Друг твой уже здоров, и скоро полдень.
----------------------------------------------------------------------
[1] Спенсер, Спиноза, Ницше, Штейнер, Кант, Швейцер
КНИГА ВОСЬМАЯ
ТУПИК
Необразованные люди отнюдь не лишены ума и сметливости, когда речь идет о них самих или о том, что рядом, но они неспособны к отвлеченному. Все для них - под рукою, а не у края небес.
Хэзлитт
Глава 1
Два максималиста
Гуляя под вечер на лугу, Джон увидел Виртуса, который был очень бледен и едва волочил ноги.
- Ты ходишь? - вскричал Джон. - Ты прозрел?
- Да, - тихо ответил Виртус. - Кажется, прозрел, - и он, тяжело дыша, оперся о посох.
- Тебе плохо? - спросил Джон.
- Я еще не окреп. Ничего, сейчас отдышусь.
- Присядем, - сказал Джон. - Отдохнешь, и пойдем к дому.
- Я туда не пойду.
- Не пойдешь? Но ты еще не можешь идти дальше!
- Да, не могу. Однако я должен идти.
- Куда же? Неужели ты надеешься перебраться через Ущелье? Неужели ты не поверил мистеру Мудру?
- Верю. Потому и ухожу.
- Нет, постой, - сказал Джон. - Объясни, в чем дело.
- Разве ты не слышал? - спросил Виртус, как бы теряя терпение. Помнишь, что он говорил о правилах?
- Конечно, - отвечал Джон.
- Ну вот, он вернул их мне. Этой -загадки больше нет. Правила надо выполнять, как я и думал.
- И что же?
- Неужели ты не понимаешь, что из этого следует? Вспомни, правилам противилась моя тленная, здешняя природа. Значит, правила не велят оставаться здесь. Вот этот "я", нынешний "я" - враг мне истинному. Если Хозяин - это Дух, то по cю сторону Ущелья и есть черная яма.
- Как раз наоборот, - сказал Джон. - Скорей этот мир - замок Хозяина. Все - в Его сознании, значит - все благо. Вспомни: красота мира - лишь видимость, но мир от этого еще прекрасней. Согласен, правила есть, слушаться их нужно. Теперь я сильнее в это верю, но следовать им мне... ну, легче, что ли. Или проще.
- Что ты говоришь! - вскричал Виртус. - Куда труднее! А я-то, дурак, думал, что есть невинные радости! Словно хоть что-то невинно для нас, если сама наша жизнь - падение!
- Виртус, какая странная мысль! Мистер Мудр научил меня другому. Я как раз думал, сколько во мне еще пуританского. Ведь природа - отражение Единого, и глупейшее из наших удовольствий так же нужно Ему, как высокий подвиг. Я вижу теперь, что в Абсолюте просветляется любое пламя, даже плотская страсть.
- Можно ли оправдать даже самую скудную, самую простую еду?
- В сущности, Лирия права...
- Этот Лют гораздо умнее, чем кажется...
- Конечно, кожа у нее темновата. Но разве не все цвета входят в спектр?
- Разве каждый цвет - не плод разложения сияющей белизны?
- То, что мы зовем злом - лишь составная часть добра. Даже самый тяжкий наш грех...
- То, что мы зовем праведностью - просто мерзость. Ты глуп, Джон, и я от тебя уйду. Я удалюсь в горы, где ветер холоднее, земля тверже и тяжелее жизнь. Мне еще придется побыть частицей темной тучи, застилающей свет, но я постараюсь, чтобы эта частица стала почти прозрачной. Пусть тело мое искупает грех жизни. Самый строгий пост, ночные бдения...
- Ты сошел с ума? - вскричал Джон.
- Я исцелился, - отвечал Виртус. - Что ты смотришь на меня? Я знаю, что бледен и тяжело дышу. Тем лучше! Болезнь выше здоровья, ибо она хоть немного приближает к Духу.
- Зачем нам уходить из этой милой долины? - начал Джон, но Виртус прервал его.
- Нам? Я тебя не зову. Не тебе спать на терниях и питаться акридами.
- Неужели ты хочешь покинуть меня? - спросил Джон.
Виртус громко хихикнул.
- Дружба, привязанность, как их там - это самые крепкие цепи. Они держат нас здесь. Только дурак, умерщвляя плоть, даст пировать душе. Надо отдать не какие-то радости, а все!
Он встал пошатываясь, и направился к Северу. Раза два он чуть не упал. Одной рукой он держался за бок, словно ему было больно.
- Зачем ты идешь за мной? - сказал он. - Уходи.
Джон остановился, испугавшись его голоса; и снова побрел за ним. Наконец Виртус поднял
камень.
- Уходи! - крикнул он. - Я и сам себе враг, кто же мне ты?
Джон пригнулся, камень в него не попал, и я увидел, как они идут один за другим, и Виртус иногда кричит и швыряет камни. Наконец расстояние между ними стало таким, что ни камень, ни голос не могли одолеть его.
Глава 2
Джон не может вернуться
И Джон увидел, что долина стала уже, края ее - круче, расщелина - шире. Собственно, он шел по узкой полосе, как бы по выступу в глубине Ущелья.
Наконец дорогу эту перегородил кусок скалы. Виртус стал карабкаться вверх, тяжело дыша (теперь Джон был к нему ближе). Как-то раз он чуть не упал (Джон увидел кровь на скалах), но полез дальше и вскоре выпрямился, отирая пот. Постояв немного, он что-то крикнул и покатил вниз валун; когда же грохот утих, Виртуса не было видно.
Джон опустился на камень. Трава здесь росла скудно - такую траву любят овцы, - долина исчезла из вида, и Джону очень хотелось вернуться. Он был смущен и опечален, и боялся снова встретить обезумевшего друга.
"Отдохну, - думал он, - и пойду обратно. Доживу жизнь, как смогу". И тут кто-то окликнул его. Оттуда, где недавно стоял Виртус, спускался человек.
- Твой друг уже там, - сказал он. - Может, и ты поднимешься?
- Он сошел с ума, - сказал Джон.
- Не больше, чем ты, - сказал человек, - и не меньше. Оба вы исцелитесь, если будете держаться вместе.
- Мне не вскарабкаться на скалу, - сказал Джон.
- Я дам тебе руку, - сказал человек, подошел поближе и протянул руку. И Джон побледнел, и голова у него закружилась.
- Сейчас или никогда, - сказал человек. И Джон стиснул зубы, и схватил его руку, и задрожал, но вырваться не мог, да и были они так высоко, что один бы он не вернулся. Наконец Джон упал ничком в траву, а когда он отдышался, человека нигде не было.
Глава 3
Джон забывает о себе
Джон огляделся и задрожал. О том, чтобы спуститься, не могло быть и речи. "Однако и удружил он мне!" - подумал Джон. Над ним громоздились какие-то скалы, а лежал он на небольшом выступе, поросшем травою. Сердце у него упало, но он постарался вспомнить наставления мистера Мудра. "Это я сам, - сказал он себе, - я сам, Великий Дух, веду меня, раба. Какое мне дело, упадет этот раб или нет? Не он реален, а я... я... Я!" Однако он ощущал себя столь непохожим на Вечного Духа, что никак не мог называть его местоимением первого лица. "Ему-то что! - продолжал Джон, - а вот помог бы мне!.. Помог бы, а? Помоги, помоги, помоги!"
И только он произнес (кстати, вслух) эти слова, как новый ужас охватил его. Он вскочил, дрожа еще сильнее.
- Да я молюсь! - крикнул он. - Опять этот Хозяин! Опять эта яма, и правила, и рабство! Меня поймали! Кто мог подумать, что старые пауки сплетут такую тонкую сеть?
Этого он вынести не мог, и тут же сказал себе, что выразился иносказательно. Даже мистер Мудр признавал, что Матушка и управители являют истину в картинках. Без метафор не обойдешься. "Главное, - думал он, помнить, что это метафоры, и не более того".
Глава 4
Джон обретает голос
Мысль эта утешила его, и он - и решительно, и робко - отправился вдоль по выступу. Узкие места сильно пугали его, и вскоре он понял, что не может ступить и шагу, не думая об Абсолюте, которого так почитает мистер Мудр. Иначе воля его не слушалась; лишь из этого необъятного сосуда он черпал хоть какое-то мужество. Он твердил себе, что, собственно, он сам и есть Абсолют, но не весь, и сейчас обращается к той, другой Его части. Естественно, что ее он называет на "ты". Метафора, конечно... то есть, не только метафора... Ни в коем случае нельзя это путать с мифическим Хозяином... Как об этом ни думай, все будет не совсем то.
И тут с Джоном случилось нечто странное - он запел. Песню его я запомнил не всю, но начиналась она словами:
"Услышь мой крик, послушай мою мольбу! От конца земли взываю к тебе в унынии сердца моего:
Возведи меня на скалу, для меня недосягаемую... [1]
И слова эти придумал он сам.
Услышав себя, он испугался еще больше. День склонялся к вечеру, на узком выступе стало почти темно.
Глава 5
Сколько стоят пища и питье
Джону было страшно, и очень хотелось есть, и очень хотелось пить. И мне приснилось, что к нему подошел человек и сказал:
- Ночь ты проведешь тут, но я принес тебе хлеба, а в десяти шагах бьет родник. Доползи до него.
- Я не знаю вашего имени, - отвечал Джон, - и не вижу лица, но я благодарю вас. Не поедите ли и вы со мной?
- Я не голоден, - сказал человек. - Сейчас я уйду, только дам тебе совет. Выбирай: или то, или это.
- Что вы хотите сказать?
- Ты остаешься жив лишь потому, что молишь и просишь кого-то, называя его разными именами. А сам себе ты твердишь, что это - просто метафоры.
- Я ошибся?
- Может, и нет. Но играй честно: если Его помощь - не метафора, не считай метафорой и правила. Если Он отвечает на твой зов, значит, Он может говорить и Сам, без просьб. Если ты вправе к Нему воззвать, и Он вправе обратиться к тебе.
- Кажется, я понял. Вы хотите сказать, что я - не свой, что надо мною все же есть Хозяин?
- Пусть так. Чем же это плохо? Ты слышал от Мудра, что правила - и твои, и не твои. Разве ты не собирался выполнять их? А если собирался, тебе же лучше, если Кто-то поможет.
- Да, - сказал Джон. - Кажется, вы меня поймали. Наверное, я все же не собирался выполнять их... или не всегда... или не до конца. Но в каком-то смысле собирался. Знаете, когда занозишь палец, и хочешь вынуть занозу, и боишься. Совсем другое дело - пойти к доктору, чтобы он вынул ее, когда ему вздумается.
Человек засмеялся.
- Вижу, ты хорошо меня понял, - сказал он. - Главное, вынь занозу.
И снова ушел.
Глава 6
Поймали!
Джон легко отыскал родник и, напившись, присел поесть. Хлеб был пресноват, и вкус его показался Джону знакомым. Он так устал, что почти и не думал о недавней беседе. Слова незнакомца лежали на дне его души холодным комком, но в голове мелькали Виртус, утесы, скалы, забота о завтрашнем дне, а больше всего - радость от того, что он сыт и может никуда не идти. И он крепко заснул.
Утром он вскочил в неописуемом страхе. Синее небо стерегло его, скалы ограждали, словно стены темницы, тропа указывала единственный путь. Хозяин настиг его и заполнил мир всплошную. Он распоряжался, Он приказывал, и уйти от Него нельзя было даже на краю света, что там - даже за этим краем! Значит, и впрямь, все - это Он, а ты снова в рабстве, тебя не оставят в покое, тебе не положено ни одного своего угла. И Джону показалось, что он крошечное насекомое, которое поймал и рассматривает в лупу великан.
Однако он умылся, и попил воды, и пошел вперед. Шел он целый день, хлеб придал ему силы. Смотрел он вбок, на отвесный склон, чтобы не взглянуть вниз, и много думал. Он думал о том, что надо будет проститься с островом, ибо даже если такое место существует, нельзя тратить душу на поиски. Но это его не очень опечалило - он тосковал теперь скорее по Кому-то, а не по чему-то. Утешал он себя и тем, что Хозяин, конечно, совсем не такой, как говорили управители, поскольку человек не может создать Его правильный образ.
Глава 7
Отшельник
Джон услышал негромкий звон, и взглянул, и увидел часовенку в пещере, и отшельника по имени Историй, такого худого и старого, что руки его были прозрачны.
- Зайди ко мне, сын мой, - сказал отшельник, - и поешь, и попей, а тогда продолжай свой путь.
Джону было отрадно услышать человеческий голос среди этих скал, и он вошел в пещеру. Отшельник дал ему воды и хлеба, а сам только выпил немного вина.
- Куда ты идешь, сын мой? - спросил он.
- Мне кажется, отец, я иду, куда не хочу, - отвечал Джон, - ибо искал я остров, а нашел Хозяина.
Отшельник смотрел на него, то ли кивая, то ли трясясь от старости.
- Снобы правы, - продолжал Джон, как бы думая вслух, - и бледные братья правы, миру не утолить моей жажды, и остров - одно мечтание. Но я забыл, отец, что ты не знаешь этих людей.
- Я знаю всю страну, - сказал отшельник. - Где они живут?
- К Северу от дороги. Снобы - на земле Маммона и Духа Времени, бледные - перед самыми горами, в Краю Твердолобых.
- Я бывал там нередко в молодые годы. Скажи мне, держатся ли они своих прежних обычаев?
- Каких же именно?
- Смотря по тому, кто на чьей земле. Когда свернешь с дороги к Северу, по правую руку будут Маммон и этот Дух, и еще кое-кто, а по левую, у самых гор, две девицы, как же их звали... ах, да, Спесильда и Профанна. Девицы эти вводили у себя странные обычаи. Многих тамошних жителей я перевидел - и стоиков, и манихеев, и спартанцев, многих. То они вздумают, что есть вредно; то их няньки, выливая воду, выбрасывают и младенца; то они увидят лисицу без хвоста и рубят хвосты собакам, лошадям и коровам. Помню, никак не могли решить, что же отрубить людям, пока один не догадался отрезать всем носы.