– Вы к кому? Вы, наверно, ошиблись? – Я по-прежнему изменяла не только голос, но и интонацию.
– Мы не ошибаемся. Ольга, открывай по-хорошему!
– Какая Ольга? – не сдавалась я.
– Открывай, не тяни резину.
Я сейчас позвоню в полицию! – Я блефовала, потому что в квартире не было телефона. Звони куда хочешь, только не забывай, что к этой квартире не подведен телефонный провод, – словно разъяренный жеребец, заржал Лев.
– Тогда я выйду на балкон и начну звать на помощь. Мне обязательно помогут.
– Только погромче ори, чтобы приехал полицейский наряд и доставил тебя в тюрьму, потому что у тебя нет ни имени, ни родины! У тебя нет даже никаких бумаг, а здесь, как и везде, нет бумаг, значит, нет человека. Без бумажки ты какашка. А девку твою отдадут в приют, из которого мы ее обязательно заберем Можешь не сомневаться. У нас есть связи и деньги.
– Ну и сволочь ты, Лев, – обреченно произнесла я своим голосом. – Ну ты и сволочь!
– Давай не будем выяснять отношения через дверь. Пусти нас в квартиру, и мы подробно обо всем поговорим.
– Ага, нашел дуру! Утром я поеду в Российское посольство и подробно расскажу нашему послу обо всем, что со мною произошло. А еще я расскажу про тебя и твоих друзей. Так что в американскую тюрьму придется садиться тебе. Она уже давно по тебе плачет. Понял?!
– Не понял. Ты и из подъезда-то не выйдешь.
Поняв, что у меня может начаться истерика, я припала к двери и заголосила:
– Левушка, я тебе все прощаю… Будь другом, убирайся к чертовой матери вместе со своими братками! Я вас не знала и знать не хочу. Давайте разойдемся миром, вы забудете про меня и мою дочь, а я забуду про ваше существование без всяких претензий.
– Как это без претензий?!
– А какие ко мне претензии? – почти задыхаясь, спросила я.
– Их слишком много! Если ты прямо сейчас отваливаешь нам полтинник баксов, то мы на все закрываем глаза и забываем о том, что ты топчешь эту землю.
– Сколько?
– Полтинник баксов. Ровно столько стоит твоя свобода.
– Пятьдесят долларов?
– Пятьдесят тысяч, дура!
У меня пересохло во рту и потемнело в глазах.
– Ты что, совсем спятил?
– А ты думала, тебе всегда халява будет: халява, милочка, закончилась. Пришло время расплачиваться по счетам.
– По каким еще счетам?
– По обыкновенным. Тебя сюда наша фирма со всеми удобствами за своей счет доставила… – начал было Лев, но я зло перебила его:
– Да какая, к черту, фирма?! Вы жалкая кучка бандитов, торговцев живым товаром!!!
Лев не придал значения моим словам и продолжил:
– В мотеле на халяву жила, жрала, сколько хотела и что хотела! В клинику тебя возили! Это мы все вбиваем в наши расходы. За твоего ребенка нам покупашка тридцатку баксов заплатил, а ребенка так и не получил. Приходится неустойку оплачивать.
– Да вы, гады, хотели моего ребенка продать на органы! – чуть было не разрыдалась я.
– А тебя вообще не должно интересовать то, что мы сделаем с твоим ребенком. Ты хотела его продать, а мы хотели этому поспособствовать. Его дальнейшая судьба должна быть тебе просто по барабану. До балды, короче…
– Как это не интересовать? Это же мой ребенок!
– Это уже не твой ребенок, а наш. За него с нас теперь клиент деньги требует. Так что давай или полтинник баксов, или своего ребенка.
– Не получите ни того, ни другого.
На лестничной клетке открылась соседская дверь, выглянула пожилая женщина. Посмотрев сонным взглядом, она спросила их о чем-то и громко зевнула. Лев ей что-то ответил. Их диалог продлился около пяти минут. Как только старушка исчезла за порогом своей квартиры, громко хлопнув дверью, Лев проговорил уже более суровым голосом:
– Давай открывай, а то уже соседи потихоньку начали высовываться. Лишнее внимание нам ни к чему.
Так это же хорошо! Сейчас соседи начнут не только высовываться, но и вызовут полицию.
– Не откроешь, мы взломаем дверь…
– На вашем месте я бы не стала этого делать. Если соседи реагируют так только на то, что вы тут стоите, то представьте, что будет, если вы начнете ломать дверь.
– Хорош базарить!
– Ну так и проваливайте, если хорош, – с трудом проговорила я и почувствовала укол в сердце.
Ударив по двери кулаком, Лев посмотрел на братков и злобно усмехнулся:
– Ну что, придется немного у дома подежурить. Эта сука без еды долго не протянет. Немного поголодает, и сама нам своего выродка вынесет.
– А может, мы все-таки дверь того? – спросил браток с тупым лицом.
– Да эта старая карга нас уже просекла, – произнес Лев недовольным голосом. – Наверное, к двери припала и подслушивает. Скоро будет светать. День подождем. Если Ольга из дома не выйдет, следующей ночью придется брать хату штурмом, только тихо и осторожно, чтобы не привлечь внимание посторонних.
Припав к двери, Лев процедил сквозь зубы:
– Послушай, дура бестолковая, мы будем стоять у подъезда до тех пор, пока ты не сдохнешь в этой квартире. Как загнанная крыса. Или мы просто выберем момент и взломаем дверь. Если ты одумаешься, выйди на балкон и махни нам рукой. Мы забираем у тебя ребенка и гарантируем твою неприкосновенность. А это значит, что ты получаешь свою десятку баксов, мы посадим тебя в самолет и пожелаем мягкой посадки. Подумай хорошенько. Если ты не сдашься добровольно, исход будет плачевный, даже трагический. Ты же мечтала вернуться на родину с деньгами и начать новую жизнь! Пожалуйста, мы сделаем это. Мы всегда играем по правилам.
– Я хочу вернуться на родину со своей дочерью, – с трудом сдерживая рыдания, сказала я. – Если бы вы посадили меня в самолет вместе с дочкой… Я бы всю жизнь работала и все до копеечки вам отдала…
– У тебя только один выход. Подумай, но знай, каждая минута работает против тебя.
Мужчины направились к лифту и исчезли из поля зрения. Я села на пол и разрыдалась.
Начало светать. Я собралась с силами и подошла к окну. Прямо напротив моего балкона стояла машина, за рулем которой сидел Лев. Он смотрел прямо на меня и разговаривал по мобильному телефону… Проснулась и заплакала дочка. Я дала ей грудь, но молока не было. Я давила свою грудь, массировала соски, но так и не смогла выдавить ни капли. Видно, молоко перегорело из-за всех моих страшных потрясений. Достав полупустую и уже последнюю банку смеси, я принялась разводить ее водой и приговаривать, глотая слезы:
Дремлет папа на диване,
Дремлет мама у стола,
Дремлют наволочки в ванне,
Дина тоже спать легла.
Я взяла дочку на руки и стала кормить. Она удовлетворенно засопела.
– Динуля, много не ешь, – словно в бреду говорила я и с ужасом смотрела на то, как дочка доканчивает бутылочку. – Господи, ну оставь на следующий раз – Видимо, Динулька хорошо проголодалась, она выпила все содержимое бутылочки, откинула головку и сладко уснула. Я положила ее на диван, погладила беззащитное личико и прошептала:
– Родная моя девочка, спи. Я никому тебя не отдам. Это я тебе обещаю.
Когда совсем рассвело, я вновь подошла к окну. Машина была на том же "месте. Мне показалось, что мужчины смотрят на меня в упор. Но это и не важно. Важно то, что у меня нет малейшей возможности не только дойти до посольства но и просто выйти из подъезда.
– Господи, ну отъедьте, – шептала я, как помешанная, и кусала уже и без того ободранные губы.
Постояв около десяти минут, я отошла от окна, закрыла глаза и заплакала. Мне было совершенно безразлично, что холодильник пуст, но меня охватывал дикий ужас от того, что закончилось детское питание и мне нечем накормить свою малышку. Я даже не могла себе представить, что мне делать, когда ребенок захочет есть. Меня сначала бросило в жар, начало лихорадить. Я была в отчаянии от собственной беспомощности.
После появления Льва и его друзей у меня пропали последние надежды на то, что Галина вернется. Я опустилась на пол, обхватила голову руками, пытаясь справиться с головокружением. За эти дни я страшно обессилела. Квартира стала похожа на клетку, из которой был только один выход, да и то в пасть самого настоящего хищника. Трое суток… Господи, как же это долго! В нормальной обстановке эти сутки пролетают так быстро, а здесь… Трое суток недоедания, бессонницы, нервного напряжения, слез… Так можно свихнуться, сломаться, но мне нельзя. Если что-то случится со мной, никто не позаботится о малышке…
Галины нет и все разлетелось на куски… Все оказалось растоптанным… Жаль, что в квартире нет телефона, как жаль… Если бы он был, я бы обязательно позвонила. Стоп! А куда я могу позвонить? Бог мой, мне совершенно некуда звонить! В Россию? Кому? Матери? Чтобы окончательно добить ее? В полицию? Но ведь это смешно. Господи, как же это смешно. В голове был полнейший хаос, я ни на чем не могла сосредоточиться.
Нужно напиться, промелькнуло у меня в голове. Когда напиваешься, становится легче. Я принялась рыться в многочисленных кухонных шкафах в надежде найти хоть что-нибудь выпить. Мне повезло, в самом дальнем углу одного из шкафов стояла на четверть заполненная бутылка отменного виски. На голодный желудок алкоголь подействовал моментально. Перед глазами все поплыло, в ушах наконец прекратилось страшное гудение, которое преследовало меня в последнее время. Затем наступило какое-то онемение, было тяжело даже шевелить губами. Но стало намного легче. Приятное тепло разлилось по всему телу…
Обняв пустую бутылку виски, я села у кухонного окна. Неожиданно вспомнился московский офис, в котором мне предложили продать своего будущего ребенка. Молодая симпатичная женщина обнимала меня за плечи и восторженно говорила о том, какой героический поступок мне предстоит совершить. Мол, с их фирмой» связано много богатых молодых американских семей, которые спят и видят, чтобы усыновить ребенка. Они стоят в очереди по несколько лет и терпеливо ждут. Мое согласие будет благородным гуманным поступком. Ведь можно убить ребенка, сделав аборт, а я подарю ему жизнь. Для бездетной семьи этот ребенок будет самым желанным, самым любимым. И я поверила. Страшно подумать, но тогда я поверила каждому сказанному слову. Господи, какой же глупой я была!
Потом вспомнился момент, когда я в первый раз в жизни взяла в руки загранпаспорт. Тогда я заплакала. То ли от радости, то ли от страха перед неизвестностью, а может, и просто оттого, что за время ожидания сдали нервы. В американском посольстве я должна была скрывать беременность и доказывать необходимость своего выезда за бугор. Это было довольно сложно. Целая куча каверзных вопросов и целая куча лжи. В день получения визы меня жутко лихорадило. Сумасшедшая очередь на Садовом кольце… Я никогда в жизни не видела таких больших очередей. Человек четыреста, не меньше. И только около пятидесяти получили разрешение на въезд в Соединенные Штаты Америки. Остальные нервничали, ругались. Кто-то впадал в истерику и орал. Как же я боялась, пока ждала своей очереди. Я оказалась одной из немногих, кому посчастливилось получить визу. А затем аэропорт, таможня и – самолет.
Мысли мои вернулись к спящей дочке. Я с ужасом подумала, что она вот-вот проснется, а мне нечем ее накормить.
Глава 14
В который раз поглядев в окно, я увидела, что в машине остались двое – Лев и один из его приятелей, тот, с тупым лицом. Возможно, третий уехал по каким-либо делам, а может, стоит на моей лестничной площадке, рассматривает дверь с ее нехитрыми, но все же довольно массивными замками, чтобы решить, как их взломать.
Я услышала лязганье ключей в двери и замерла. Потом метнулась на кухню, схватила кухонный нож. Если мне сейчас придется кого-то убить, я сделаю это. Я должна защитить своего ребенка, я должна его спасти. Это ничего, что я такая хрупкая, справлюсь! Я притаилась в коридоре.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась». Галина.
– Ты что с ножом-то? Меня, что ли, резать собралась? – прошептала она, глядя на меня испуганными глазами.
– Я бы тебя не только зарезала, но и застрелила, – проговорила я, едва не плача.
– За что это?
– Где ты трое суток пропадала?
– Я не пропадала, я ездила в Луизиану.
– Куда?!
– В Луизиану. Это, между прочим, не близко. На самолете нужно лететь.
– И какого черта ты туда летала?
– Деньги добывала, да и документы тоже.
– А меня не могла предупредить?
– Времени было в обрез. Да убери ты нож, ей-богу! – тяжело привалилась к стене.
– Ты что, приросла? Стоишь как чужая. Заходи, – прикрикнула я на нее. – Скажи, это ты меня сдала? – спросила я и, затаив дыхание, с ужасом ждала ответа.
– Кому?! – явно опешила Галина.
– Льву и его товарищам.
– Как ты могла такое подумать?! – задыхаясь, проговорила Галина и даже изменилась в лице.
– Тогда какого черта ты бросила меня на трое суток одну? У меня кончилось детское питание, мне нечем кормить ребенка!
– Не кричи. Дина проснется.
– В том-то и дело, что я не знаю, что буду делать, если она проснется. У меня нет ни грамма смеси.
– А почему ты не кормишь грудью?
– У меня молоко перегорело.
– Нервничать меньше надо.
– Хорошенький совет! Ты хоть понимаешь, что, пока ты летала в эту свою Луизиану, мы могли сдохнуть с голода! Если бы ты вернулась чуть позже, обнаружила бы в квартире два трупа!
– Ольга, прекрати. Ты несешь ерунду. Я же о тебе заботилась, да и о малышке тоже. У меня никого нет ближе вас. Вы мне как родные. Да пусть меня лучше убьют, чем я сделаю тебе плохо. Тебе или маленькой Динке.
– Тогда откуда братки узнали о том, что я сижу в этой квартире?!
– Какие еще братки?
– Лев с товарищами. Они дежурят там, внизу. – Я перевела дыхание. – Ты что, и вправду не знаешь, о чем идет речь?
– Не знаю.
– У подъезда дежурят братки. Можешь посмотреть на них в окно. Правда, их было трое, а сейчас стало двое! Там никто на лестничной площадке не дежурил?
– Нет.
– Значит, один куда-то свалил.
– Я Ь не знала, что тут кто-то дежурит»
– Получается, что ты вошла в подъезд совершенно спокойно.
– Получается так.
– Значит, они не знают тебя в лицо.
Галина устало кивнула головой.
– Но ведь когда я раскапывала стукачку, ты вырубила Льва.
– И что?
– Он же мог тебя видеть.
– Но ведь я напала на него сзади, и он сразу потерял сознание.
Я потерла виски и пожала плечами.
– Странно как-то получается. Братки тебя в лицо не знают, а твою квартиру знают. Лев меня даже по имени назвал.
– Ольга, к чему ты клонишь? – сухо спросила Галина и отошла наконец от стены. – Я только сейчас узнала о том, что за квартирой следят. Спокойно зашла в подъезд, и никто меня не остановил. Получается, что тебя как-то выследили.
– Как, если я, кроме балкона, никуда не выходила?!
– Нужно подумать.
Галина нахмурилась и посмотрела на пустую бутылку, в обнимку с которой я сидела совсем недавно.
– А ты, я смотрю, времени даром не теряла, – холодно заметила она. – Виски уговорила.
– Ты не хуже меня знаешь, что, когда на душе гадко, самое лучшее – напиться.
– Что ты и сделала.
– Что я и сделала. Галина подошла к окну.
– Эта машина?
Я заметила на лице Галины горькое разочарование и усердно закивала.
– Эта.
– А кто в ней?
– Ну, Льва ты, наверно, узнала.»
– Ни хрена я его не узнала. Тогда в лесу темно было.
– Лев, это тот, что сидит за рулем.
– А второй?
– Второго я раньше никогда не видела.
– И давно они тут торчат?
– С ночи. Они в дверь звонили. Требовали открыть.
– А ты?
– А я что, ненормальная? Конечно, не открыла.
– Прямо мистика какая-то. И как они на твой след напали? Ты Веронике не говорила, где я живу?
– Нет. А как я могла ей сказать, если я у тебя никогда раньше не была?! Я здесь вообще не ориентируюсь.
– Чудеса какие-то все время… Похоронили домработницу, а когда раскопали – никого не нашли. Тут и в самом деле можно вдариться в мистику и поверить, что старуха ожила и поковыляла подальше от своей могилы. Потом этот застреленный браток в мотеле… Кто его застрелил, кому это понадобилось? И эта черная месса… Для полного счастья не хватало только этих, следящих за домом.
Мы долго сидели молча. Наконец я не выдержала:
– Ну и что принесла твоя поездка в эту, как ее?