— Помогло ли это? Разве это заполнило пустоту?
Я смотрю на свои руки.
— Да.
— Когда наркотики исчезали, пустота возвращалась?
— Да, — отвечаю я спокойно.
— Пустота все еще с вами? — Врач, безусловно, сейчас заинтересован, его темные глаза смотрят в мои глаза. Я смотрю в сторону, на стену, на часы.
— Да, — отвечаю я честно.
Сейчас тихо, единственный шум доноситься от ручки доктора Тайлера, царапающей страницы. У меня есть желание достать и захватить ее, чтобы переломать на две части. Но я этого не делаю. Это сводит с ума. Не знаю, откуда берется мой внезапный гнев. Я сгибаю пальцы против колена.
— Вам не нравится говорить со мной, не так ли? — Отмечает доктор Тайлер, не поднимая голову.
— Нет, я не знаю.
— Тогда, почему вы здесь?
Я думаю об этом, пытаюсь придумать вежливый ответ.
— Потому что Мила попросила меня. И потому, что я устал от запутанных снов.
Врач смотрит на меня, в его глазах доброта.
— Что именно во снах беспокоит вас больше всего? Должно быть что-то существенное, если вы пришли ко мне.
Моя нога отскакивает вверх и вниз с нервной энергией.
— Я не знаю. Наверно, это потому, что моя мама хочет чего-то, что я не в состоянии ей дать. И еще, потому что она превращается в Милу, и это волнует меня.
Врач улыбается.
— Я бы не беспокоился об этом аспекте. Многие люди связывают других в своих снах, и это не значит ничего существенного, по крайней мере, в отношении этого человека. Большую часть времени, это символизирует нечто совсем другое. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что ваша мать превращается в Милу, потому что у вас есть глубоко посаженный страх того, что Мила собирается оставить вас, как сделала ваша мать.
Удар в меня, и я втягиваю воздух. Я не думал об этом. Хорошее предположение.
— Моя мать не бросала меня, — удаётся ответить мне. — Она умерла. Есть разница.
— Да, это так. Но для семилетнего мальчика, который был оторван от всего, что знал, существует не так много разницы. И в тот момент, когда вам было семь, эта идея была сформирована. В вашей голове она вас бросила. И совершенно нормально, чувствовать злость из-за этого. На самом деле, это одна из естественных стадий горя. Но так как вы заблокировали горе и не имели с ним дела, то вполне могли бы застрять в фазе гнева.
— Чёрт, — выдыхаю я.
— Действительно, — отвечает врач. — У вас есть кое-какая работа впереди.
Он пишет ещё немного, а я тяну за воротник, потому что в комнате, кажется, становится все жарче и жарче. К счастью, мой час закончился.
На выходе, врач пишет что-то на небольшой бумажке и протягивает мне.
— Это Ксанакс, — говорит он. — Если у вас снова появится желание использовать что-то, чтобы заглушить стресс или гнев, примите его вместе всего прочего.
Я даю ему твёрдый взгляд.
— Я же сказал, что нуждаюсь в этом, — я начинаю отдавать листок обратно, но он поднимает руку.
— Возьмите, — призывает он меня. — На всякий случай.
Я закатываю глаза.
— Все равно, — я смял листок, засунув в карман. — Увидимся на следующей неделе.
Глава 14
Мила
Почему из всех людей, населяющих планету, именно я согласилась помочь с ленчем в «Холме»? С одной стороны, это не такой уж и срочный заказ, не в это время года. Но с другой стороны, я должна была знать, что Медди будет постоянно отчитывать меня.
— Он мне не нравится, — говорит она мне, ссылаясь на Пакса. А я снова виделась с Паксом вчера вечером. — Он не очень хорош для тебя. Он собирается разбить твое сердце и мне придется собирать эти кусочки.
Я смотрю на нее.
— Мы это уже проходили. Твое мнение было обозначено. Что-нибудь еще?
Я стою перед своим столом с руками на бедрах и надеюсь, что на моем лице сейчас видно вызывающее выражение.
Мэдисон поджимает губы, затем качает головой.
— Нет.
— Хорошо. Я собираюсь пойти и закончить свою работу, а потом ухожу на весь день.
— Ты сможешь вернуться и помочь сегодня?
Я качаю головой.
— Нет. Ты не включала меня в расписание и у меня есть планы.
Она пристально смотрит на меня.
— С нашим постояльцем-наркоторговцем?
Я оборачиваюсь.
— Он не наркоторговец, и это не твое дело.
— Ты моя сестра, так что это мое дело, — говорит она мне отрывисто.
Я не стала отвечать, я просто отправилась в столовую. Тони свистнул мне из бара, и я подошла к нему, усаживаясь на барный стул.
Я улыбаюсь его беззвучной песне.
— Тони, ты всегда такой радостный. Почему?
Он смотрит на меня, нарезая лайм.
— Почему бы и нет? У меня есть все, что нужно. Плюс привлекательная женушка дома. Моя жизнь хороша.
Я киваю.
— Хороший ответ. Эти простые вещи лучшее, что есть в жизни, правда?
Он кивает, рассматривая меня, его нож остановился на середине кусочка.
— Почему такое лицо, моя хорошая? Нужно сломать чьи-то ноги?
Мой взгляд летит к нему, и он смеется.
— Ты говоришь о Паксе? — спрашиваю я. — Мэдди пытается, перетащить тебя на свою сторону?
Тони успокаивается.
— Я на твоей стороне. И на ее стороне. Я сломаю ноги тем, кто доставит вам трудности и точка. Любой из вас. Не имеет значения парень это или девушка.
Я смотрю на него, и он кажется серьезным. Я представляю большого, грубоватого Тони, размахивающего битой. От этой картины меня пробирает дрожь.
— Что ты думаешь об «этом парне»? Ты говорил с ним в ту ночь. Каким он тебе показался?
Тони, кажется, раздумывает об этом, опираясь своими здоровенными руками на барную стойку.
— Трудно сказать. Он казался хорошим, вежливым, уважительным. Это что-то говорит о нем. По крайней мере, его джинсы не висят на заднице, как у некоторых панков его возраста. Но у него есть багаж. Но ты уже знаешь об этом. Тебя всегда привлекали вещи, которые необходимо исправлять. Помнишь ту старую бездомную собаку, которую ты притащила, когда была маленькой? — Он смотрит на меня, а потом бестактно добавляет: — Да, и, кстати, малыш здесь.
— Что? — моя голова резко поднимается, и я оборачиваюсь, чтобы найти Пакса, заходящего через двери ресторана. Я понятия не имею, как он узнал, что я здесь.
Тони улыбается и напевает, продолжая вытирать блестящую деревянную барную стойку, когда я киваю Паксу.
— Привет, — говорю я, останавливаясь перед ним. Я смотрю на его лицо, пытаясь оценить его настроение. Хорошо ли прошла встреча с терапевтом? Я не уверена, что должна спрашивать его об этом.
— Привет, — отвечает он, улыбаясь. Он кажется уставшим, но, безусловно, в порядке.
— Ты пришел на обед? — спрашиваю я. Он качает головой.
— Нет. Я пришел за тобой.
— За мной? — Мой вопрос вылетает больше как писк, и Пакс улыбается.
— Да, за тобой. Я хочу уехать из города ненадолго, чтобы очистить свой разум. Ты в игре?
Я смотрю на него, в его карие глаза. Он кажется обеспокоенным и уставшим.
— Тебе нужна компания?
— Только в твоем лице.
Мое сердце подпрыгивает.
Я киваю, зная, что согласилась бы сейчас на что угодно.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, зная, что это не имеет большого значения.
Он смотрит на меня сверху вниз.
— Озеро еще не начало замерзать. Я подумал, что мы могли бы взять мою лодку в последний раз прежде, чем я уберу ее на зиму.
Я кивнула даже, не подумав, об этом и направилась к двери.
Пакс останавливает меня, хватая за локоть.
— Возможно, ты захочешь надеть свое пальто.
Он смеется, и теперь я тоже вынуждена смеяться. Я идиотка. На улице холодно, а у воды еще холоднее. Я направляюсь в конец ресторана и беру свое пальто, не обращая внимания на замечания Мэдди о моей работе.
Возвращаясь к Паксу, я хватаю его за руку. Мои пальцы вписываются в сгиб его локтя.
Я оставляю свой автомобиль в «Холме», и еду с Паксом к пирсу.
— Запах рвоты хорошо вычищен, — замечаю я, вдыхая воздух внутри. Здесь пахнет кожей и сосновым автомобильным освежителем. Пакс качает головой.
— Да, хорошая обработка сделала это. У меня никогда не будет возможности забыть об этой неловкой ситуации, правда?
— Наверное, нет, — отвечаю я рассеянно, смотря в окно. Зимние деревья размываются, когда мы оставляем «Холм» позади.
Всего за несколько минут мы доезжаем до пирса. В это время года он выглядит так одиноко. Большинство лодок уже были вывезены из своих гаваней на зиму. Это место кажется заброшенным.
Пакс направляется к багажнику машины и вытаскивает тяжелую синюю парку.
— На воде будет холодно, — говорит он мне. — Так, почему бы тебе не укутаться в это?
Он помогает мне вытащить его, и когда я становлюсь похожей на снежного человека, мы направляемся к большому катеру
Я решаю, что это, должно быть, стоит тысячи и тысячи долларов, но не говорю этого, когда он помогает мне подняться на борт. Я выбираю сиденье на паркетной доске, где нет ветра, и он запускает двигатель. Рев рассекает тишину, и мы быстро выезжаем из бухты.
В скором времени, лицо Пакса становится красным от ветра. До сих пор зима была мягкой, но здесь она по-прежнему суровая. Вода делает ветер пронзительно холодным.
— Нам лучше не заходить слишком далеко, — кричу я ему. — Ты замерзнешь.
Он закатывает глаза и продолжает вести нас мимо огромных одиноких буев, которые отмечают путь в залив. Когда мы выплываем в открытую воду, он, наконец, выключает двигатель и тишина кажется оглушительной.
Он падает на паркетную доску рядом со мной.
— Ты права, — говорит он, опираясь на меня. — Здесь чертовски холодно.
Я хихикаю, когда он засовывает руки в карманы, пытаясь поглотить часть моего тепла.
— Мы сошли с ума, раз находимся здесь сегодня, — говорю я ему. — Мы получим обморожение.
Он усмехается.
— Я без ума от многих вещей, но не от этого.
Остальным частям моего тела, может быть, холодно, но сердце согревается от его слов. А потом я чувствую энергию. Энергию, замораживающую холод.
Я ючусь вместе с ним, наслаждаясь тем, что мы, как будто два человека во всем мире, мы, как провод с током. Холодный воздух жалит мои легкие, но я, все же, делаю глубокий вдох, наслаждаясь оживлением.
— Ты часто приходишь сюда? — спрашиваю я.
Пакс кивает.
— Я прихожу сюда, когда хочу уйти от мира. Никто не может меня здесь найти.
Я смеюсь и опираюсь на него, а он оборачивает рукой мои плечи.
— Я должна была принести горячий шоколад из «Холма», — стону я, пытаясь согреть свои красные пальцы. — Думаю, я могу потерять руку или пальцы на ногах.
Пакс закатывает глаза.
— Немного преувеличенно, не так ли?
— Говори за себя. Мне нужны мои пальцы. — Я жестко сжимаю его руку, а затем смотрю на него.
— Как прошел твой прием сегодня? Ты рад, что пошел?
Он неподвижен, но его челюсть сжимается. Я смотрю на него и пытаюсь решить, как справиться с этой деликатной ситуацией.
Он до сих пор ничего не сказал, поэтому я спрашиваю:
— Ты вернешься?
Пакс вздыхает.
— Я не знаю. На самом деле, я не вижу в этом смысла, Он, кажется, сосредоточен на моем употреблении наркотиков, а я просто хочу понять свои сны. Довольно страшно думать о своей покойной матери все время.
— Может быть, он думает, что эти две вещи связаны, — предполагаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал легкомысленно, но на самом деле, я умираю, как хочу знать, что мог сказать доктор.
— Сомневаюсь, — отвечает Пакс. — Единственная взаимосвязь, на которую он, казалось бы, обратил внимание, была между тобой и мамой.
Это поражает меня, и я смотрю на него.
— Что? Он сравнил меня с твоей мамой?
По некоторым причинам это ужасает меня. Быть сравненной с его мамой не совсем то, как я хочу, чтобы он видел меня. Он качает головой.
— Я не знаю, о чем он думает. У него есть некоторые сумасшедшие идеи.
— Но твои сны не начинались, пока ты не встретил меня, не так ли? — спрашиваю я медленно, и я знаю ответ еще до его кивка.
— Да. Но это ничего не значит.
— Хорошо. — Мой голос затихает под краем лодки из стеклопластика. Он сжимает меня крепче.
— Не беспокойся об этом. Это я облажался, а не ты. Поверь мне, я не думаю о тебе, как о своей матери, если это то, о чем ты беспокоишься.
Я улыбаюсь немного с облегчением, и он смеется, глядя на мое лицо.
— Этим ты была обеспокоена? Я облажался. Но не так сильно.
Я расслабляюсь и опираюсь на него, а он потирает руки, чтобы согреть их. Мы видим наше дыхание. Белые струйки уплывают, когда мы говорим.
Около часа мы болтаем о пустяках: средняя школа, семья и старые животные. Он смеется, потому что я была черлидером какое-то время. А потом я смеюсь, потому что у него есть каждый, когда-либо выпущенный, эпизод «Звездных войн».
— Что? — требует он властно. — Это хорошие фильмы.
Я смеюсь и пытаюсь сделать вид, что мои ноги не превратились в глыбы льда, и что я не слышу его телефон. Он гудит каждые несколько минут. Пакс посмотрел на него один раз, затем сунул его обратно в карман и с тех пор не смотрел.
— Ты должен ответить? — спрашиваю я его, когда он снова гудит. — Тот, кто звонит, правда, хочет поговорить с тобой.
Он качает головой, явно раздраженный.
— Нет. Это не те, о ком мне нужно беспокоиться.
Я умираю от любопытства, но не подталкиваю его. Он явно не хочет говорить об этом. Но я понимаю, это первый раз, когда он превращает что-то в тайну и закрывается, это заставляет меня нервничать. Какие еще части его жизни я не знаю?
Я размышляю, замолкая, поэтому через некоторое время Пакс подталкивает мою ногу.
— Почему молчишь? Ты расстроена?
Я очень хочу сказать нет, сделать вид, что я не нервничаю, но я не хочу лгать. Ничего хорошего не может исходить ото лжи, и карты уже разложены против нас.
— Когда ты что-то скрываешь, я нервничаю, — говорю я ему нерешительно. — Я не хочу думать о тебе плохо, но, когда я не знаю, о чем ты думаешь...
— Тогда ты автоматически думаешь о худшем? — прерывает он, прищурившись. — Ты автоматически думаешь, что я пытаюсь что-то скрыть, если не хочу об этом говорить? Это немного субъективная оценка, ты так не думаешь?
Я могу сказать, что сейчас он злится, потому что сжимает челюсти. Я отметила эту привычку, когда он сердился. Я вижу напрягшиеся мышцы на его щеке и сглатываю.
— Я не пытаюсь быть субъективной, — говорю я ему мягко. — Это просто то, что мы начали не с той ноги, и я пыталась продвигаться вперед с помощью доверия, и мне очень жаль. Я просто немного нервничаю. Я не в своей тарелке.
Он резко снимает руку с моих плеч и встает. Лодка качается, и я хватаюсь за борт.
— Если ты не хочешь быть со мной, — говорит он холодно, — просто скажи это. Если ты не можешь доверять мне — скажи сейчас. Я пытаюсь измениться ради тебя. Но я не хочу тратить время на это, если ты не можешь покончить с моим прошлым.
Я заморожена, но не от хлесткого холодного ветра, а из-за его слов и сердитого лица. Он, кажется, готов отказаться от меня, как будто я не достойна даже разговора. Этого достаточно, чтобы высосать весь воздух из меня.
— Ты бы сказал это просто так? — сомневаюсь я. — Я не говорила, что не могу доверять тебе. Но твой телефон взрывается в течение часа, и ты, очевидно, не хочешь иметь дело с ним, и ты не хочешь, чтобы я знала, что это такое. Твое «прошлое» не очень далеко, так что ты должен понять, что я немного нервничаю. И ты не должен меняться ради меня. Ты должен измениться ради себя.
Пакс смотрит на меня. Сейчас в его глазах холод. Так было, когда я впервые встретилась с ним. Все следы тепла ушли, и я содрогаюсь, ненавидя взгляд на его лице и ненавидя этот разговор. Я не знаю, как все ушло под откос так быстро.
— Не сходи с ума, — говорю я ему. — Я просто пытаюсь поговорить об этом с тобой. Это то, что люди делают в отношениях.