Коркин, как и его секретарша, напоминал рыбу. Только не селедку, а угря.
Какой-то он был длинный, черный и дерганый. Просто аквариум какой-то!
— Комментировать отстранение Золотаревой я не собираюсь! Вы ведь за этим пришли? — с порога огорошил меня господин Коркин.
Интересно, а чего ради я торчала у него под дверью?!
— Но именно этот ваш комментарий и был целью моего визита! Я предупредила вас об этом по телефону, и вы назначили встречу. Для чего? Могли бы и отказаться.
— Я могу вам только еще раз повторить то, что я уже сообщал прессе. Надеюсь, вы читали предысторию и уяснили подоплеку случившегося? — надменно подбоченился чиновник.
— Подоплеку уяснила. Повторяйте, — разрешила я, поудобнее устроившись в костлявом кресле рядом со столом чиновника. Коркин уставился на меня, как на кобру. Наверное, он думал, что после его неприкрытого хамства, я зарыдаю от обиды и покину его кабинет. Не на ту напал!
— Вы в курсе истории? Знаете, что Золотарева израсходовала деньги, выделенные на ремонт корпуса детдома?
Я кивнула.
— Тогда что вас еще интересует? Вы считаете, что за присвоение такой суммы денег, выделенных для блага детей, директрису не нужно было наказать?
Видимо, Юрий Коркин еще не привык общаться с прессой. Иначе он бы не допускал таких эмоциональных выпадов. Впрочем, меня его эмоции интересовали постольку-поскольку.
— Насколько мне известно, в корпусе производился не только косметический ремонт. Там менялись коммуникации, перестраивались стены. На это и ушли все деньги.
— Ложь! — перебил меня чиновник. — Не очень умелая ложь! Вы сами видели этот якобы отремонтированный корпус?
Я вынуждена была признать, что нет.
— Вот именно! Если бы вы его видели, вы бы сразу поняли, что никакого капремонта не производилось. Да он там и не требовался! Комиссия, в которую входили специалисты, это подтвердила!
Юрий Самуилович вскочил и забегал по кабинету. Я попробовала следить глазами за его мельтешением, но сразу же отказалась от этой затеи. Беготня Коркина действовала подобно гипнотизирующему маятнику. Неожиданно он остановился и повернулся ко мне:
— А вы знаете, что устроила эта директриса? Подбила весь персонал на демонстративную голодовку! — брякнул он как-то невпопад.
— А мне казалось — это добровольная акция. И как она на расстоянии смогла бы контролировать процесс питания своих сотрудников? — невинно заметила я.
Чиновник злобно посмотрел на меня.
— Неужели непонятно, — прошипел он. Ну чистый угорь! Правда, угорь все же больше рыба, чем змея, а рыбы, кажется, шипеть не умеют. — Это чисто демонстративная акция! Может, по ночам они и трескают за обе щеки! Зато днем демонстративно голодают! Этих протестантов уже телевидение приезжало снимать! Интересно, чего они хотят этим добиться?!
— По-моему, они и не скрывают — возвращения директрисы на ее пост.
— Золотарева предоставила администрации поддельные отчеты. Она здорово сэкономила на ремонте. В корпусе наклеили дешевые обои, купили не слишком качественную краску для полов и плохой линолеум! С начальником ремонтной бригады Золотарева наверняка договорилась — ведь он ее старый приятель. Отчет, составленный специальной комиссией, утверждает, что кроме косметического ремонта ничего в корпусе не менялось!
— Хорошо, ну почему в таком случае вы не обратились в милицию?
Мой вопрос как-то вдруг отрезвил Коркина. Он неожиданно успокоился, сел за стол. Такие перепады настроения характерны для людей с не очень уравновешенной психикой.
— Вы ведь наверняка знаете, что Золотарева была назначена на этот пост по моему предложению… Мы с ней достаточно давно знакомы и, в общем, находимся в неплохих отношениях. Находились до этих событий, — уточнил Коркин. — Обращение в органы — это почти наверняка уголовное дело. Пятно на всю жизнь. Мне все-таки не хотелось бы калечить ее судьбу.
Скажите, какая трогательная забота! Однако одна вещь меня все-таки озадачивала: почему Золотарева ни разу не упомянула о своих задушевных отношениях с Коркиным. Юрий Самуилович же, напротив, говорит об этом совершенно свободно.
В этот момент раздался пронзительный треск местного телефона. Юрий Самуилович снял трубку, выслушал секретаршу и как-то напрягся.
— Прошу прощения, Нонна Евгеньевна, но у меня появились срочные дела.
Если у вас возникнут ко мне еще какие-то вопросы, желательно не по этой теме, буду рад с вами встретиться! — с этими словами он взял меня под локоть, оторвал от кресла и с неожиданной для таких рыбьих мускулов силой повлек к выходу.
Аудиенция явно была окончена. Интересно, что могло случиться? Что это еще за VIP-персона, ради которой меня так беспардонно выставили? Выйдя из кабинета чиновника, я надменно огляделась. Но в приемной было практически пусто, если не считать сельдеобразную секретаршу. Да еще на стуле в уголке сидел один-единственный посетитель: смазливый паренек лет шестнадцати-семнадцати. Вид у мальчонки был какой-то забитый и испуганный. Как сказал бы мой старший сынок Денис — «зачморенный». Паренек с ужасом уставился на меня. Я попробовала ему ободряюще улыбнуться. В этот момент дверь за моей спиной распахнулась. Я носом впечаталась в стену и на какую-то долю секунды превратилась в живой барельеф.
— Герман, что случилось, почему ты пришел с таким опозданием? — раздался раздраженный голос Коркина.
Мальчишка в ответ лишь как-то громко икнул и вдруг начал нервно всхлипывать.
В этот момент мне удалось отлипнуть от стены. Я вылетела из пространства между дверью и стеной. Сейчас я объясню этому хаму трамвайному, как нужно двери открывать! А заодно и как с детьми общаться!
За время моего отсутствия дислокация в приемной несколько изменилась. Взволнованная селедка стояла у стола и что-то пыталась объяснить Коркину. Угревидный чиновник стоял возле зареванного паренька и по-отечески утирал ему слезы и поглаживал по голове. Мальчишка ревел в три ручья и, как и секретарша, пытался что-то сказать, но трясущиеся губы его не слушались.
Мое появление произвело на Коркина эффект разорвавшейся бомбы.
— Юрий Самуилович, я пыталась вам сказать, что посетительница еще не ушла, — затарахтела секретарша, наконец обретшая способность говорить.
Коркин наконец справился с испугом.
Однако спросить меня, почему я еще не умотала, ему, видимо, не позволяли остатки воспитания. Он лишь сухо кивнул мне, подтверждая факт нашего прощания, а затем, обнимая за плечи рыдающего пацана, торопливо завел его в кабинет. Мальчишка юркнул внутрь. Чиновник задержался на пороге. Видимо, он решил на всякий случай разъяснить вездесущей журналистке, что делает у него в приемной рыдающий молодой человек.
— Это мальчик, кстати, воспитанник того самого детского дома, о котором мы с вами говорили. У него некоторые проблемы… А я, возможно, могу ему помочь.
Надеюсь, вы понимаете, у детей из детдомов бывают разные проблемы… — Чиновник выжидательно посмотрел на меня.
Я понимающе кивнула. Коркин облегченно вздохнул и радостно последовал за мальчиком. Дверь захлопнулась. Секретарша плюхнулась на свое место и изобразила крайнюю занятость.
Так вот кого, значит, так поджидал Коркин! Важную серьезную беседу с журналистом прервали из-за мелких проблем какого-то сопливого мальчишки! Не верится что-то в такое благосердечие хамоватого чиновника. Да и парнишку он обнимал как-то… не по-отечески. И в кабинете с ним слишком поспешно уединился.
Проблемы! Как же! Это у чиновника Коркина, скорее всего, проблемы! С сексуальной ориентацией. Что, кстати, неудивительно. У таких личностей с неуравновешенной психикой могут быть всяческие отклонения, в том числе и сексуальные.
Я ничего не имею против гомосексуалистов, но прерывать деловой разговор ради плотских утех?!!
Полная самых противоречивых чувств, я помчалась в Агентство. Теплый летний день уже клонился к закату. Природа и погода настраивали на лирический лад.
Я сменила бодрый галоп на легкий шаг, решив прогуляться по вечернему городу.
Прямо по курсу был раскинут небольшой старый парк. Из крон деревьев торчал блестящий шпиль небольшой церквушки.
Все вместе выглядело очень живописно.
Вдоволь налюбовавшись композицией, я уже собралась было идти дальше, когда на фоне церкви неожиданно заметила знакомый силуэт. Судя по тому, как этот силуэт органично вписывался в окружающий церковный антураж, это действительно был Модестов. Я уже хотела подойти к нему, как вдруг мой супруг радостно замахал руками, задергался и сорвался кому-то навстречу. Проследив его краткий — шагов пять — маршрут, я увидела, что навстречу Модестову горделиво плывет… Горностаева! Ничего себе! Им что, стало тесно в рамках Агентства и они решили перенести совместное покуривание на лоно природы?
Парочка тем временем, не замечая никого и ничего вокруг, подошла к дверям церкви, которые перед ними гостеприимно распахнулись. Тут Модестов и Горностаева посмотрели друг на друга долгим взглядом, как влюбленные перед венчанием, взялись за руки и скрылись внутри храма Божьего.
Они что, двинулись венчаться, очкастый Ромео и стервозная Джульетта?! Я ринулась следом, но дверка неожиданно оказалась заперта.
Я забарабанила по ней. Внутри послышались торопливые шаги. Мне открыл дверь молодой парень — лет 25-26 с испуганным лицом. Везение мне, что ли, сегодня такое, на перепуганных молодых парней?
— Вам кого? — задал он глупый вопрос.
— Мне нужна та пара, которая минуту назад вошла внутрь!
— Сюда никто не заходил! Храм на сегодня уже закрыт! Приходите завтра! — истерично выкрикнул служка и захлопнул дверь.
Я присела на нагретые вечерним солнцем ступеньки церквушки. Со стороны я, наверное, напоминала странницу, ожидающую приюта в монастыре. Но это меня не волновало — было о чем подумать.
Итак, нужно признать, что семейная жизнь дата трещину. Эта Горностаева… Эта рыжая стерва… Мало ей Скрипки и Зудинцева — ей еще и Модестов для коллекции понадобился! Теперь мне тем более необходимо было охмурить Зудинцева. Хотя бы для повышения самооценки. С Горностаевой — в контры. Модестову — бойкот.
Пусть подумает, кто ему дороже — его законная супруга или какая-то рыжая прохиндейка.
Я вернулась, отыскала в справочнике телефон детского дома. Надо назначить встречу сотрудникам. На улице лето, значит, воспитанники, скорее всего, где-нибудь на пригородных дачах или в трудовых лагерях. Следовательно, у голодающего персонала должно быть больше свободного времени, и они смогут меня принять в любой момент. Однако на другом конце провода трубку никто не брал. Так продолжалось минут двадцать. Наверное, без любимой директрисы сотрудники так оголодали, что трубку не в состоянии поднять.
Плюнув на это гиблое занятие, я начала думать о вещах более приятных и полезных — об охмурежке Зудинцева. План его соблазнения надо разработать досконально, чтобы не повторить предыдущих ошибок, допущенных со Спозаранником. Тут у меня не просто флирт, тут любовь с интересом. Зудинцев в настоящий момент начальник отдела, от него многое зависит.
К тому же он во всех отношениях — настоящий мужчина. А народная мудрость, которой не стоит пренебрегать, гласит, что путь к сердцу и другим органам настоящего мужчины лежит через его желудок. Однако я никак не могла вспомнить, что же именно любит Зудинцев. Прозорливый Спозаранник составил последний график обедов сотрудников расследовательского отдела таким образом, что мы с Зудинцевым не пересекались. Можно, конечно, расспросить нашу буфетчицу Татьяну Петровну.
Нет, излишние сплетни мне ни к чему.
Все— таки Спозаранник зверь -из ревности составить такое паршивое расписание!
Промаявшись минут двадцать, я наконец вспомнила, что он любит кофе. Ну, может, не любит, но, по крайней мере, пьет. Значит, надо угостить его этим напитком по какому-нибудь необычному рецепту. Только вот варить кофе я не умею — предпочитаю растворимый. Причем, по моему мнению, все марки растворимого похожи друг на друга. Впрочем, это не проблема — рецепт можно спросить у Соболина. Как знаток хорошего кофе, просиживающий в разных кофейнях, он наверняка сможет посоветовать мне что-нибудь необычное. Еще вариант — Агеева. Она тоже обожает кофе, у нее в кабинете постоянно стоит его аромат. Приняв решение, я отправилась искать Соболина.
***
В репортерском царило оживление.
Правила бал, как обычно, Завгородняя.
Она восседала на столе, при том что в кабинете было до фига свободных стульев.
Роль благодарных слушателей исполняли Соболина, Каширин и Гвичия.
— Нет, ну вы представляете, он мне говорит: «Светочка, эта песня словно специально написана про вас!» А по радио какая-то группа заливается: «У нее глаза — два брильянта в три карата!» Я его спрашиваю: он когда-нибудь видел бриллианты в три карата? Это же совсем махонькие брюллики! Что же, получается, у меня и глазки, как у свинки?
В доказательство обратного Завгородняя распахнула глаза и доверчиво оглядела публику, при этом не забыв закинуть ногу на ногу. Юбка сползла до критической отметки. Размер глаз отступил на второй план, на первый вылез объем бедер. Слушатели мигом превратились в зрителей.
Гвичия шумно вздохнул, Каширин прищелкнул языком. Аня метнула на Завгороднюю выразительный взгляд, но смолчала. Я решила разрядить ситуацию. Тем более мне позарез требовался рецепт кофе.
— А где начальник?
— Начальник на выезде. Притон громит с «полицией нравов» и местными обэповцами.
Тут в отделе появился искомый начальник. Его довольный, гладкий вид и сытая улыбка безошибочно свидетельствовали — да, он только что разгромил притон.
— Ну как, еще одним гнездом разврата на карте города стало меньше? — поинтересовалась Завгородняя.
— Одно из гнезд разврата находится прямо здесь. И чего было так далеко ездить? — пробормотала себе под нос Аня Соболина, покосившись на кружевные резинки чулок, недвусмысленно выглядывающие из-под юбочки секс-дивы.
— Вы не представляете! Это просто бомба! — Соболин встал в театральную позу и вдохновенно вскинул руки.
Присутствующие замерли, предвкушая речь.
— Эти ироды — содержатели притона в клубе «Серебряная Незабудка» — заставляли работать там малолетних детей! Проститутками были девочки-подростки! Наряжали юных девочек в школьные платьица с фартучками, юбочки в складку, бантики завязывали и в таком виде к клиентам выпускали!
— Ты сам этих девочек видел? — прищурилась Аня Соболина.
— Нет, но информация точная! Свидетели есть! Я даже знаю, откуда брали девочек и мальчиков! Помещение принадлежит детдому «Детский вопрос». Бедных воспитанников наверняка силком заставляли обслуживать клиентов. Кстати, среди посетителей были директор банка, руководитель крупного агентства недвижимости, ну и так, по мелочи — парочка адвокатов, предпринимателей. Тут пахнет не просто заметкой! Я этих педофилов под орех сейчас разделаю! Такой материал в «Явку» напишу! — И Соболин сел творить шедевр.
Так, кажется, порученное мне дело принимает интересный оборот.
— Соболин, отвлекись от компьютера!
Я тебя правильно поняла — помещение, где ты разгромил притон, закреплено за детским домом «Детский вопрос»?
— Угу… — Соболин уже всем сердцем был вместе с несовершеннолетними проститутками и богатыми извращенцами.
— Откуда ты это узнал?
— О чем? — наконец отвлекся Соболин.
— Что здание закреплено за детдомом.
— Слушай, я точно не помню. По-моему, на месте кто-то из обэповцев ляпнул.
Но я потом уточнял и «пробивал» адрес — здание действительно детдомовское.
— Какой район там работал? Какой ОБЭП? — не отставала я.
Соболин на минуту отвлекся от писанины и в порыве вдохновения и щедрости продиктовал мне координаты сотрудников правоохранительных органов, принимавших участие в разгроме притона. Просить у него вдобавок еще и рецепт кофе было бы непозволительной наглостью. Ладно, позже схожу к Агеевой. Сейчас есть дела поважнее.