— Тщетны все соперника усилья — все равно орлы расправят крылья!
Вижу маму, она стоит в дверях, прижимает руку ко рту — то ли плачет, то ли смеется, — но глаза смотрят весело, так что я знаю, на самом деле она радуется с нами.
— Вперед, орлы, вперед! К победе прямиком!
Тут Ронни и Джейк убирают руки с моих плеч, и мы снова принимаемся показывать буквы руками и ногами.
— И! Г! Л! З! Иглз!
Мы все раскраснелись, папа тяжело дышит, но нам ужасно весело, а я в первый раз чувствую себя по-настоящему дома.
Мама ставит еду на раскладные столики, и игра начинается.
— Мне нельзя алкоголь, — говорю я, когда мама приносит «Будвайзер».
— Во время матча «Иглз» выпить пива можно, — возражает отец.
Мама с улыбкой пожимает плечами и передает мне бутылку холодного пива. Спрашиваю у брата и Ронни, почему на них футболки не с Баскеттом, ведь Баскетт круче всех, а они говорят, что «Иглз» удалось заполучить Донте Столлворта и теперь Донте Столлворт круче всех. Раз уж на мне футболка Баскетта, я настаиваю, что Баскетт все равно круче.
— Посмотрим, — самоуверенно отвечает Джейк, а отец презрительно присвистывает сквозь зубы.
Удивительно слышать от брата такое: это же он подарил мне футболку Баскетта и сам уверял, что круче Баскетта никого нет, всего две недели назад.
Мама смотрит матч с волнением: знает, если «Иглз» проиграют, отец потом всю неделю будет ходить в плохом настроении и часто орать на нее. Ронни и Джейк обмениваются сведениями о разных игроках, то и дело утыкаются в свои мобильные телефоны, следя за обновлениями новостей про матчи и спортсменов: они играют в виртуальный футбол, это такая компьютерная игра, в которой получаешь очки за то, что выбираешь игроков, которые зарабатывают тачдауны и набирают ярды. Время от времени я поглядываю на отца — убедиться, что мое ликование и возгласы не проходят незамеченными. Я же понимаю, что он согласен сидеть в одной комнате со своим психически больным сыном, только если я буду как следует болеть за «Иглз». Вообще приятно вот так сидеть и смотреть футбол вместе с отцом, хоть он меня и ненавидит, а я до сих пор не простил его за то, что он тогда на чердаке пнул меня и ударил по лицу.
«Хьюстон тексанс» открывают счет, и папа разражается руганью — так громко, что мама даже выходит из комнаты, сказав, что принесет еще пива, а Ронни сидит, уставившись в экран, и притворяется, что ничего не слышит.
— Да прикрывайте же наконец, защитники хреновы! В заднице ваша задняя линия, за что вам деньги платят! Это же «Тексанс», а не далласовские сопляки! Гребаные «Тексанс»! Мать вашу за ногу!
— Пап, успокойся, — говорит Джейк. — Мы поняли.
Мама приносит пиво, и какое-то время отец сидит молча, отхлебывая из бутылки. Но когда у Макнабба перехватывают пас, папа тычет пальцем в экран телевизора и ругается еще громче, называя Макнабба такими словами, от которых мой друг Дэнни пришел бы в бешенство, — он считает, что только чернокожие могут говорить о себе так.
К счастью, Донте Столлворт и вправду показывает класс: после того как Макнабб пасует ему, «Иглз» вырываются вперед, папа замолкает и снова улыбается.
В перерыве Джейку удается уговорить отца поиграть с нами в мячик. Мы вчетвером выходим и начинаем пасовать друг другу через улицу. К нам присоединяются сосед с сыном. Пацану, наверное, не больше десяти, у него силенок не хватает, чтоб дать нормальный обратный пас со своего места, но на нем зеленая футболка, поэтому мы снова и снова кидаем ему мяч. Мелкий ни разу его не ловит, но мы все равно подбадриваем его и радуемся. Он улыбается во весь рот, а его отец благодарно кивает всякий раз, когда пересекается с кем-нибудь из нас взглядом.
Мы с Джейком стоим дальше всего друг от друга, обмениваемся длинными пасами через всю улицу — часто приходится даже отбегать назад, чтобы поймать мяч. И мы не теряем ни одной передачи, потому что мы настоящие спортсмены.
Отец в основном просто стоит рядом, попивая пиво, но несколько раз мы делаем на него несложные пасы. Он ловит мяч одной рукой и перебрасывает его из-за спины Ронни, который стоит к отцу ближе всех. У Ронни слабые руки, но мы с Джейком не обращаем на это внимания, ведь он наш друг, мы все в зеленом, солнце светит, «Иглз» выигрывают, мы досыта наелись отменной горячей пищи и напились ледяного пива, так что, в общем-то, совершенно не важно, уступает нам Ронни в силе и ловкости или нет.
Когда мама объявляет, что перерыв почти закончился, Джейк подбегает к мальчишке, вскидывает руки и кричит:
— А-а-а-а-а!
Спустя секунду к нему присоединяется и сосед. До мелкого доходит не сразу, но потом он тоже поднимает руки и кричит вместе с нами, а после мы все вместе скандируем название любимой команды, показывая каждую букву руками и ногами, — и разбегаемся по гостиным.
Во второй половине матча Донте Столлворт продолжает демонстрировать класс, набирая почти сто пятьдесят ярдов и зарабатывая один тачдаун. Баскетту вовсе не посылают приличных передач, так что на его счету ни одного пойманного мяча. Однако меня это совсем не расстраивает, так как в конце игры происходит кое-что удивительное.
«Иглз» выигрывают со счетом 24:10, и мы встаем, чтобы хором спеть командный гимн, как и полагается по случаю победы «Птичек» в матче регулярного чемпионата. Брат обнимает меня и Ронни.
— Пап, давай иди к нам, — подбадривает он отца.
Тот немного пьян от пива и так воодушевлен победой — а также тем, что Макнабб в сумме заработал более трехсот ярдов, — что встает, присоединяется к нашему тесному кружку и кладет руку мне на плечи. Я чуть не подпрыгиваю от удивления не потому, что не люблю, когда ко мне прикасаются, а просто отец не обнимал меня уже много лет. От тепла и тяжести его руки я наполняюсь радостью, и, пока мы поем гимн, а потом выкрикиваем название нашей команды, показывая каждую букву, я замечаю, что мама вышла из кухни, где мыла посуду, и смотрит на нас. Она улыбается мне, но снова плачет, и, не переставая петь, кричать, показывать, я все задаюсь вопросом: почему?
Джейк спрашивает Ронни, не подвезти ли домой, тот отказывается:
— Нет, спасибо. Хэнк Баскетт меня проводит.
— В смысле, я? — Они называли меня так всю игру, поэтому догадываюсь, что речь идет обо мне.
— Ага, — отвечает Ронни, и мы выходим, захватив мячик.
Дойдя до Найтс-парка, принимаемся бросать мяч. Дистанция всего двадцать футов, ведь у Ронни слабые руки, и после пары передач мой друг осведомляется, что я думаю о Тиффани.
— Ничего, — говорю. — Я вообще о ней не думаю. А что?
— Вероника мне сказала, что Тиффани бегает вместе с тобой. Это так?
— Ну да, — отвечаю я, принимая неуклюжий пас от Ронни. — Как-то странно это. Она как-то узнает, когда я бегаю, ну и всякое такое, — добавляю и делаю безупречную крученую передачу, в точку сразу над правым плечом Ронни, чтобы он мог поймать мяч на бегу.
Он не поворачивается.
И не бежит.
Мяч пролетает мимо.
Ронни поднимает мяч и трусит на свое место.
— Тиффани странноватая, — продолжает он. — Пэт, ты понимаешь, что я подразумеваю под словом «странноватая»?
Я принимаю еще более неуклюжий пас, нацеленный мне в правую коленку.
— Думаю, да. — Мне понятно, что Тиффани отличается от большинства девушек, но мне понятно также, что значит находиться в разлуке со своим любимым человеком, а вот Ронни этого как раз не понимает. Так что я уточняю: — Странноватая в каком смысле? Как я?
Его лицо вытягивается.
— Нет… Я не имел в виду… Ну, просто она ходит к психотерапевту…
— Я тоже.
— Знаю, но…
— То есть я странный, потому что посещаю психотерапевта?
— Да нет же. Дай мне сказать, не перебивай. Я пытаюсь быть тебе другом!
Ронни подходит ко мне, а я упорно смотрю под ноги. Я вовсе не хочу слушать, как он изворачивается, потому что это единственный друг, который у меня остался после психушки, к тому же сегодня был замечательный день, «Иглз» выиграли, отец меня обнял и…
— Я знаю, что ты водил Тиффани ужинать, это прекрасно. Возможно, каждому из вас нужен друг, переживший потерю близкого человека и понимающий, что это такое.
Мне не нравится, что он говорит о «потере» применительно к нам обоим, как будто я потерял Никки насовсем, ведь это вовсе не так, у нас сейчас просто время порознь. Но вслух я ничего не говорю, и он продолжает.
— Послушай, — говорит мне Ронни, — я хочу рассказать, почему Тиффани уволили с работы.
— Меня это не касается.
— Касается, если ты и дальше собираешься ужинать с ней. Так вот, ты должен знать, что…
И Ронни рассказывает, как, по его мнению, Тиффани лишилась своей работы, и сразу становится понятно, что он предубежден. Точно так же эту историю рассказывал бы доктор Тимберс, упирая на так называемые факты и совершенно игнорируя то, что при этом происходило у Тиффани в голове. Ронни пересказывает все, что писали в своих докладных ее коллеги, что начальник рассказал ее родителям и что ее психотерапевт с тех пор рассказал Веронике — той поручено помогать Тиффани с лечением, и поэтому она должна еженедельно созваниваться с психотерапевтом, — и совсем ничего не говорит мне про то, что думала или чувствовала сама Тиффани: про ужасные переживания, противоречивые порывы и ощущение безысходности, — про все то, что отличает ее от Ронни и Вероники, у которых есть они сами, и дочка Эмили, и хороший доход, и дом, и всякие другие вещи, благодаря которым люди не называют их странноватыми. Самое удивительное, что Ронни выкладывает мне это по-дружески, словно пытается уберечь от Тиффани, словно знает гораздо больше о таких вещах. Можно подумать, это не я провел несколько месяцев в психлечебнице. Он не понимает Тиффани и уж совершенно точно не понимает меня, но я не сержусь на него, я же стараюсь проявлять доброту, а не доказывать всем подряд, что я прав, чтобы Никки смогла снова полюбить меня, когда время порознь закончится.
— Я тебе все это рассказываю не для того, чтобы ты плохо думал о ней или сплетничал, просто будь осторожней, хорошо? — заканчивает он, и я киваю. — Ну, мне пора, Вероника ждет. Может, заскочу на недельке, потренируемся вместе. Как идейка?
Снова киваю и смотрю, как он бодро шагает прочь с видом человека, выполнившего свою миссию. Ясно как день: Вероника отпустила его смотреть матч только потому, что хотела, чтобы он поговорил со мной о Тиффани. Может, она даже решила, что я воспользовался состоянием ее сестры-нимфоманки. От такой догадки я прихожу в бешенство и, не успев даже подумать об этом, уже звоню в дверь Вебстеров.
— Да? — На пороге стоит мать Тиффани.
Она выглядит старше своих лет, седая, и на ней теплое вязаное пальто, хотя еще только сентябрь, а она не на улице.
— Могу я поговорить с Тиффани?
— Вы друг Ронни? Пэт Пиплз?
Ограничиваюсь кивком: миссис Вебстер прекрасно знает, кто я такой.
— Могу я поинтересоваться, что вам нужно от нашей дочери?
— Кто там? — слышится голос отца Тиффани.
— Это друг Ронни, Пэт Пиплз! — отзывается миссис Вебстер. Она снова поворачивается ко мне. — Так что вам нужно от Тиффани?
Опускаю глаза на футбольный мяч, который все еще держу в руке.
— Хотел предложить ей в мячик поиграть. Погода чудесная. Может, она будет не прочь подышать свежим воздухом в парке?
— В мячик поиграть?
Я поднимаю руку с обручальным кольцом, чтобы доказать, что я вовсе не собираюсь спать с ее дочерью.
— Видите, я женат. Всего лишь хочу быть Тиффани другом.
Миссис Вебстер, похоже, удивлена. Разве это не то, что она хотела услышать?
— Обойдите дом и постучите в заднюю дверь, — говорит она наконец.
Я стучусь в заднюю дверь, но никто не открывает.
Стучусь еще три раза и ухожу.
Пройдено уже полпарка, когда сзади доносится шорох. Оборачиваюсь: Тиффани стремительно приближается ко мне, на ней розовый спортивный костюм из ткани, которая шуршит при ходьбе. Когда она оказывается в пяти футах от меня, бросаю мяч — легкий пас, в самый раз для девчонок, — но она отступает в сторону, и мяч падает на землю.
— Зачем приходил? — спрашивает Тиффани.
— Хотел мячиком поперекидываться.
— Ненавижу футбол. Я же тебе говорила, нет?
Раз она не хочет играть в мяч, решаю спросить прямо:
— Зачем ты следуешь за мной, когда я бегаю?
— Честно?
— Да.
Тиффани прищуривается, отчего ее лицо становится злым.
— Я тебя изучаю.
— Что?
— Сказала же: я тебя изучаю.
— Зачем?
— Чтобы понять, достаточно ли ты силен.
— Силен для чего?
— Еще я оцениваю, — продолжает она, не обращая внимания на мой вопрос, — твою дисциплинированность, выносливость, то, как ты справляешься с умственным напряжением, твое упорство и стойкость в неопределенной ситуации, а также…
— Но зачем?
— Этого я пока не могу сказать.
— Почему?
— Потому что еще не закончила изучать.
Она поворачивается, я иду вслед, мимо пруда, через пешеходный мостик. Мы вместе выходим из парка, и никто из нас больше не произносит ни слова.
Она ведет меня по Хаддон-авеню, мимо новых магазинов и шикарных ресторанов, мимо пешеходов, подростков на скейтбордах, мужчин, которые, завидев мою зеленую футболку, останавливаются, вскидывают кулаки и кричат: «„Иглз“, вперед!»
Тиффани сворачивает с Хаддон-авеню и петляет между домами, пока мы не оказываемся перед домом моих родителей. Тут она останавливается и наконец прерывает молчание, длившееся почти час:
— Твоя команда выиграла?
— Двадцать четыре — десять, — киваю.
— Клево тебе, — отвечает Тиффани и уходит прочь.
Лучший в мире психотерапевт
Утром в понедельник после победы «Иглз» над «Тексанс» происходит нечто занятное. Я в подвале, делаю упражнения на растяжку, и вдруг ко мне заглядывает отец — в первый раз с тех пор, как я вернулся домой.
— Пэт?
Встаю и поворачиваюсь к нему. Он замер на последней ступеньке лестницы, как будто боится сделать еще шаг и вступить на мою территорию.
— Да, пап?
— Ого, сколько у тебя тут железа!
Ничего на это не отвечаю, думая, что он наверняка страшно сердился на маму, когда она купила мне целый спортзал.
— Тут сегодня хорошо про «Иглз» написали. — Он протягивает мне спортивные страницы из «Курьер пост» и «Филадельфия инквайерер». — Я встал пораньше и уже все прочел. По твоим вчерашним комментариям во время матча я понял, что ты не всех игроков знаешь, ну я и подумал: может, тебе охота последить за новостями в этом сезоне, раз ты вернулся домой и?.. В общем, я просто буду оставлять газеты на верхней ступеньке.
Я слишком потрясен, чтобы что-то сказать или пошевелиться, ведь отец забирал спортивные страницы с собой на работу с самого нашего с Джейком детства. Брат все время ссорился с ним из-за этого, просил хотя бы приносить страницы обратно домой, чтобы мы тоже могли почитать, когда закончим с уроками. Но отец всегда уходил из дому еще до того, как мы просыпались, и никогда не возвращал газеты — говорил, что забыл их на работе или потерял. В конце концов Джейк сам подписался на газеты, когда впервые устроился на работу — раскладывать товар по полкам в местном супермаркете «Биг фудс», — и с той поры каждое утро перед школой мы читали спортивные разделы. Ему было двенадцать, мне — тринадцать.
Делаю триста подъемов корпуса на «Стомак-мастере-6000» и только потом разрешаю себе встать и взять страницы со ступеньки. Мышцы живота горят и дергаются, а я с тревогой думаю: вдруг отец просто решил сыграть со мной злую шутку и на самом деле положил развлекательные или кулинарные разделы? Однако, встав и подойдя к лестнице, я убеждаюсь, что папа оставил именно их — спортивные страницы обеих газет.
Приходит время утреннего приема лекарств, я иду на кухню и застаю маму за приготовлением яичницы. Моя тарелка на столе, а рядышком на салфетке выложены пять таблеток.
— Смотри, — показываю маме газеты.
— Это что, спортивные страницы? — отвлекается она от шипящей сковородки.