— Посмотрите на фюзеляж, сколько у меня пробоин!
— В воздухе прозевал, а на земле петухом ходишь! Какой же ты после этого летчик?! Да еще истребитель! — резко оборвал его Адонкин и тут же пояснил: — Умелый воздушный боец не должен быть мишенью для врага. Сражаться надо так, чтобы огонь противника не коснулся твоей машины. Конечно, в бою всякое бывает… Но тогда огорчаться надо, даже стыдиться и уж во всяком случае не гордиться, не хвастаться!
После следующего боевого вылета молодой летчик поспешил к Адонкину:
— Ни одной пробоины, товарищ капитан!
— Молодец! И дальше так действуй!
«А вот сейчас… у самого…»
— Следы вражеских пуль на боевой машине отнюдь не украшают летчика-истребителя, — расстроенно произнес Василий Адонкин. — Это ложка дегтя в бочке меда.
Он серьезно огорчен. Мы понимаем, что Василий прав, но нам хочется его успокоить. Но, несмотря на все попытки, у нас ничего не получается.
* * *
— Море — не суша, оно не прощает ошибок, здесь не спасет ни парашют, ни удачная вынужденная посадка. Вот почему к морским летчикам предъявляются повышенные требования. Самолет надо знать как пять пальцев и чувствовать его, как собственное тело, — не раз напоминал молодым пилотам капитан Василий Адонкин.
В сущности Адонкин повторял известные истины. Но в устах прославленного североморского аса эти истины звучали особенно убедительно: обладая всеми качествами, необходимыми морскому летчику, Адонкин всегда возвращался с победой. В бою он зорко следил не только за маневром врага, но и за каждой своей машиной. Внимательно наблюдая за воздушным пространством, Адонкин всегда вел свой самолет так, чтобы в доли секунды увидеть все вокруг и успеть принять правильное решение. Поэтому линии, которые он прочерчивал в небе над Баренцевым морем, никогда не были прямыми. Но ничего общего не было в них с путаными зигзагами машин, бросавшихся из стороны в сторону.
Однажды он спокойно и уверенно сражался один против трех «мессершмиттов». Вражеские истребители вдруг поспешно бросились в разные стороны. Казалось, в этот момент каждый из них является легкой добычей для советского летчика. Но Адонкин никогда не поддавался на такую «удочку». И сейчас он сразу верно оценил обстановку: два «мессершмитта» намеренно стараются отвлечь внимание, в то время как третий готовится внезапно напасть на него с задней полусферы. Предупреждая атаку фашистского летчика, Адонкин первым открыл пулеметный огонь, стреляя короткими очередями. Василий ни на одно мгновение не забывал, что за ним с разных сторон охотятся еще два вражеских истребителя.
Заметив их приближение, Адонкин энергично развернул свою машину и пошел им навстречу. Те начали удирать, снижаясь и расходясь в разные стороны. Момент для внезапной атаки, казалось, самый выгодный: Адонкин имел запас высоты и скорости. И все-таки атака была очень опасна: один из самолетов противника находился сзади. Достаточно было Адонкину увлечься погоней и потерять высоту, как его самолет стал бы легкой добычей для врага. Адонкин был все время начеку, и, как только «мессер» потерял скорость, советский летчик молниеносно обрушился на него. Пикируя почти отвесно, он приблизился к противнику и в упор открыл огонь. Черная полоса дыма прочертила небо, и «мессер» врезался в сопки. Увидев это, оставшиеся «мессеры» форсировали двигатели до отказа и скоро скрылись из глаз.
Те, кто видел этот бой, долго вспоминали искусную боевую тактику Василия Адонкина, его смелость и высокое летное мастерство.
На другой день капитан Адонкин сопровождал на бомбежку вражеского аэродрома наши пикирующие бомбардировщики. Уже совсем близко у цели Адонкин обнаружил двух «мессеров», летевших в юго-западном направлении. Подобная «беспечность» противника заставила Адонкина насторожиться. Особенно подозрительным показалось ему, что истребители врага появились в тот момент, когда советские бомбардировщики находились уже в районе аэродрома.
«Неспроста это. Тут какая-то хитрость, — подумал Адонкин. — Надо внимательно следить за обстановкой в воздухе».
Вскоре он заметил, что группа «мессеров» готовится с задней полусферы атаковать наши бомбардировщики. Расчет гитлеровцев был прост: советские истребители, заметив в стороне двух «мессеров», естественно, обрушатся на них, отвлекутся от сопровождаемых ими самолетов, и те останутся без прикрытия.
Вместе со своим ведомым Адонкин погнал фашистов на запад. Но нельзя увлекаться преследованием: в воздушном океане могут находиться и другие вражеские машины.
«Атакуя одного, помни, что в воздухе есть и другие самолеты врага» — это правило Адонкин никогда не забывал. Поэтому он поспешно набрал высоту. Такая предосторожность и на этот раз оказалась единственно правильным решением: над фашистским аэродромом действительно барражировали четыре пары истребителей.
— В воздухе восьмерка «Мессершмиттов-109», — передал Адонкин по радио своим ведомым. — Не выпускать их из поля зрения!
Осмотрительность, постоянно напоминал новичкам капитан Адонкин, важнейший закон для летчиков. Но этого одного недостаточно. Можно отлично видеть машину врага и не сбить ее. Только сочетая осмотрительность, маневр и огонь, можно добиться победы в воздушных боях. Исключительно важно заметить противника первым. Тогда можно выбрать неожиданный для врага маневр, обеспечивающий вероятность попадания, и уверенно, метко вести огонь с наиболее выгодной дистанции.
Не удивительно, что в воздушных боях с фашистами побеждал всегда Адонкин. Главной его боевой задачей было прикрытие транспортов, кораблей, наземных войск и аэродромов базирования.
Каждый боевой вылет Героя Советского Союза Василия Адонкина был настоящим воинским подвигом. В каждом бою он искал новые тактические приемы.
* * *
В жаркий августовский день капитан Адонкин вместе со своими боевыми друзьями сопровождал группу бомбардировщиков, совершавших налет на аэродром противника. Налет был настолько неожиданным для врага, что фашистские зенитки открыли заградительный огонь только тогда, когда наши бомбы легли точно на цель: загорелись самолеты, складские помещения, аэродромное оборудование.
На свой аэродром истребители возвращались не только без потерь, но и не побывав в бою; они везли обратно неизрасходованные боеприпасы. Это серьезно огорчало Адонкина…
В порту Петсамо у причала стоял торпедный катер. Заманчивая цель! Адонкин вместе с ведомым спикировал и выпустил несколько пулеметных очередей. Над катером взметнулись языки пламени.
В тот же день Адонкин слетал еще и в разведку. Небо было ясное, золотой солнечный диск висел над горизонтом.
В районе Варде Адонкин сделал разворот и пошел курсом на северо-запад. Вскоре далеко в море он обнаружил гитлеровский транспорт, сопровождаемый кораблями охранения. Транспорт направлялся в порт Киркенес. Не теряя времени, Адонкин развернул свой самолет на юг, чтобы остаться для врага незамеченным, и тут же вызвал по радио группу наших торпедоносцев, которые в сопровождении истребителей вылетели в указанный квадрат для уничтожения вражеских кораблей.
* * *
Наконец наступила короткая передышка, и снова мы слушаем песни Василия Адонкина.
Однажды — никогда не забуду этот день! — Василий был в особенном ударе. Таким мы его еще не видели: он заразительно-весело смеялся, шутил… А как он пел тогда! Вместе с нами Василия слушала молоденькая медсестра Лида. Она улыбалась его шуткам, а когда он пел, не сводила с него восторженных, чуть раскосых глаз.
Василий вдруг неожиданно запел новую, но уже сильно полюбившуюся нам песню о встрече «с единственной в мире девушкой». О разлуке, о будущем свидании… Бледное лицо Лиды порозовело, она вся преобразилась, похорошела, ее волнение передалось и нам.
Боевая тревога прервала песню. Через несколько минут мы поднялись в воздух, чтобы прикрыть с воздуха наши наземные войска. Видимость была великолепной. Но мы летели к линии фронта так высоко, что внизу фигуры бойцов сливались с темно-серым фоном гранита и скал.
Выполнив боевое задание, Василий Адонкин вместе с друзьями возвращался на аэродром бреющим полетом. Под крылом мелькали сопки, ущелья, окопы, блиндажи, землянки нашей морской пехоты.
— Вы сегодня допоете нам песню о девушке, товарищ капитан? — обратился в столовой к Адонкину молодой летчик.
Тот, бросив короткое «нет», торопливо ушел.
Юноша растерянно посмотрел ему вслед. Капитан всегда такой приветливый и доброжелательный. Что с ним?
Ничего не подозревая, вечером мы окружили Василия и начали просить его спеть. В ответ он отрицательно покачал головой, а выражение лица у него было такое, что никто не решался спросить почему.
На следующий день Василий сам объяснил:
— Не обижайтесь, друзья! Петь больше не буду… Не могу. Сердце щемит. Мы, летчики, хотя и знаем, что происходит на земле во время боя и после боя, но редко видим тех, кто отдал жизнь за Родину… Вчера я летел на бреющем… Видел павших. Тяжело, так тяжело…
До конца войны Василий не спел ни одной песни.
Секрет побед
Поздно вечером весной 1956 года я возвращался домой после теплой встречи с рабочими одного из московских заводов. Состояние радостной приподнятости, взволнованности не покидало меня: рабочие жадно слушали мои рассказы о боевых делах, о героических подвигах летчиков-североморцев в суровые годы войны.
И вот сейчас в автобусе, который спешил в Новые Черемушки, я вспоминал об этом.
Неожиданно негромкий женский голос назвал мою фамилию. Я обернулся. Пожилая женщина смущенно смотрела на меня.
Я узнал ее: это — вахтер подъезда, где живут мои хорошие знакомые.
— Здравствуйте, Анастасия Ивановна! — приветствовал я ее.
Прерывающимся от волнения голосом она тихо сказала:
— Оказывается, вы с племянником моим Пашей Орловым вместе воевали. Я только вчера в журнале прочла. Собиралась разыскать вас, чтоб поговорить с вами, попросить подробнее рассказать о Паше. Он ведь приемный сын мне, Паша-то… Шести лет ему не было, как моя сестра — его мать умерла, и я взяла его к себе.
На другой день вечером Анастасия Ивановна пришла ко мне домой. Беседа наша затянулась далеко за полночь. Я подарил Анастасии Ивановне сохранившиеся у меня фотографии капитана Орлова.
Гостья ушла, а я сидел и вспоминал Павла Орлова. В моих ушах все еще звучал голос Анастасии Ивановны: «Рос парнишечка белоголовый, смышленый, геройского-то в нем вроде ничего и не было. Но поозорничать маленько любил. Возраст, видно, такой, малолетком остался без матери. Постарше стал — остепенился. Любили мы его очень…»
И мы, летчики, любили Павла Орлова. Любили и уважали. Помню, как будто это вчера было. Вот он, медлительный, большеголовый, широкоплечий, идет неуклюже, вразвалку. Но в воздухе Павел преображался. Опытные летчики восхищались его смелыми, мастерскими полетами. Казалось, что он и родился летчиком.
И вот теперь, много лет спустя, я узнал, что путь Паши в авиацию был совсем нелегким.
Мальчишкой он начал работать в сапожной мастерской.
— Старайся! Станешь хорошим мастером — сам сыт будешь и семью прокормишь, — говорил ему отец.
И Паша старался. Любую работу выполнял добросовестно, и его постоянно за это хвалили. Но профессия сапожника была ему не по душе.
В 1935 году прозвучал призыв — стране нужны 150 тысяч летчиков! Павел Орлов стал учлетом Московского аэроклуба. Упорно, настойчиво овладевал летным мастерством. Окончив аэроклуб, он понял: летать — его призвание.
В воздушных боях с врагом Павел всегда мысленно повторял наказ Бориса Сафонова — своего командира:
«Помни: враг бежит, если ты смело нападаешь, презирая смерть, если ты не знаешь другой цели, кроме одной — победить!»
И Орлов побеждал. Его атаки были дерзкими. Неожиданный маневр, трезвый расчет, решительность, хладнокровие — этим отличался Орлов в бою. Суровое небо Заполярья с его постоянными снежными зарядами, штормами, тяжелыми облаками, густыми туманами закалило боевого летчика.
Зато на земле он был мягок, добродушен. И особенно внимательно, как старший брат, заботился о новичках. Те не раз обращались к нему за советами по вопросам, не имеющим никакого отношения к летной службе. И по-видимому, Павел Орлов умел на них отвечать — молодежь всегда тянулась к нему.
…В один из июльских дней группа истребителей под командованием гвардии капитана Орлова сопровождала наши торпедоносцы, которые должны были нанести удар по вражескому каравану, находившемуся в районе Киркенеса. Низкая облачность благоприятствовала внезапному налету торпедоносцев.
Развернувшись со стороны моря к фашистскому каравану, летчики-сафоновцы обнаружили группу прикрытия в составе восьми «Мессершмиттов-109».
Стена шквального огня из зенитных орудий и пулеметов с кораблей врага преградила путь нашим самолетам.
Павел Орлов принял дерзкое решение и скомандовал:
— Разогнать воздушный патруль противника.
Увлекая за собой ведомых, он искусно прорвался через огненное кольцо зенитного огня.
Зенитки забили еще свирепей. Но наши летчики уже атаковали фашистские машины. Они наносили им удар за ударом.
Храбро и умело дрался ведомый старший лейтенант Виктор Максимович. Навязав противнику воздушный бой, он бил пулеметными очередями по «мессершмитту». Тот пытался уйти, но напрасно. Максимович преследовал его до тех пор, пока вражеский самолет, охваченный пламенем, не упал в море.
Не выдержав дружной атаки советских истребителей, фашисты попытались спрятаться в облаках. Но и там их достал огонь наших пулеметов.
А торпедоносцы тем временем всю силу своего оружия обрушили на вражеский караван. Два транспорта пошли ко дну.
Осматриваясь вокруг, не грозит ли опасность торпедоносцам, капитан Орлов заметил «мессершмитт», летевший почти над самой поверхностью моря. Он разгадал маневр фашиста: тот выжидал удобный момент, чтобы внезапно атаковать торпедоносцы. Тогда, не обращая внимания на завесу пулеметного огня, Орлов спикировал вниз, а следом за ним — Максимович. Молнией пронеслись они над транспортом и кораблями охранения и на бреющем полете догнали врага. «Мессеру» не дали возможности набрать высоту. И как фашист ни ухищрялся, а Павел Орлов через несколько секунд зашел ему в хвост. Короткие очереди в упор — и еще один стервятник отправился на морское дно.
Выполнив боевое задание, летчики без потерь вернулись на свой аэродром.
* * *
…Это произошло уже зимой. За нашими транспортами, которые направлялись в Мурманск, погнались три десятка фашистских бомбардировщиков. На перехват вылетели советские истребители.
Пробив толстый слой облаков, Павел Орлов сразу же увидел трех «Хейнкелей-111». Количественное превосходство врага не смутило его. Смелой атакой он заставил фашистов свернуть с боевого курса.
«Хейнкели», нарушив строй, поспешно и беспорядочно сбросили бомбы и попытались удрать на запад. Но Орлов уже зашел в хвост одной из вражеских машин и пулеметными очередями поджег ее. «Хейнкель» врезался в воду вблизи нашего каравана.
Израсходовав весь боеприпас, Орлов решил вернуться на свой аэродром, но в этот момент увидел, что, маскируясь слоисто-кучевыми облаками, к каравану приближается группа «юнкерсов». Бомбовый груз мог вот-вот обрушиться на наши транспорты.
Зенитная артиллерия кораблей охранения открыла огонь. Вражеские машины, немного уклонившись от прежнего маршрута, приближались к цели. Орлов знал: ни одна бомба не должна упасть на транспорты. Патронов у него не было, оставался один выход — идти в лобовую атаку.
Позже он рассказывал товарищам:
— Я был уверен: враг не устоит перед лобовой атакой. В ней обычно выдерживает тот, у кого крепче нервы. У гитлеровцев сдали нервы: они отвернули в сторону, бесприцельно сбросив бомбы. Исход воздушного сражения всегда решает инициатива, наступательный дух, стремление победить во что бы то ни стало. Самое сильное и грозное оружие — воля к победе. И тот, кто владеет этим оружием, всегда будет победителем. Герой Советского Союза Павел Иванович Орлов за свою короткую фронтовую жизнь сбил двенадцать фашистских самолетов. Он погиб весной 1943 года, защищая родное советское небо. Мы потеряли не только великолепного мастера-летчика, но и чудесного, задушевного друга.