— Легко сказать, убеди. Сама знаешь, женишок мой за версту брехню чует. Разве только… Может, его еще разок по башке шарахнуть? Как думаешь, Славик?
— Только без насилия! — строго предупредила я кровожадную подружку. — Ты же потом не «отмажешься»! И вообще, ты бы поменьше о греховном-то думала. Господь тебе только-только грехи отпустил.
Подруга фыркнула, но заткнулась, что дало мне возможность хорошенько обдумать план предстоящего мероприятия. Боязно как-то в одиночку следить за отцом Валентином. Если мои предположения верны и он и есть Валет, то становится понятной степень опасности. Не дай бог попасться на глаза этому «батюшке»! Разложит на молекулы!
Ладно, что это я, в самом деле, сама себя запугиваю? Буду крайне осторожна, авось повезет!
Загонять машину на участок я не стала, оставила перед воротами, потому что очень скоро мне предстояла дальняя дорога. Маруська отомкнула дверь, ведущую в дом, и первая вошла внутрь.
— Ого! Здесь, кажется, побывал барабашка! — присвистнула подружка, проникнув на кухню.
— Чебурашка! — передразнила я Маньку.
Однако желание шутить пропало, едва я переступила порог кухни. Посреди обеденного стола стояла огромная корзина с белыми розами. Цветы были потрясающе красивы и распространяли одуряющий аромат. Мы с Маруськой, потрясенные совершенством и красотой букета, буквально приклеились к полу.
— Матерь божья! Это цветы? Розы, да? — простонала Маня, протягивая дрожащую руку к корзине.
— Во всяком случае, точно не рождественская елка.
— А разве у роз бывают такие огромные бутоны?
— Как видишь…
— Заморские, сразу видно. Наши ботаники еще не научились разводить такие шедевры. Но как сюда попало это чудо?
— Игнат, наверное, приволок, — пожала я плечами, впрочем, не особо в это веря.
Такая корзиночка «тянула», по меньшей мере, на две капитанские зарплаты. К тому же мне доподлинно известно — Манькин жених сейчас на пике финансового кризиса: аванс уже кончился, а зарплата еще не начиналась. Маруся говорила, что сегодня утром Игнат выклянчил у нее пятьсот рублей «на дорогу». Уж и не знаю, на чем он собирался ехать на службу, но, судя по сумме займа, на вертолете как минимум. Можно, конечно, предположить, что капитан стал брать взятки. Однако это предположение чересчур абсурдно и так же далеко от реальности, как жаба от принцессы.
— Не говори глупости, Ярослава! Откуда у Игната такие деньги? Это во-первых. А во-вторых, ключи от дачи имеются в единственном экземпляре и находятся они у меня. — Маруська продемонстрировала связку ключей на смешном брелоке в виде пушистого розового зайца. — Следов взлома я не заметила, окна закрыты… Говорю же, барабашка!
На всякий случай я проверила дверной замок. Действительно, никаких признаков того, что кто-то проник в дом при помощи отмычек. Чудеса!
— Эй, Славка, — послышался Манькин радостный вопль, — барабашка-то культурный попался! Гляди, карточку оставил.
Я ринулась обратно на кухню. Подруга вытащила из небольшого нежно-голубого конверта карточку такого же небесного цвета.
— Что там? — нетерпеливо воскликнула я.
— «Прекрасной леди, стремящейся к познанию мира и желающей отыскать философский камень», — прочитала Манька. — Ничего не понимаю! Какие еще камни?
А вот я, кажется, поняла, кто прислал цветы: тот самый Аполлон, который встретился мне на берегу озера. Вспомнив о красавце-мужчине, я смущенно зарделась. Манька это заметила.
— Что такое, Славик? Что это ты краснеешь, как будто нашкодила? — Подруга сузила глаза и подошла ко мне вплотную. — Уж не хочешь ли сказать, что знакома с этим барабашкой и эти цветочки — для тебя?
Глубоко вздохнув, я согласно кивнула и не слишком охотно поведала подруге историю своего утреннего приключения.
— Ух, ты! Ну, прямо как в сказке! — восхищенно протянула Маня. — А этот, Аполлон твой, и правда такой красавец?
— Даже лучше.
— Здорово! Только я не поняла, что за камень ты искала?
— Философский, — еще раз вздохнула я.
— Это как Гарри Поттер? А зачем он тебе? Я имею в виду камень, естественно… Ты бы лучше копье искала. Унеси этот веник отсюда — дышать нечем!
Ворча себе под нос, Маруська приступила к приготовлению изысканного ужина для своего любимого. Мне кажется, она просто позавидовала такому шикарному подарку от незнакомого, в общем-то, мужчины, оттого и злилась.
Дожидаться возвращения Игната со службы я не стала. Он запросто мог заподозрить меня в неискренности и категорически запретить поездку.
Кроме того, могли возникнуть вопросы по поводу корзины роз. Они, конечно, и так возникнут, но лучше уж пусть это произойдет позже, после того как я вернусь с ответственного задания.
А вот ехала я на задание с тяжелым сердцем и мрачными мыслями. На то было несколько причин.
Первое, что меня беспокоило: откуда я стану вести наблюдение? Церковь расположена на обочине довольно оживленной дороги. Не то, чтобы трасса международного значения, но машины шли почти сплошным потоком. Поставить «Фиат» куда-нибудь, откуда церковь была бы хорошо видна, невозможно, как ни старайся. Значит, придется опять оставлять его на штрафной стоянке ГИБДД. Усатый инспектор наверняка нас запомнил, и вторичное появление моей машины может показаться ему подозрительным. Ну, допустим, с этим я как-нибудь разберусь. Теперь другой волнующий фактор: вдруг Чалдон будет встречать Валета? Маловероятно, конечно, потому что Чалдон с коллегами заняты активными поисками нас с Манькой, но полностью исключить вероятность встречи с бандой нельзя.
И, наконец, самое главное. Отец Валентин покидает свое рабочее место в девять часов. В это время еще достаточно светло, а мой автомобильчик — очень приметный. В прошлом году я перекрасила его в ядовито-салатовый цвет, а знакомый парень — в прошлом художник, а ныне — известный мастер-аэрограф — изобразил на капоте… кобру. Каюсь, устроила приятелю грандиозный скандал. Я-то хотела что-нибудь более романтическое! Но горе-художник заявил, что у моей машины именно такой, змеиный, характер. Пришлось смириться с коброй. Не заметит ли отец Валентин столь необычную машину, неотвязно следующую за ним по пятам?
Если первые два момента не слишком сильно меня напрягали, то последний заставлял всерьез беспокоиться о реальности выполнения задуманного и о собственной безопасности. Остается надеяться, что Маруська, не обнаружив меня утром на даче, поднимет тревогу. Хотя вряд ли, ведь я строго-настрого запретила ей это делать. Что ж, придется как-то самой выкручиваться. Как говорил незабвенный Остап Сулейман Берта Мария Берндербей? «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», так, кажется.
— Займемся самообслуживанием, — вслух произнесла я и, приняв такое решение, как ни странно, немного успокоилась.
Оставлять машину на штрафной стоянке ГИБДД не пришлось. Улучив момент, когда в сплошном потоке автомобилей образовался небольшой просвет, я самым наглым образом пересекла сплошную белую линию и, взвизгнув тормозами, остановилась возле автобусной остановки. Разумеется, мое появление не осталось незамеченным: несколько пенсионеров, дожидавшиеся автобуса, высказались на тему распущенности современной молодежи, а те, которые посмелее, и вовсе обозвали меня нехорошими словами. Вступать в диалог с пожилыми гражданами России, наверняка заслужившими покой и уважение, я не стала, потому что их упреки все-таки справедливы. Зато от остановки сквозь кованые ворота дворик церкви очень хорошо просматривался.
Минут десять ничего не происходило. Мне, признаюсь, было очень трудно усидеть на месте — мешал беспокойный характер и неясные предчувствия.
Тут к остановке подъехал автобус. Пенсионеры оживились, образовав галдящие группки возле обеих дверей. Из переполненного нутра общественного транспорта выпали всего два человека: крупная женщина с полуразвалившимся бюстом и с двумя хозяйственными тележками на колесиках, доверху набитыми неизвестно чем. Из одной сумки воинственно торчали острые пики зеленого лука.
— Здрассти… — ехидно произнесла я себе под нос при виде второго пассажира. — Какая волнующая встреча, не так ли, господин Онищенко? А не поздновато ли вы явились с господом общаться? Кажется, сегодня приема уже не будет…
Константин Макарович торопливо проследовал к церкви. Был он трезв, собран и деловит. Мне очень хотелось посмотреть, как Онищенко проникнет в закрытую церковь. Однако никуда проникать он не стал. В нескольких метрах от крыльца Константин Макарович остановился и нетерпеливо огляделся.
— Дядька кого-то ждет, — негромко сказала я. — Уж не батюшку ли?
Как в воду глядела! Отец Валентин, одетый все в ту же черную рясу, появился откуда-то из-за церкви и подошел к Константину Макаровичу. В руках священник держал обычную пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. Отец Валентин что-то терпеливо втолковывал господину Онищенко. Тот внимательно слушал, время от времени смиренно кивая. Эх, много бы я отдала, чтобы узнать, о чем беседует эта парочка! Впрочем, беседа не затянулась. Батюшка передал бутылку Константину Макаровичу и, широко перекрестив его, скрылся на заднем дворе своей церкви.
Сам Онищенко, совсем как Манька сегодня, перекрестился на купола, а затем ходко потрусил к остановке, бережно прижимая к груди заветную бутылочку.
Я пожала плечами:
— Святая вода, наверное. Только зачем она Онищенко? Если верить соседу, то Макарычу впору святую водку покупать…
Тем временем из-за церкви выехала старенькая пыльная «Нива», за рулем которой удалось заметить отца Валентина. Интересно, где он прятал свою карету? Я почему-то во время первого визита ее не заметила.
«Нива» выехала со двора, но, вопреки моим предположениям, направилась не в сторону Москвы, а совсем в противоположную, то есть в область.
— Занятно, — буркнула я себе под нос, выруливая с остановки. За то время, которое я там простояла, собралась новая кучка пенсионеров. Они хоть и были «новыми», но слова, сказанные в мой адрес, были теми же.
Очередной раз помянув приятеля-художника, превратившего мой «Фиат» в произведение искусства, я втиснулась в поток машин, стараясь не попасться в поле зрения батюшки и в то же время не упускать его из виду. Первое время это неплохо получалось. Но когда в Малаховке отец Валентин свернул на проселочную дорогу, я растерялась: уж тут-то он меня наверняка обнаружит! К счастью, следом за батюшкой на эту же дорогу свернул грузовичок «Газель». Правда, были в этом и свои неудобства: из-за «Газели» не было видно «Ниву» отца Валентина. Но стоило только глянуть на клубы пыли перед грузовиком, как становилось ясно, что святой отец по-прежнему рулит впереди.
Но всему хорошему, как водится, очень скоро приходит конец. «Газель» свернула в какой-то переулок, и я осталась один на один с объектом слежки. Сначала, конечно, я испугалась, а потом разозлилась:
— Ну и черт с ним! Может, мне просто по пути? Может, у меня здесь гнездо?! Чего ради прятаться?
Однако отец Валентин, казалось, не обращал никакого внимания на «хвост» и продолжал шкандыбать по кочкам и рытвинам проселочной дороги. Ему хорошо! У него полноприводный внедорожник, а у меня машина совсем не приспособлена к таким вот экстремальным условиям езды. Я всерьез опасалась за подвески и целостность картера, потому на каждой колдобине тихо материлась и призывала на голову священника самые страшные небесные кары.
Мои муки завершились возле высокого, метра в полтора, забора, выкрашенного в зеленый, прямо-таки какой-то жабий цвет. Отец Валентин вышел из машины и, по-хозяйски открыв ключом калитку, вошел во двор.
— Хм… Почему-то мне кажется, что это не Кутузовский проспект, — задумчиво протянула я. — И даже не Рублевка. Может, в гости к кому заехал? Хотя нет, едва ли, очень уж уверенно святой отец вошел, как к себе домой. Уж не перепутала ли бабулька что-нибудь? И что мне теперь делать: ждать или уезжать?
Решив все-таки немного подождать, я загнала машину в соседний переулок. Если отец Валентин надумает уехать, мимо меня никак не проскочит — дорога-то одна!
Совсем скоро мою голову посетила гениальная мысль: а что будет, если я незаметно перелезу через забор и так же незаметно попытаюсь заглянуть в окошки? Идея понравилась, и я немедленно приступила к ее реализации.
Какой-никакой опыт по преодолению препятствий в виде заборов у меня имелся. Только было это в глубоком детстве, когда мы с соседскими ребятами воровали незрелые яблоки в дачном поселке. Диарея потом была страшная, но мы упрямо продолжали опустошать сады несчастных дачников. Но, боюсь, к сегодняшнему дню весь приобретенный опыт был утерян: зеленый забор казался мне непреодолимым. Попытавшись пару раз взять его штурмом и потерпев неудачу, я опечалилась.
— Чего грустишь, сестрица Аленушка? — услышала я молодой веселый голос.
На пыльной дороге стоял парень лет двадцати трех и белозубо улыбался.
— Братец Иванушка любовницу приволок, — соврала я, краснея. — В смысле муж. Хочу его с поличным застукать, да никак через забор перелезть не могу. Помоги, а? Я, конечно, понимаю, мужская солидарность, то да се… Но ведь обидно же! — Я вполне натурально всхлипнула.
Парень с полминуты раздумывал, а потом, к моей радости, согласился. Правда, перед этим он взял с меня обещание, что никакого рукоприкладства с моей стороны не будет.
— Я и так мужику не завидую, — хохотнул борец за право мужчин ходить «налево».
— Ни боже мой! — для убедительности я даже перекрестилась.
Парень поверил, кивнул и подставил мне сложенные вместе ладошки, а в качестве ступеньки предложил использовать его колено. Таким вот образом я вознеслась на верхушку забора. Мой добровольный помощник пожелал удачи и ушел по своим делам. Мне же осталось самое «простое» — спрыгнуть вниз с полутораметровой высоты. Страшно, конечно, но не сидеть же на заборе, как курица на насесте!
— На счет «три» прыгаю, — сказала я сама себе. — Раз, два, три…
Приземление было не совсем удачным. Мне показалось, что от удара о землю мои прекрасные длинные ноги стали короче сантиметров на сорок. С такими короткими ногами быстро ходить невозможно, оттого я, кряхтя и охая, присела на корточки и оглядела вражескую территорию. Ничего особенного! Запущенный сад, трава по пояс, полное отсутствие каких либо огородных культур. Посреди дикой растительности, в основном крапивы и лопухов, стоял кособокий деревянный домик в один этаж.
— Нет, это не Кутузовский проспект, — разочарованно покачала я головой, содрогаясь от предстоящей встречи с крапивой.
Первое окно, в которое я заглянула, принадлежало убогонькой кухне. Ее главным украшением служила белая и чистая четырехконфорочная газовая плита. При взгляде на нее не возникало ощущения, что ею часто пользуются. В кухне никого не оказалось. Через два других окна я увидела просторную комнату, обставленную в стиле «а-ля русская изба начала прошлого века». Даже ходики имелись! И что самое удивительное: они работали. В последнее окошко удалось разглядеть крохотную комнатку, служившую, очевидно, спальней. Чудесным образом в ней уместился шкаф, узенькая кровать и книжная полка. Странно, но присутствия людей в доме я не обнаружила, хотя и видела собственными глазами, как отец Валентин вошел на участок. Может быть, он в какой-нибудь хозяйственной пристройке? Оглядевшись, я вынуждена была констатировать, что никаких пристроек здесь не имелось. Разве только туалет. Но дверь деревянной будочки была распахнута настежь. Это давало возможность убедиться в отсутствии внутри кого бы то ни было. Впрочем, буквально через секунду я заметила добротный гараж. Его ворота выходили на соседнюю улицу, поскольку сам дом являлся угловым. Но, насколько я могла судить, в гараже никого не было: дверь закрыта, а изнутри не доносилось ни звука.
— А где же святой отец? — шепотом удивилась я.
Ответом послужил внезапный грохот, раздавшийся из гаража и заставивший меня рухнуть в густые заросли крапивы. Ее «пиявки» мгновенно впились в оголенные участки тела, но я мужественно терпела укусы этого вредного растения. Подобная самоотверженность воздалась мне сторицей: из гаража через неприметную дверцу вышел отец Валентин. Но боже мой! Тип, открывавший сейчас ворота, вовсе не был отцом Валентином! Вернее, лицо-то его, но… Дорогой костюм тысячи за две долларов, дорогие ботинки! Это, к сожалению, все, что мне удалось разглядеть с моего НП. Но все равно — было отчего впасть в столбняк!