Мы двигаемся до широкой улицы, абсолютно свободной: нет никаких фонарных столбов или опрокинутых автобусов. Абель сбавляет шаг, Джо и я медленно следуем за ним.
— Абель — отец ребенка? — спрашиваю я, когда он оказывается вне зоны слышимости.
— Абель? Нет, — она набирает воздух в легкие. — Отец в Секвойе. Он — порядочная свинья.
— Как и большинство отцов, — говорю я.
Джо внезапно останавливается и хватает меня за руку.
— Это не шутка. Если ты спутаешь планы Макса, он убьет тебя.
Она отпускает меня и идет быстрее, чтобы догнать Абеля. Я смотрю им вслед и немного завидую им.
Мне не хватает Беа
ОСКАР
Улица — единая слякоть, украшенная блоками цемента. Осколки стекла и деформированный металлический столб. Я бы сфотографировал эти детали, но сейчас не время для художественных дум.
Едва Джад исчез, я позволил себе насладиться уединенностью. Я еще никогда не был один. Никогда мне не было так хорошо.
И было прекрасно: чувствовать свободу и небо. В Куполе сложно найти уединение от кого-либо, не далее чем на расстояние руки.
Но теперь я уже злоупотребляю этим чувством, хотя я всего один день нахожусь в одиночестве. На самом деле Пустошь не такое уж и мирное место, скорее кладбище.
Нет ничего, кроме человеческих костей, и всюду признаки упадка: разрушающиеся матрасы, помятые чайники, высохшие руки и сморщенные пни.
Смешно пытаться прятаться здесь. Как я смогу дышать здесь, если мой баллон опустеет? Как я должен питаться? С кем говорить? Через несколько месяцев я либо сошел бы с ума, либо бы умер.
Поэтому я ищу Квинна, так как он - мой единственный шанс выжить. Пусть и как второй.
Это будет гораздо лучше, чем смерть.
Это должно быть лучше, чем смерть.
Или все же нет?
АЛИНА
Медсестра, к которой меня послали, выглядит так, будто ее искусственно вытянули, сделав высокой и сухой. Даже ее нос необычно посажен.
Она протягивает мне бокал и три таблетки: белая овальная и две крохотные красные пилюли.
— Глотай, — приказывает она.
— Что это?
— Это настоятельно предписано.
Я пью воду и делаю вид, что выпиваю таблетки, пока тайком сразу убираю их под язык, а затем сразу выплевываю в руку, когда сестра поворачивается. И сую в карман брюк.
— Вот сюда, — говорит она. Я забираюсь на стол и ложусь. Она завязывает резиновую тесьму вокруг руки и подает мне маленький мяч. — Сжимай, — приказывает она.
Она несколько раз хлопает по вене, а затем, прежде чем я успеваю среагировать, втыкает в меня иглу. Я вскакиваю и подавляю крик протеста.
— Перестань дергаться, — зло ругается она, после чего она расслабляет шнур и наполняет ампулу кровью.
Когда она, наконец, наполняет пять полных ампул, она разворачивается. Резиновые подошвы издают отвратительный звук от трения по полу, когда она убирает мою кров в колбах в холодильник. Затем открывает шкаф и достает бутылочку с прозрачной жидкостью.
— А теперь усилитель, — она встряхивает бутылочку, втыкает иглу в крышку и наполняет шприц, затем несколько раз ударяет по нему пальцем.
Она осматривает прозрачную каплю, которая стекает с конца иглы. Это должно быть шприц с эритропоэтином, который повысит количество красных кровяных телец и снизит наше потребление кислорода.
Точная противоположность обязательным прививкам, которые нам делали в Куполе, но для меня у них нет различий. Я не хочу прививаться. Не здесь. И нигде в другом месте тоже.
Я думаю просто отказаться, что не ускользает от внимания медсестры, о чем говорит ее пристальный взгляд поверх очков.
— Какие-то проблемы? — она протирает мою руку спиртом, я закрываю глаза, и она втыкает иглу.
Надеюсь это все, думаю я, опираясь на локти. Но не тут-то было. Улыбаясь, медсестра бросает мне колючее одеяло.
— Сними все ниже пояса и положи это под бедра. Я скоро вернусь, - она закрывает за собой дверь и исчезает.
Я смотрю на одеяло, затем на набор необычных инструментов на столе, встаю и брожу по небольшой лаборатории.
Мысль о том, что кто-то посторонний будет ощупывать нижнюю часть живота, была во всех отношениях унизительной. И дело не только в том, что я боялась того, что медсестра будет на меня глазеть и запихивать в меня какие- то предметы или что-нибудь выскабливать. Мои волосы пахнут так, как будто кого-то на них стошнило. Мои ноги тоже пахли, когда я вчера сняла сапоги. Не хочу даже думать о том, как пахнут остальные части тела.
Я не плакса, но впервые за долгое время я чувствую, что мне щиплет глаза. Я тру их, но это не помогает. Тогда я даю сама себе пощечину. Именно это мне и нужно было.
— Приди в себя, Алина, — говорю я себе.
Я бросаю сапоги в угол комнаты и внимательно смотрю на мои растянутые и влажные носки, которые я не буду снимать. Я вылезаю из штанов и трусов и швыряю их к сапогам.
Дверь открывается. Я запрыгиваю на стол и натягиваю одеяло на ноги.
Медсестра хватает маску с рабочей поверхности и натягивает ее на рот и нос. Это не кислородная маска, а просто защита от возбудителей болезни. В моих и, прежде всего, в ее интересах.
Она садится на табуретку и поправляет установленные на столе пластины.
— Просунь туда ноги и ляг на спину.
— Зачем это? — спрашиваю я. — Анализ крови выдаст вам все, что вы нужно знать. Я переносчик болезни, если вы это имеете в виду. Вы знаете, я из Купола. Там постоянно проводят профилактические обследования. Я чистая.
Медсестра гримасничает.
— Чистой я бы тебя сейчас не назвала. Ложись уже.
Я продолжаю сидеть.
— Зачем это?
Она неодобрительно щелкает языком.
— Может, мне позвать Ваню, чтобы она тебе по буквам продиктовала? Или лучше Макса?
Я трясу головой. Чего доброго они еще захотят присутствовать при осмотре. Нет уж, спасибо.
Я ложусь.
— Подвинь попу вниз до самого края, — говорит медсестра. Она поднимает одеяло и раздвигает мои колени. — Сейчас будет немного давить, — говорит она. Но это — не давление, это — боль, как будто меня разрезали.
Я цепляюсь за край стола и гужу я под нос. "Все в порядке", — успокаиваю я себя. "Это же не убьет тебя".
Через мгновение она снова натягивает одеяло на ноги и освобождает меня от накладок.
— Ты можешь встать.
На шатких ногах я оборачиваю одеяло вокруг бедер, что-то вроде фартука, и опираюсь на рабочую поверхность, зажав голову между локтями. Странное чувство — эта беспомощность, и в тоже время не совсем приятное.
— Заключительный вопрос: начало последнего периода? — она снимает латексные перчатки с рук и бросает их в мусор, пока я спешно натягиваю трусы.
У меня огромное искушение выдать ей что-нибудь, так как ее это совершенно не касается, но я могу так же плохо оценить эти исследования, как и последовательности, которые они хотят получить из результатов. Поэтому я говорю правду.
— Девять дней назад, — я снова натягиваю брюки и сапоги.
Она кивает.
— Как долго длились?
— Шесть дней, — говорю я.
Она записывает дату в старый Pad и открывает дверь.
— Иди в комнату 28. Сначала вниз, первый поворот налево и затем четвертая дверь справа, — зевая, она демонстрирует имеющуюся челюсть. — Тебе нужна тряпка для крови?
— Ах, оставь же меня в покое, — я захлопываю за собой дверь лаборатории и ухожу.
Повернув налево, я чуть было не сталкиваюсь с Максом. Он смотрит на меня свысока, скрестив руки на груди, чтобы похвастаться своими мускулами.
— Закончилось обследование?
Я краснею.
— Да.
Он улыбается сжатыми губами и убирает мне за ухо выбившуюся прядь волос. Я вздрагиваю и ненавижу себя за то, что позволяю ему так легко поставить себя в неловкое положение.
— Ну, значит самое трудное уже позади. Браво за выдержку.
Это сейчас был сарказм или нет? Он гладит мой подбородок, улыбается и уходит прочь. За поясом его брюк торчит пистолет.
А мы отдали наше оружие.
Я всматриваюсь в круглое окно комнаты 28. Внутри стоят письменные столы, а за ними Сайлас, Дориан и Зонг. Я проскальзываю внутрь, и все поворачиваются ко мне.
— Что вы тут делаете? — спрашиваю я.
— Какой- то письменный экзамен, — говорит Сайлас.
— Все же лучше, чем еще одно обследование, — говорит Дориан невозмутимо.
— Я боюсь, что нас прослушивают, — говорит Сайлас.
Зонг поднимается и осматривает стены, цокольные панели и каждый отдельный стол.
— Трудно сказать.
— С тобой все в порядке? — спрашивает Сайлас. Я сжимаю руки.
— Все хорошо.
— Ты все смогла сыграть?
—Да, вплоть до проглатывания таблеток, — я хлопаю по карману и смотрю в пол. — Не важно, что насчет вас?
Сайлас, Дориан и Зонг обмениваются взглядами.
— Я не знаю, чем именно она тут занимаются, но это не имеет ничего общего с Рощей, — говорит Сайлас. Зонг все еще проверяет под каждым столом и возится с розетками и кислородными коробками.
— Они хотят наши пробы, — продолжает Сайлас.
Моя челюсть падает вниз. Ему не нужно вдаваться в детали, что это должны быть за пробы, можно догадаться без труда ввиду моего обследования.
— Как мы должны предоставить их? — думает вслух Сайлас. — Вот так по команде.
— Я сделал, — добавляет Дориан прямо.
— Что? — спрашивает Сайлас.
— Мы же говорили, что сотрудничаем, итак я сотрудничал, — он потирает нос.
— Сотрудничать? — Сайлас сжимает челюсти, с трудом втягивая воздух. Он интенсивно чешет голову.
—Куда нам идти, если нас выкинут? Петра однажды бросила каждого из нас на несколько недель в клетку. Это сильно отличается? — спрашивает Дориан.
— Медсестра довольно основательно обследовала меня, — бормочу я. При этом я не могу никому смотреть в глаза.
— О, Алина, — стонет Сайлас.
— Это должно быть для кого-нибудь генного теста, — говорю я.
Зонг качает головой.
— Генетическую информацию получают из проб крови и этого им более чем достаточно.
— Чего тогда они хотят? — спрашиваю я.
Зонг делает глубокий вздох через нос.
— Я думаю... мне кажется, они хотят выяснить, насколько мы плодоносны.
БЕА
Во время моего второго путешествия в аптеку я нашла несколько старых таблеток от боли, и теперь даю их Джаз каждые шесть часов, только помогают они или нет, не знаю. Даже во сне она тихо стонет.
— Я умру? — жалобно спрашивает она, когда наконец приходит в себя.
— Что? Глупость, — говорю я, но не совсем правдиво. Собственно, даже если Квинн и сможет найти Секвойю, ему нужно еще вернуться назад, а на это уйдут недели.
И еще больший страх охватывает меня, а надежды тускнеют. Каждый день немного меньше того единственного, что еще помогает мне держаться.
Для моих родителей я не могла больше ничего сделать, а теперь для Джаз.
Я пытаюсь избавиться от воспоминаний их безжизненно лежащих тел, в расплывающейся кровавой луже, когда толпа атаковала сцену.
А я могла только смотреть на матовое стекло старого Ватсона, далеко от того места, где была нужна. По крайней мере, я могла быть сейчас рядом с Джаз, показать силу и ждать, когда не произойдет ужасное или чудо.
Я укладываю голову Джаз на колени и напеваю грустную мелодию, так как никакая веселая не приходит на ум.
Собственно, это должно ее успокоить, но мне это также необходимо, если я не буду напевать, я расплачусь, а Джаз не должна это видеть.
— Ты устала? — спрашивает она и смотрит на меня вверх. Я еще крепче прижимаю ее голову к себе. Она испытывает такую боль, а переживает за меня. — Я постараюсь быть потише, тогда ты сможешь отдохнуть, — говорит она и стискивает зубы.
— Мне не нужно спать, — уверяю я ее. Рукой я глажу ее веснушчатое лицо, а другой хватаюсь за нож, но мои глаза уже горят от истощения. Мои плечи осунулись. Голова такая тяжелая. — Может, только на несколько минут, — говорю я.
— Беа! — настойчивый кашель Джаз вырывает меня из сна, который тут же забываю, когда открываю глаза.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
—Я попыталась пошевелиться. Это была ошибка. Все еще болит, — она сидит и дрожит. Ее руки ледяные.
— Все хорошо. Расслабься, — я выдавливаю таблетку.
Было глупо с моей стороны всю мою жизнь посвятить изучению науки и философии и теории лучшей жизни, когда я могла учиться существованию в настоящем мире.
Если бы Алина была здесь. Она бы знала бы, что делать, и у Джаз наверняка был бы шанс.
Джаз отталкивает меня и вскрикивает. Из ее раны вытекает что-то желтое. Я наклоняюсь вперед, чтобы рассмотреть получше.
— Нет! Смотри-ка! — я следую за ее указательным пальцем от ноги к куче, затем к облицованному полу вокзала до самой дельней точки, где появляется пара сапог.
Юноша.
Я протираю глаза, на случай если сплю. Затем я хватаю нож и подпрыгиваю, оглядываясь при этом вокруг.
Что еще я должна сделать? Если бы не было Джаз, я выронила бы нож и просто убежала бы. Но при данных условиях я просто размахиваю лезвием снова и снова.
— Держись подальше!
— Давай поговорим, — произносит парень. — Я просто хочу поговорить с тобой, — он опускает свой рюкзак и поднимает руки вверх. В одной руке у него пистолет. Джаз в панике вскрикивает. И я тоже.
АЛИНА
Едва мы заканчиваем с тестами и возвращаемся в хижину, как Мод приподнимает свои юбки. Ее колени кровоточат, руки обтянуты тиной.
— Что теперь скажешь, госпожа супермозг?
— Что случилось?
— Что значит «что случилось»? Где вы были весь день? — Мод ударяет меня в бедро, и Брюс быстро оттаскивает ее назад. Но с моими головными болями в мои планы не входил ответный удар.
— Она не имеет к этому отношения, Модди, — говорит Брюс. Мод стягивает сапоги и бросает их об стену, как раз около головы Сайласа.
— Они не проверяли вас? — спрашивает Сайлас, потирая веки.
Мы провели часы в этой грязной комнате, где нас проверяли на знания по математике, естествознания и логике, нам нужно было заполнить анкету, в которой указывали наши таланты и хобби. Никто из нас не показывал особенной энергии.
Брюс сидит на своей кровати и оттирает свои босые ноги от грязи.
— Едва вы ушли, мы натянули перчатки и копали, — говорит он.
— Никаких медицинских тестов? — спрашивает Дориан.
— Конечно, нет. Нет, если мои предположения верны, — говорит Зонг. Я хочу, чтобы он был неправ насчет плодородности, но как еще объяснить эти интимные исследования?
— Что они хотят знать? Что здесь происходит? — пищит Мод. — Я не хочу вкалывать на них. Жить как Извергнутый не просто, но, по крайней мере, тобой никто не командует.
Даже не постучав, Макс открывает дверь. Из-за падающего света виден только его выступающий силуэт.
— Ужин, — объявляет он заходя.
— Они оба измотаны, — говорю я, указывая жестом на Мод и Брюса. — Почему вы заставили их так надрываться? Они должны были медитировать и учиться приспосабливаться к низкому уровню кислорода. Вы хотите убить их?
Макс щурит глаза.
— Если бы мы хотели их убить, мы бы заставили их копать себе могилу, а не грядки.
Сайлас дергает меня за пуловер, чтобы предупредительно вернуть меня назад. Макс триумфально кивает и уходит.
— Я думаю, нам нужно поискать другое место для жизни, — предлагает Сайлас.
— Ты думаешь, что они дадут нам просто уйти, когда мы только пришли? Петра тоже не допустила бы этого.
Зонг делает глубокий вдох в кислородной коробке.
— И здесь отличная крепость. Они заново все построили, используя гальку и горную породу. Она может продержаться, — он стучит костяшками пальца по стене хижины, чтобы продемонстрировать ее стабильность.
— Знаете, что смешно? — говорит Брюс. — У них совершенно нет деревьев. Мы пересекли сегодня всю территорию вдоль поперек, в пять часов утра и ничего.
— Ни одного деревца? — спрашиваю я. В этом же нет никакого смысла. — Возможно, вы просто не видели их.