В отряде существовала традиция, за склонных к пьянству военнослужащих, зарплату получали их родственники по доверенности. Так было и с Петиным. За него жалование выдавали его супруге. Под это новшество едва не попал и наш герой, но получать за него деньги было не кому, и обошлось. А в целом Петин был толковый офицер и неплохой человек, но вот покусал его змей зеленый.
И вот отправлен был Петин на Таджико — Афганскую границу. А различные задолженности и в немалой сумме, отряд ему не выплатил. Через год, загорелый до черноты, уже подполковник Петин, приехал в отпуск и первым делом отправился в отряд получить долги. Служба в трудных условиях явно пошла ему на пользу. Теперь он был, там, у себя, начальник разведки погранотряда. В фин. части, однако, заслуженного офицера ждало разочарование. Деньги получит только его жена и точка. А с женой бравый офицер никаких отношений не поддерживал и с трудом представлял, где она вообще находится. И так целый месяц слонялся обожженный солнцем подполковник по отряду, безуспешно пытаясь получить причитающееся. Но так и убыл ни с чем обратно.
Владимир ходил на службу просто как робот. Ему было совершенно безразлично все. Карьерный рост не светил тоже. Офицеров и прапорщиков своих был перебор. Офицеры здраво смотрели на ситуацию и часто повторяли: «Понимаем, вы тут все временно, пересидеть безработицу. А вот заработают заводы, и все разбежитесь». Все чаще и чаще об увольнении думал и Владимир. Надо было уже определяться, как жить дальше. Бесперспективность службы была видна невооруженным глазом. Даже самые упорные солдаты, те, кто устроился на неплохие места, и те увольнялись, едва кончался срок службы. Таких было мало, ветеранов отряда. Увольняемые в основном устраивались в частную охрану. Новым хозяевам жизни требовались охранники. Вообще по газетным объявлениям создавалось впечатление, что нужны только охранники, распространители и девушки по вызову. Иных вакансий не предлагалось.
Семен, тот, что помогал Вовке подделать медицину, трудился в частной охранной фирме. Его выгнали за пьянство в командировке, через полгода службы. А раньше Семен хвалился, что будет служить до пенсии и так радовался, что нашел свое призвание. Военная служба была для Семена как жгучая любовница, от которой теряют голову, вот он ее и потерял (и голову и любовницу). Для Вовки служба была как надоевшая жена, от которой так просто не отделаешься, вот он и продержался полтора года. Больше не хватило терпения. Да все это хорошо, кормить себя, содержать ребенка (деньги он старался регулярно передавать), но полный тупик впереди. С этим невозможно было смириться. Особенно вгоняли тоску немногочисленные встречи с товарищами по университету. Правда, сам Владимир стремился их избегать, но несколько раз видели его. На фоне вальяжных юристов Владимир в поношенной форме с лычками младшего сержанта выглядел проигрышно. И ведь даже пыль в глаза не пустишь, все на погонах написано, чего ты в жизни достиг. Замкнутые какие-то были вчерашние товарищи. Иногда Владимиру приходила в голову парадоксальная мысль, что эти, достигшие успеха в жизни люди, пожалуй несчастнее его, попавшего из князи в грязи. Вечно озабоченные, занятые, вертящиеся в своем мире и не видящие ничего вокруг из того, что напрямую не влияет на их благополучие и положение в обществе. Сколькими условностями они связаны. Частенько приходила и такая крамольная мыслишка, что лиши их атрибутов преуспевания и кто знает, что от многих вообще останется, пустота. Те неудачники, вроде бы опустившиеся люди, с которыми он когда-то делил военные трудности, да и некоторые из нынешних сослуживцев представляли из себя ЛИЧНОСТИ сами по себе, без богатств и чинов, имели свой, богатый внутренний мир, пусть и не всегда правильный с точки зрения большинства, но СВОЙ. Да, конечно они казались грубыми, неотесанными, по сравнению с достигшими успеха согражданами. Но легко быть добрым и культурно-выглядящим, когда ты защищен от многих негативных сторон жизни. А вот когда ты один на один с миром, когда у тебя нет ни связей, ни положения, ни денег, то мир к тебе поворачивается жестокой стороной. Напрашивалось сравнение с собаками: большие, крупные псы, как правило, добродушны. А почему им быть злыми? Ведь их абы кто не задевает, относятся с опаской, уважительно, зло на них не срывают. А вот на маленьких собачонках любой норовит показать, что он венец творения. С чего же им добрыми то быть. Вот они и лают на всех и чуть что зубы выпускают. Вот и выходит: для одних жизнь, а других борьба за выживание.
Владимир понимал, что никто, ни он, ни окружающие не виноваты в этом. Так устроен мир. Но как трудно оставаться философом, когда живешь среди людей, имеешь ребенка, пусть и не живущего с тобой. От тебя ждут, что вот-вот ты станешь «как все», вдруг начнешь зарабатывать хорошо, появятся у тебя все признаки успеха. А тебе лично уже не нужно все это. Устал. Надоела гонка осла за мешком сена. Почему человек в глазах большинства людей ценен тем, сколько он имеет? Да, говорят только душа там и прочее, а на деле все взвешено и измерено. А мера веса? Да вот она — презренный метал. Но такие мысли приходили бессонными одинокими ночами. Когда же наступал день, наступала и жизнь «как у всех».
Покинув пограничный отряд, Владимир возобновил хождение по мукам. Гражданская жизнь, несмотря на внешний блеск, оказалась куда более жестокой, чем внешне грубая военная. С трудом удалось устроиться в частное охранное предприятие. Вот где он во всей красе увидел прелести рыночных отношений.
Фирма носила громкое название «Закон» и принадлежала известному в городе человеку, крупному предпринимателю и депутату местной думы. «Ну уж тут не пропаду, — думал обрадованный тем, что взят в такую солидную организацию охранником на испытательный срок, Вова. — Черт с ним, что форму за свои деньги приобретать, да и не оформили никак пока. Все будет нормально. Москва ведь тоже не сразу строилась».
Пришлось стоять Владимиру в павильоне, выводить оттуда пьяных. Ни дубинки, ни тем более оружия ему, да и другим охранникам не давали. Так, стоял как манекен. А пришло время зарплаты, то вообще узнал, что стажировка бесплатна. Месяц так, впустую прошел. Но и других было не лучше.
— Ты скажи, в твою смену КАМАЗ с сахаром стоял во дворе? — интересовался начальник у одного из коллег Владимира, выдавая зарплату.
— Да, и не только в мою, он неделю стоял, — уже чувствуя подвох, отвечал усатый мужик лет сорока.
— А ответь мне, — продолжал допрос начальник, постукивая по ведомости татуированными изображениями перстней пальцами, — куда три мешка пропали оттуда. Он когда на базу приехал разгружаться, трех мешков нет?
— А я почем знаю, — все еще надеясь выкрутиться, оправдывался незадачливый охранник. — Он опечатанный стоял, уехал претензий не имел. Чего он сразу не сказал, а только на базе заметил? Кто его мешки считал? Он как стал к нам, так кузов зашнурован был, опечатан. Нам КАМАЗ вообще не сдавал под охрану. Просто поставил и все.
— Ну, это не ответ. Вот когда скажешь, как пропали мешки, тогда зарплату и получишь. Иди. — Закончил разговор начальник.
И так было каждую получку. Всегда находились причины кому-то не заплатить за реальные или вымышленные упущения. Два раза вообще никому ничего не выплатили, объяснили какими-то трудностями в расчетах. Это произошло как раз в канун выборов, на которых баллотировался ХОЗЯИН. Оно, по правде сказать, жалование было в два раза меньше чем в отряде. Вовку все это бесило. Полная неопределенность. Дадут, не дадут, когда и сколько дадут. Его удивляло, что большинство работавших с ним не находили ничего несправедливого в этом. Хозяин — барин, ему виднее. А хозяин и его прихлебатели пользовались этим от души. Штрафовали почем зря. Ни как не укладывалось в голове, почему люди, на которых они работали, которым они своим трудом создавали благополучие, так были равнодушно-жестоки к своим работникам. Вот так просто, взять и не заплатить, или заплатить часть, положив остальное в свой карман. Ведь сами тратили за ночь в клубах по годовой зарплате какого-нибудь работяги. Охраняя злачные места, Вова видел этих «хозяев жизни», запросто выкидывавших без счета столько, сколько он заработал в свое время в Чечне и при этом таких бережливых, когда выдавали своим работникам те жалкие крохи, на которые едва можно было существовать. Люди приспосабливались, а вот Вовка никак не мог. Бывшая его лучшая половина торговала где-то в магазине, потихоньку приворовывая оттуда и, в общем, сводила концы с концами. А Вовке, откуда чего воровать? Все опечатано да заперто. Да хоть бы и была возможность, он чувствовал, что, вряд ли сможет ей воспользоваться. «Ну, неужели нельзя честно жить, не обманывая, не ловча?» — задавал он себе безответный вопрос. Хотелось верить, что это не так.
А обманывали все. Обманул надежды и Жириновский, который весной 1999 года объявил по телевизору набор добровольцев в Югославию. Вовка пришел в первый же день в офис партии. Там заполнили необходимые анкеты и заявления и уверили, что поедет он, чуть ли не завтра. «Хуже не будет», — рассудил Владимир. Самой неожиданной была реакция Ольги. Она очень близко к сердцу приняла его решение и всяко его в нем поддерживала.
— Это хорошо будет, если ты в Югославию попадешь. Там закрепиться если сможешь, то сможешь, товар сюда возить оттуда, а я продавать тут буду. — Так она объяснила свою заинтересованность в поступке экс-благоверного.
А Вовка уж грешным делом заподозрил у нее сочувствие к братскому сербскому народу. Вот и пойми тут женщин. Но их мечтам не пришлось сбыться. Все ЛДПРовские призывы оказались очередной пиаровской акцией.
Владимир купил лицензию частного охранника. Теперь стало немного лучше. Один раз повезло совсем. Устроился случайно в филиал Московской фирмы. Москвичи, не поняв сразу обстановку, установили жалование по своим меркам, что приятно шокировало провинциалов. Вовка три месяца, пока длилось это счастье, ходил кум королю. Ольга сразу вновь увидела в нем мужчину своей мечты. Но по прошествии трех месяцев москвичи одумались, одумалась и Ольга. Сразу увидела все недостатки своего непутевого сожителя. Впрочем, о его недостатках она сразу же забывала, едва тот становился на ноги. Так продолжалось до начала Второй Чеченской войны.
Заявления тогда еще премьера, В.В. Путина о том, что террористов будут мочить в сортирах, вселяло в него надежду, что эта кампания очень скоро закончится, так как чисто с военной точки зрения ничего уж архисложного в подавлении боевиков не было. Однако кадры, которые показывали в новостях все настойчивей и сильнее кололи совесть. «Вот, ребята снова воюют, а я тут сижу ерундой занимаюсь. Добро барское за копейки стерегу», — подобные мысли возникали у него после каждого блока новостей с Кавказа. Но уж очень не хотелось бросать отлаженный, как тогда казалось быт. Некоторую, но далеко не такую как принято считать, роль в его искушении играли и обещанные Президентом «боевые». Как бы там ни было, но Владимир героически боролся с искушением пойти в военкомат до весны 2000 года. Уже уехали некоторые его знакомые по первой кампании. А он все сидел дома, ходил на наскучившую работу и ложился спать с нелюбимой женщиной. Несколько раз, по пьянке, конечно, он с приятелями собирался идти и оформляться ехать. Но, протрезвев, все шли на свои работы или к своим семьям. Наконец в конце мая 2000 года его взорвало.
Глава 3
— Нет, Владимир, ну ты сам посуди, мы фирма коммерческая, у наш каждая копейка на счету, а тут целый стол пропал, — вещал директор частного охранного предприятия «Левиафан-666» Петр Андреевич стоявшему перед ним работнику.
Ничего страшного сегодня, в общем, то не было. Обычное дело перед зарплатой, надо же к чему-то придраться, чтобы не все заплатить. Володя настроился на полтинник. А за что больше то могут содрать? Он вообще на тот пост, где стол пропал, заступил три дня назад, а о пропаже твердят неделю как.
— Так Петр Андреевич, я тогда когда стол этот хренов пропал на том посту и не стоял, — скорее для самооправдания за уже потерянный полтинник зарплаты возразил Вова.
— Владимир, а я и не говорю, что в твою смену украли, с тех в чью смену пропал, мы всю зарплату удержали, а с тебя только двести рублей, — как ни в чем не бывало, парировал Вовкины возражения многохитрый директор.
«Во черти, содрали все-таки! Ох, да что же такое, ну везде норовят обмануть», — с грустью подумал Владимир, кладя в карман жалкие остатки получки. Как ему все это уже надоело. Куда не пойдешь везде так: пару — тройку месяцев нормально платят, а потом пошли чудеса. О том, что он юрист, Вовка стал забывать, ибо по специальности нигде устроиться не мог. Вот тут и лопнуло его терпение. Подойдя к дому, он пошел не в подъезд, а направился прямым ходом по знакомому пути — в военкомат.
Памятуя первую кампанию и оформление в пограничники, более чем холодный прием, оказанный ему тогда, Владимир настроился на долгое оформление, а, еще тайно утешая свою совесть, надеялся на непрохождение мед. комиссии по причине ранения полученного в 1996 году. Однако с приходом нового Президента отношение к армии и таким как он, хотя бы чисто внешне, поменялось. Теперь Вовка одним днем выправили все необходимые документы, получил кучу направлений в разные места и далее события приняли какой-то фантастический оборот. Войдя в уже знакомый кабинет, где набирают контрактников, чисто с ознакомительными намерениями он вышел оттуда с прочной убежденностью ехать снова. Какое-то тепло разлилось в нем, подумалось о том, что вновь увидит старых товарищей, встретит массу интересных новых людей. Вырвется, хотя бы на время, из бездушного мира капиталистической гонки за благами потребления. Страх прошел. Весь день Владимира, словно черти, носили по городу. Во всех учреждениях, где узнавали только, куда и зачем он отправляется, мгновенно и без очереди оформляли необходимые справки, причем совершенно бесплатно. Везде ему была «зеленая улица». Вернувшись вечером домой, Владимир понял, что за один день проделал то, на что ранее уходила неделя. Осталось утром сдать анализы, получить результаты и все можно идти на комиссию.
Ночью, однако, радость его от достигнутых днем успехов несколько омрачилась. Ольга, бывшая его благоверная по установившейся тогда традиции вновь нанесла ему дружественный визит. Он не стал ничего говорить ни ей, ни матери, все еще в тайне (к своему стыду) надеясь на то что, где-нибудь завалится и не поедет. И вот после неплохо проведенного в постели времени экс-супруга подошла, за какой надобностью к полке, где хранились настольные книги и различные документы. Вовка совсем забыл что там, на виду лежали и добытые этим днем справки и различные направления с военкомата. В благодушном и расслабленном настроении, лежа на диване, он любовался, при ярком свете, обнаженным женским телом. Как тут…..
— Это еще что такое?! — раздался гневный крик. — Опять за старое взялся?! Что это такое я тебя спрашиваю?
Экс-супруга повернулась к нему лицом и размахивала добытыми документами. Лицо ее исказил праведный гнев женщины застукавшей мужа с любовницей.
— Решил семью бросить? — продолжила она свой обличительный монолог. — Ни я, ни дочь тебе не нужны?! — И далее совсем уж нелепо. — Решил изменять мне?
Не зная толком, что и ответить, Вова стал что-то робко блеять про «боевые», которые подправят совместный семейный бюджет. Ну не на его же зарплату стража частных владений, в самом деле, всерьез рассчитывать. Но общеизвестно, что доводы разума действуют на женщин подобно красной тряпке на быка. Так случилось и тут. Высказав в его адрес массу обвинений, некоторые вполне справедливые (неудачник, не умеешь деньги делать как Юра, Коля, Вася, Сережа и пр..), а некоторые явно уж совсем фантастические (импотент, ненасытный маньяк, извращенец) его дражайшая половина поспешно оделась и, несмотря на позднюю ночь, покинула скромное жилище, не позволив даже проводить себя.
Теперь Владимир понял, что надо идти до конца. В душе появилась твердая уверенность, что он сможет пройти медицину. Еще недели две до начала июня он, в ускоренном темпе, оформлял недостающие документы, продолжая при этом работать. Но кто бы знал, как скучны стали для него те дежурства, он едва выносил их, очень тосковал, если свободное время приходилось на выходные дни. Ведь тогда время вообще пролетало впустую. Вместе с ним оформлялись еще некоторые его знакомые по дому, но никто из них так и не пошел до конца. С другой стороны он познакомился с замечательным парнем, Михаилом, и еще с несколькими интересными ребятами. На вторую чеченскую людей ехало явно больше чем на первую, это внешне сильно бросалось в глаза, уже на входе в 4-ое отделение военкомата.
Когда пришло его время проходить мед. комиссию, а проходится она снова в два этапа: сначала в районном военкомате, а потом в областном, сердце его снова выпрыгивало от возбуждения и тревоги: «А вдруг не пройду?» Но к его радости и удивлению произошло невероятное, фантастическое… Одним днем удалось пройти обе комиссии, причем первую проскочил минут за двадцать, не раздеваясь ни в одном кабинете. В областном военкомате ему только один раз у хирурга предложили раздеться, но, узнав, что по контракту, удовлетворились расстегнутой рубашкой. Да… такого Владимир не ожидал, памятуя предыдущий опыт. Нет, конечно, пришлось поставить литр водки в военкомате для быстроты прохождения, но это «священный литр» в некотором роде традиция как, допустим, разбивать бутылку шампанского о нос сходящего со стапелей корабля. Тем же днем он еще успел выполнить последние формальности и был полностью готов к отправке. Оставалось только ждать партии. И тут к нему пришел настоящий страх. Он вспомнил отчетливо события четырех — пятилетней давности, те картины ясно и четко предстали перед его глазами. Откуда-то из глубины души пришло некое предчувствие смерти. Случайно или нет, но его измученный раздумьями мозг сам подсовывал ему все необходимое, в течении недели с небольшим пока он ждал отправки, ему все время попадали на глаза различные «гробовые» атрибуты. Особенно Владимира шокировали слова матери: «Вот тебя убьют там, а ты подумал на что, я тебя буду хоронить? У меня ведь пенсия одна, а «боевые» за тебя я получать не собираюсь, я старая и в часть не поеду». После этих слов Владимир впал в какой то ступор. «Да что вы меня хороните то? — думал он, — я ведь уже Первую войну прошел и ничего, только ранение». И тут же накатывали валом воспоминания и вновь его бросало в холодный пот.