Они б взяли да перепутались. Ведь они откуда знают, какими расти... Яблоня да яблоня. А вот тебе и яблоня...- развел он руками. - Они, выходит... Каждому свое,- уважительно проговорил он. - Все по закону.
Он замолчал, наморщил лоб в страдальческом раздумье, пожаловался жене:
- Не могу докумекать... Ведь все это оттуда идет, матерьял-то,- показал он на землю и гребанул руками.- Корни одинаковое оттуда берут, воду, удобрения всякие. Рядом растут ведь, на одном огороде. Корни-то эти прям переплетаются,сплел он узловатые пальцы рук. - Ты ж ведь садишь по картошке редиску. Тут же укроп, трава всякая. И все одинаково землю сосут. Но вот потом... - задумался он. - Как они все по-своему строят? Тот редиску, тот помидорину. Всяк свое.
- Так уж положено,- мягко сказала жена.
- Положено-то положено... Но как? - изумленно спросил Федор. - Ведь не дурак же я,- похлопал он себя по лбу. - Ведь могу соображать. Как стол, например, делается,- шатнул он стоящий перед собой стол. - Дом, например. Или машина. Сложная техника, а я ее с закрытыми глазами вижу,- зажмурился Федор.Карбюратор, зажигание и прочее. А здесь не соображу,- огорчился он. - Как там все это происходит? Ну, корни... воду, положим, сосут. А дальше?..
Федор закрыл глаза, пытаясь представить длинные, в подземной тьме ветвящиеся корни. Представил. Но дальше башка не варила.
Башка-то не варила, а над землей стояла такая красота.
Он поднялся, в досаде закурил, вышел из кухни. Жена, болея душой и страдая, глядела ему вслед, потом выговорила негромко:
- Не надо бы тебе, Федя, головку натруждать. Она ведь у тебя еще нездоровая. Пожалел бы ее.
- А-а, ерунда,- отозвался Федор.
Но жена твердо знала, что все это не ерунда, а болезнь и горе. И приключилось все это...
Случилось все это нежданно-негаданно. Работал Федор в автоколонне, шоферил. Как-то привез на стройплощадку шифер. Пока разгружали, он стоял, с мужиками беседовал. Тут и случилось. Брус с лесов оборвался. Хороший брус, тридцать шесть на двадцать четыре. И Федору по голове. Добро хоть вскользь задел, а не прямо в лоб ошарашил. Но и вскользь хватило. Брус - не бабья скалка. Увезли Федора в больницу плохого. Первые дни он на ладан дышал. Потом оклемался. Но врачи ему лежать приказали. Лежать и не подниматься. Сотрясение мозга болезнь называлась. Штука серьезная. При ней главное - покой. Иначе можно дураком на всю жизнь сделаться. Пришлось лежать. Больше месяца Федор с кровати не поднимался. Тяжело было, но выдержал. Выписали его здорового. Правда, насчет выпивки предупредили. Чтобы целый год и нюхать забыл. Голова штука серьезная. Федор это понимал и врачей слушался. Слушался, и доктора его не обманули. Чувствовал он себя хорошо, снова за баранкой сидел. Словом, не жаловался.
Но Шура, жена его Шура, иное замечала, нехорошее. Да и не она одна, если честно говорить. Видели и другие. Да и как не увидеть...
Задумала как-то Шура младшей дочери колечко золотое подарить ко дню рождения. От отца с матерью. Обещали ей хорошее колечко достать с камнем. Деньги были. А Федор вдруг на дыбы:
- Зачем?
- Как зачем? - не поняла Шура. - Кольцо... золотое.
- Ну, и зачем ей твое золотое?
- У всех кольцы.
- Не у всех,- ответил Федор. - У меня, например, нет.
Шура лишь руками развела.
- Родной дочери жалеешь?
- Не жалею. А вот зачем, не пойму. У нее же есть кольцо или два, не упомню.
- Э-э-э... - осуждающе протянула жена. - Считака. У людей все руки в золоте.
- А ноги? - спокойно спросил Федор. - На ноги еще никто не надел. Или в чирики не лезут?
- Мелешь несусветное,- отмахнулась жена. - А вот другие отцы...
- Погоди,- остановил се Федор. - Погоди. Я, мать, и вправду пожалел. Я, понимаешь, такую штуку задумал,- доверительно проговорил он.- Большие нам деньги могут понадобиться. Задумал я, мать, за границу поехать,- выложил он и глядел на жену.
- Ку-уда? - изумленно вопросила жена н вдруг понизила голос до шепота и даже пригнулась: - Господь с тобою, Федя... Какая еще граница? Чего ты удумал?
- Не граница, а заграница,- уточнил Федор. - Заграничное путешествие. А чего, мать, прожили мы с тобой всю жизнь и дальше города, толчка да базара и носу не казали. А вот положим... - озорная мысль мелькнула в голове Федора, и он рассмеялся. - Ты помнишь, как в том году в городе мы негра видели, а? Черный такой, страшный? Припомнила?
Шура молча кивнула головой, не понимая, куда муж клонит.
- Ну, вот... Одного увидали - и то чуда какая. Глядели-глядели... А теперь возьмем мы с тобой да поедем в Африку, где все такие черные, как один. Представляешь? Стоим посеред улицы, а вокруг одни черные текут и текут, как тараканы. Вот такой махонький идет, а уже черный донельзи, прям жуковый.
- Дите черное? - не поверила Шура.
- Смоляное,- отрубил Федор.
- Какая беда...
- А мы с тобой стоим и глядим. Понимаешь?
- Фу... Забил ты мне голову, с черными со своими. Во сне они тебе, что ль, привиделись?
- В каком во сне? Я тебе говорю, путевку давай купим и поедем.
- Не плети, плетун... - отмахнулась Шура. - Я тебе в дело говорю...
- Она в дело,- начал терять терпение Федор,- а я вроде так, алялякаю сдуру. Ты вот слухай меня. Африка не Африка, а в Бельгию я поеду. Имеются путевки, я узнавал. Больше никуда пока нет, есть в Бельгию. Вот я и спрашиваю: поедешь ты или мне одному заказывать? Пятьсот рубликов путевка стоит. Мне бы хотелось, чтобы и ты проехалась, тоже свет увидала. Бельгия тоже интересная страна, там король имеется. Болдуин какой-то. Болдуин... - рассмеялся Федор. Балда... Правда что Балда. Вроде уж и думать забыли об этих царях. А здесь на тебе, Болдуин. Поглядеть на него, а? А может, и поговорим. Вполне возможно, он с русскими тоже поговорить захочет, а мы скажем, чего это ты, парень, в короли-то влез?
Шура наконец опамятовалась, все поняла и ударилась в слезы.
Или другое. Читали на работе лекцию о международном положении. Лектор языкатый попался, толково все объяснил: про империалистов, про гонку вооружения. Про нас сказал уклончиво, но вполне понятно: тоже, мол, не дремлем, кое-что есть. Слушали лекцию внимательно. Федор, как и все, сидел, вопросов не задавал. Но когда вышли из красного уголка, задымили, он сказал с горечью:
- Хреновое дело получается.
- Чего? - не поняли его.
- Вот и чего... Никак мирно жить не можем. Заседают, ездят, а все козе под хвост.
- Тебя бы туда,- засмеялся кто-то. - Ты бы враз договорился.
- А чего,- ответил Федор,- и нашел бы что сказать.- Он на минуту задумался и добавил вполне серьезно:- Может, и скажу. В свое время.
- Либо уже зовут? В Москву или подале?
- Вряд ли... - честно признался Федор. - Кое-где не кругло.
- Вот то-то... - добродушно засмеялись вокруг.
Но Федор от своего не отступился.
- Звать нас не зовут. И, видать, не дождемся. Но мы можем и сами прийти,значительно произнес он.- Делаем так. Я лично покупаю путевку в Бельгию. Пятьсот рубликов. - Про Бельгию уже слыхали и потому не удивились. - Приезжаю. Всякие там экскурсии и прочее. Однажды я делаю левый поворот, втихаря. Сажусь в такси и говорю: вали, кореш, в это самое, где они собрались, на конференцию, заседают. Подкатываю...
- Ворота открываются,- продолжили за Федю,- и объявляют: его благородие Федяка Чинегин из Калача, с улицы Демьян Бедный.
Вокруг, конечно, грохнули.
Но Федя не смутился. Он свою линию гнул.
- Не надо про нас объявлять,- скромно сказал он.- Мы без объявления, втихаря. Кое-кому пузырек поставим. Там тоже есть наш брат, который кирнуть не любит. Поставим пузырек, и нас проведут. И вот захожу я,- уверенно шагнул Федя в круг слушателей. - Не пугайтесь! - громко объявил он, вздымая руку. - Я вам ничего плохого. Пару ласковых хочу сказать. Вы тут, конечно, собрались все начальство, у вас образование. А я простой шоферюга, два класса и коридор с братом Митькой на двоих. Но я вам пару ласковых вес же скажу. Я понимаю, государства разные. Мы вроде при социализме. У других - капитализм. Ну, и что из этого? Война-то, война-то зачем? Кому чего мы докажем? Мало воевали?.. А проку? Вы же все здесь сидите, тоже детные, а кое у кого и внуки. Ну, а эта малышня, она в чем виноватая? - с болью проговорил Федор. - Им эта казня за что? Нечего их было и на свет выпускать в таком разе. Да и самим нам какая польза от войны? Худо-бедно, хоть и жалуемся вечно, а сейчас, слава богу, все есть. Босый-голый никто не ходит, и хлебушко обдутый едим. Жить да жить, жить да радоваться,- со вздохом и болью, но как-то по-доброму проговорил Федор, вздымая руку. - Отработал, рыбалить иди, за грибами, книжки читай, козла забей, по хозяйству там, в огороде копошись. Чего еще надо? А вы, я погляжу,погрозил он пальцем своим невидимым собеседникам,- не туда, я гляжу, дорожки топчете, хоть и с образованием. Заседания у вас, конференции, ездите, ездите, каждый день в газетке - то вы приехали, то уехали. Договора какие-то подписываете, чтобы по-мирному все... а толку? Договора подписали, а сами бомбы готовите. Атомная, да водородная, да господи боже мой... А сами-то,разозлился Федор,- два века, что ли, жить собираетесь?! Или думаете по крысиным норам залезть, попрятаться, а Федя, мол, давай воюй! Нехорошо так,укорил Федор,- не по совести.