Ляпнуть-то я ляпнул, а сам застремался! Я тоже слыхал в новостях на четвертом канале, что вот, мол, победят коммунары, тогда снова-здорово: гестапо, там, ну и вся фишка по полной программе.
Я-то знаю, вас ис дас коммунизм. У меня полная энциклопедия на кассете имеется. Все эти красноперые (вроде Проди там, Кьямбретти, Бертинотти, Дини, Оккетто, клоуна этого Паоло Росси, Чампи, Д'Алемы, Берлингуэра, Санторо и еще, может, той дикторки с третьего канала) — это тебе не оливкины дети, эти кого хошь затопчут на выборах. Вот тогда сливай воду, туши свет.
Перво-наперво накроется телик. Кина станут крутить тока о России. Вместо нормальной одежи понацепим серые презервативы. Ровняйсь — смирно!
Народ враз с винтов съедет. Гавкать друг на дружку будут, как отморозки. Дас ист коммунизм — зашибись!
— Микеле (48 лет, Дева, это я), — сказала жена, натягивая мне гондон с базиликом за 12.000. — Ну, чё ты начинаешь на ровном месте!
— И то верно, женушка (мы перевенчались в 1980, во Виареджо), — отозвался я и сделал телик погромче. — Много эти сосунки понимают. У них все мозги — из теленовостей. А в новостях одни заявы кидают про всяких там понтярщиков. Короче, пора уже прикрыть эту лавочку...
Тут Паоло снял с себя наушники от плейера и
Вчера вечером, на ночь глядя, мой сынуля Паоло меня загасил.
Мы, как водится, были вместе. Ну, семья и семья, таких у нас в Италии тринадцать на дюжину. Средний класс, правые взгляды. Смотрели себе киношку из порнокиоска на проспекте Буэнос-Айрес. Не будь я начеку, когда кассету брал, ей-ей, застукал бы меня Джакометти из полиции нравов: он как раз мимо проезжал. Сзади ко мне пристроилась женушка, спереди Адзурра, а снизу — Паоло (под Адзуррой). Тут-то Адзурра возьми да и вякни насчет политики.
В моем доме о политике ни-ни.
Я, между прочим, в католической семье вырос. Так что с этим делом у нас строго. И голосовал я всегда за своих, за правых. А то.
И вдруг — на тебе: выходит, родной мой сынулька коммунякой заделался, типа, я не знаю, Леонкавалло. Ну, его и понесло.
Да так, что вскочил мой наследничек Паоло на кровати и заревел благим матом:
— Харэ уже горбатого лепить! Расцветайте, яблони и груши!
И ну распевать что есть мочи. Потом выхватил невесть откуда серп и оттяпал мне башку напрочь. А сам горлопанит — оливочников поносит, стоит в чем мать родила и поносит. А в другой руке — молоток тут как тут. Ну, он этим молотком мамане рожу-то всю и разворотил. И вопит себе, заливается:
— Вот это по-нашему, вот теперь все пучком, вот вам и призрак бродит по Европ
«Потрясный мир, как пляшущие Spice»
и другие мифомодерновые байки
Видеокаталог «Италия»
Привет, это Альдо Нове, душевный писатель.
Я написал рассказ. Вот он. Теперь все могут запросто его прочесть. Чем плохо? Мой рассказ про то, как три часа кряду я балдел перед теликом. Это по плечу каждому, у кого есть 20.000 лир и кто готов пустить их в дело. 20.000 лир — цена журнала, которым торгуют у входа в миланское метро (с ноября). Так что можно и потратиться. Я потратился. И купил
После финансовых новостей возникал здоровущий такой эклер. За ним — блондинкина хлеборезка, в которую блондинка и закладывала эклер. Я был на седьмом небе и уже не прыгал по каналам. Утром, на лабораторной по физике, морды лиц у парней были перевернутые. Ночью все, как один, смотрели про голощелок. Неделя целиком уходила на ожидание секса в оттяжку. А еще по субботам запустили телевидение из Варезе. Там было порно, а главное, фильмец «Канкан», который все время повторяли.
Помню, настроил я как-то телик на Телерепортер. Поздно было, часа два ночи, порнуху должны уже были завести, но почему-то не завели. На экране ничегошеньки не было, кроме белых точечек, их еще снежинками называют, а сверху такие темные полосы шли. Вся ночь тогда зависла на пустом канале. Я держал бойца в руке и чуть не плакал. Я спрашивал себя, какой смысл дальше жить, и все крутил и крутил красные колесики настройки, прыгая в три ночи от колдуна из Комо и телемагазина, где запаривали складную стремянку, к фильмону с Бомболо. Все без толку: ни тебе Чиччолининой пипки, ни попки Мэрлин Джесс (актерка такая), ну просто полное кидалово. А минуты и часы знай себе утикивали. Но вот ближе к четырем вроде как мелькнули пухлюще-краснющие губки, в моем, стало быть, вкусе. Только видно было — ну никак. Бросил я крутить колесики и плотно уже продрочил, разглядев что-то типа минета. После дрочки настроил телик, гляжу, а это аукцион ковров.
Теперь мне двадцать семь, и я хозяин жизни. Все уже по-другому. Я знаю, как подсуетиться в этом насосанном ёбществе. Я вижу все лохмушки, какие захочу. И они делают все, что я хочу. По телику. Хоть в четверг днем, хоть в воскресенье утром, а не эксклюзивно по пятницам, как тогда, когда я был несчастным задохликом и Телерепортер вертел мной, как куклой.
Теперь я иду в киоск на проспекте Буэнос-Айрес, там еще киоскер в майке с надписью Private, сердцем в форме яиц и мохнатым сейфом внутри. Я обозреваю все кассы, корольки, корыта, костянки, котлованы и кунки на футлярах сказочных видеокассет нашего времени.
Есть кассеты по говняной части. Видел я одну такую, «Кака-Клуб №6» называется. Там эти говноёбки, которых дерут до усёру. Правда, здесь уже перебор. Если с этого начинать, неизвестно, до чего дойдешь. Наверное, до ширялова. Короче, эти дела для переборщиков. Ну, разве иногда так прокрутишь одну-другую. Быват.
Есть и такие, где типки отсасывают ламам или харятся форелью. На «Animal Fantasies №3» какой-то брюхан качает борова, пока его швабру в огороде покрывает овчарка.
А есть еще кассеты для факультатива по истории. Такие порнобылины. Напр., «Sex Total Год 1919». Там уже типки делают отсосную станцию одному хорьку с виду вроде голого Гитлера. Типки елозят пердилками с дикой скоростью, как в немом кино. Эта кассета чего-то у меня совсем не пошла.
Ну, а самые-то пучковые видения — это нарезка. Там уже просто отвальные типары вовсю припадают к кормушке и заглатывают струхню до распоследней капли. Как в «Private Magazine Berth Milton Production». Каждый месяц новый сборник. Уходит со свистом. Народ в отключе. Поди, плохо на сон-то грядущий залукать нарезочку с чувством там, с толком да расстановкой?
Внутри киоска нас вечно столько, что не протолкнуться. Мы смотрим на эти волшебные фильмаки и решаем, какой взять, чтобы реально уже разрядиться. Я-то знаю, что иные чувачки трясут родилку прямо так — по напридумкам. Бобов на кассеты не наскребут. Я таким не завидую.
Как выбрал нужную кассету, возвращаешь старые, а за новую вносишь всего двадцатник. Это, понятно, левые дела, но мне как-то параллельно. Так хоть я самое-рассамое засмотрю, напр., Драгиксу, которая сразу с двумя, или там Лидию Шанель, которую пропахивают в пятую точку.
Беру я пару-тройку кассет, шмаляю одну за другой две синенькие MS и на метро до дома. Народу и невдомек, что у меня в сумке дюжина сосок, которые порются — первый класс. У меня на виду.
Сажусь в вагон, а у самого бояки играют. Что, если выйдет как в марте? Я тогда взял «Magic Orgies 4 hours». He видно ни вот столько. С настройкой возиться беспонтовый вариант. Так иногда забрезжит что-то: то ли копилка, то ли коленка. 180.000 — это шестая часть моей зряплаты. Когда выпадают такие плюшки, просто все опускается. Короче, в тот вечер я вмазал полбанки Мартына и тихо отбился.
Ладно, проехали. Вышла тут со мной еще одна фенька. Сейчас перетру. Об ней вся и телега. Слушай сюда. Она того стоит. За нее я отстегнул двадцатник.
Стою я в киоске на проспекте Буэнос-Айрес и вижу на третьей полке справа кассету. На задке у нее надпись: Видеокаталог 1995. Вроде простенькая такая, никаких тебе стволов в антифэйсах. Зелененький супер — и все дела.
Вынул я ее и вижу на передке опять же надпись Видеокаталог 1995, помимо, значит, ста названий Rabbit Home Video Rocco Siffredi Production «Лолита Прекрасная», 180 минут.
Ну, возвращаю я киоскеру в майке Private кассету «Euro Porno Anal Blomm» (с Табатой Кэш), плачу двадцатник и дую домой с Видеокаталогом 1995. Прихожу и загружаю его в видак.
А видак у меня, между прочим, Mitsubishi HS-МХ II!
Система — крутняк, с пультом, двухскоростным повтором и паузой.
Перед самым там приходом ставлю на первую замедленную. Потом, когда типка уже слизывает, врубаю вторую, черепашью. А если видно капли, стекающие в едало, давлю на паузу. Правда, тут надо быть на стреме: через 30 сек. видак отключается, и тут же выскакивает канал, который был снизу.
Вот так засматриваю я однажды кончиту прямо в шнобель Кей Нобель, рыжей такой шведки-котлетки, как вдруг соскакивает мой видюшник и откуда ни возьмись появляется Папа, который толкает про Югославию, что типа пора уже положить конец и пр. А я-то уже свой конец точно положить не могу. Так вот и кончил, глядя на Папин отмороженный пятак. В другой раз все что угодно, только не это.
Марта Руссо
Я — та самая девушка, которая год не сходила с газетных страниц. Я — фотография, которую видели все. Я — последнее сообщение, которого так ждали. Я была в центре всеобщего внимания. Я надолго запомнилась людям.
Я осталась нераскрытым преступлением.
Каждый день я занимала ваши мысли. Постольку-поскольку. Вы интересовались мной. Вы интересовались моей головой. Тем, что у меня там внутри. Тем, кто заложил это внутрь меня. Тем зарядом, который в какой-то момент заложил в мою голову тот, кто вошел в нее, тот, кто вошел в мою голову. Он раздробился на кусочки и раскрошил кусочек моего мозга.
Я просто шла, а потом раз — и все.
Потом — металлический стук крови. Моя жизнь стала хроникой, вы читаете ее, моя смерть. Как нежный цветок, я сникла без единого стона.
Меня зовут Марта Руссо.
Я учусь на юрфаке. Я иду. Я закрытое дело. Так решил помощник прокурора.
Я девушка Луки.
Супервубинда 195
Я тело на асфальте.
Я собравшаяся толпа.
Я звук выстрела.
Я еще жива.
Меня везут в больницу.
Я героиня телеинтервью с Лаурой Гримальди. Я нескончаемый гул. Я то, чего не видел никто. Я в закрытом боксе. Я у всех на устах, я во всех новостях, я в программах передач, в интервью и речах, я в бегущей строке. Я нераскрытое дело. Я объект работы 80 полицейских, я санкция на прослушивание 70 телефонов и установку десятка жучков, я призыв к гражданам оказывать содействие компетентным органам. Я напоминаю журналистам дело Симонетты Чезарони. Я предмет дискуссии о гарантиях гражданских свобод. Я слова, которые вы читаете. Я сайт, который можно найти, если набрать в поиске marta+russo. Я в Сети. Я громкое дело. Я главное действующее лицо журналистского расследования Коррадо Ауджаса. Я была обнаружена служащим фирмы по уборке помещений. Я крики в подворотне. Я вызываю меньше эмоций, чем Альфредино Рампи. Я девять страниц до раздела «Спорт». Я напечатана перед репортажем о военной операции в Неаполе. Я 128 интервью, 122.000.000 интерактивных опросов. Я доставлена в Policlinico. Я привожу в отчаяние Луку, который прерывает тишину и говорит, что мы могли бы сделать так много, но не сделали, что он провел со мной два чудесных года. Я сестра Тицианы Руссо, которая дала интервью журналу «Oggi» и сказала, что, когда мне было пять лет, наш отец записал меня в секцию фехтования. Я дочь мастера спорта по рапире.
Я стала темой диссертации по статистике одной аспирантки с Юга. Я безмолвная смерть, в которой обвинили двух лаборантов с кафедры Философии права: Сальваторе Ферраро и Джованни Скаттоне. Я приговор СМИ Сальваторе Ферраро и Джованни Скаттоне. Я интервью с Иоландой Риччи в «Corriere della Sera» 11 июля 1997. Я взбудораженная коллективная совесть. Я умственное коварство ускользающей мотивировки. Я обзор печати. Я двое парней, выбежавших со стороны кафедры Политических наук сразу после убийства. Я бесконечный поток резолюций и судебных слушаний.
Я умерла после четырехчасового пребывания в коме. 12 мая прошлого года. В 22 часа.
Я ордер на арест завкафедрой Философии права Бруно Романо, обвиненного лаборанткой кафедры Марией Кьярой Липари в сокрытии виновников этого преступления. Я ордер на арест сотрудников университета, в котором меня убили, Марии Урилли и Маурицио Бащу, обвиненных в даче ложных показаний. Я героиня песенки, записанной Сальваторе Феррари в его записной книжке, которую предъявили суду в качестве вещественного доказательства. Я та, чье имя привлекло внимание к списку женщин, найденному в доме Джованни Скаттоне: напротив каждого имени было помечено название нижнего белья.
Я баллистическая экспертиза, проведенная криминалистами.
Я невосполнимая пустота.
Я лакомый кусок для ненасытных читателей.
Я ваш лакомый кусок.
Я заметка в хронике; изо дня в день заметка все короче и короче.
Я главная причина, толкнувшая Сальваторе Ферраро на самоубийство. Я сюжет для будущего фильма. Я переполох в редакции: вот-вот поднесут две колонки. Я подследственный, взятый под стражу, в расчете на то, что он сознается. Я беспокойная тень цивилизованной страны. Я судебное дело, закрытое в один миг, а затем признанное судебной ошибкой. Я череда невинных людей, преданных позору. Я так и не состоявшаяся реабилитация.
Будь я жива, я бы работала на телефоне доверия.
Будь я жива, я бы продолжала учиться.