отсутствие – любовался Луной. Немного смущало, что на этой Луне Шлоссер монтирует свое зеркало, получалось, что я любуюсь не просто Луной, но еще и Шлоссером в придачу, а он хоть и гений, но человек неприятный, однако постепенно я абстрагировался. Перед тем как отойти ко сну – уже в первом часу ночи, – я выслушал доклад Андрэ. Он поведал, что публика осталась недовольна ужином. Я бы тоже был недоволен, если бы мне подали вареное саго, приправленное греческим рыбным соусом. Одно хуже другого: все-таки Андрэ – третий искусник – может готовить как чрезвычайно вкусно, так и на редкость отвратительно. Талант. Подтверждение тезиса некоторых кибернетиков, что Искра Божья может поцеловать в темечко любого, даже и железного.
Еще большее возмущение среди публики вызвал тот факт, что к завтраку были допущены не все, вернее, один Ахлюстин был допущен.
Отчет Андрэ меня вполне удовлетворил, и спал я спокойно, хотя мне и снились летучие мыши, причем не простые, а с отстегивающимися крыльями.
На завтрак не пришел никто. Ахлюстин из чувства протеста присоединился к своим. Все шло как надо.
За обедом со мной никто не разговаривал, впрочем, я и сам к беседам не был расположен. На обед мой добрый Андрэ приготовил грибной суп с песком, я же довольствовался скромным омлетом из трех яиц со спаржей и сладким перцем. Урбанайтес и Октябрина от супа отказались, Потягин одолел всего полтарелки.
После обеда я, как полагается, отдохнул с томиком Мессера, а потом, уже ближе к вечеру, направился на осмотр. Ничего нового я не увидел. Красная, как рак, Октябрина, нервничающий Потягин, Урбанайтес-Угрюмов, боксер Ахлюстин, работающий за двух ботов.
За ужином Урбанайтес мрачно играл с ножом, прямо как мастер Ляо из китайского цирка.
Так продолжалось еще два дня. Подъем, лодыри, солнце еще высоко! Еще высоко, «Марш энтузиастов», от рассвета до заката мы – суровые ребята…
Небольшие подвижки были: от овощного рагу с опилками отказалась одна Октябрина, прикрикивать на ботов стал и Потягин, а Урбанайтес два раза порезался ножиком.
Я ничего не предпринимал, спал, ел, сберегал силы. И на третий день началось.
Конечно же, первым догадался Потягин.
Я в этом почти не сомневался. Определенные надежды я возлагал и на Урбанайтеса – все-таки человек с техническим складом ума. Но Потягин его опередил. Неудивительно – чтобы прийти к подобному решению, одного технического склада ума мало, нужно иметь еще определенную порочность. У Потягина эта порочность была, я это еще по его бровям заметил, давно. Только порочный человек мог стать духовным лидером дискуссионного клуба «Батискаф», только порочный человек мог обставить меня в мотоциклетных гонках. И форма ушей – такая была у Чарльза Брусницына – последнего из исторических маньяков, – он заманивал свои жертвы в передвижной кинотеатр и истязал их посредством просмотра древних комедий. Многие не выдерживали. Так вот, у Потягина была та же форма ушей, что и у Брусницына, возможно, это его прах он сберегал в коричневом ковчежце… Хотя это Ахлюстин с ковчежцем, Потягин шишки любит… Тьфу ты, совсем в голове все перепуталось.
Потягин догадался.
Почему-то в тот день я решил начать не с Октябрины, а с Потягина, первым навестил его.
Еще издали услышал звук, который ни с чем невозможно спутать. Звук плети. Удары.
По металлу.
Подкрался к участку Потягина потихоньку, спрятался за пальмой.
Боты были выстроены в ровную железную цепочку, Потягин стоял с правого края и увлеченно лупил бота по спине плеткой. С каж-дым ударом бот убыстрял темп работы, после чего Потягин переходил к следующему роботу и начинал бить его.
Так он прошагал вдоль цепочки до половины, остановился, утолил жажду из фляги, отправился дальше.
Я выставился из зарослей, вышел на поле.
Потягин смутился и хлопнул плетью по роботической спине несколько слабее, чем раньше, и как-то виновато улыбнулся.
Я тоже улыбнулся, так, неопределенно, как сфинкс, в смысле – кошка.
– Как дела? – осведомился я.
– Да вот… – кивнул Потягин. – Работаю…
– Вижу. Догадался. Молодец. И как всегда, первый.
– Что?
– Первый, говорю, лидер. Первый в работе, первый в дискуссии…
– А остальные? – заинтересовался Потягин. – Остальные как?
– Как всегда, – ухмыльнулся я. – Догоняют, доходяги.
– Кто?
– Доходяги, – повторил я. – Раньше был весьма популярен гипермарафон – бег на восемьдесят километров. Сразу выбегали несколько тысяч человек. Выбегали и бежали, бежали. А не преодолеть дистанцию считалось большим позором, и все, кто под конец уже не мог бежать, они шли пешком. Отсюда и доходяги. Отстающие, одним словом. А ты – всегда впереди.
Я попытался сказать это с наивозможной серьезностью, хотя мне очень хотелось рассмеяться.
Потягин кивнул и направился к своим подчиненным.
Дальше я совершил обход в следующем порядке – Октябрина, Урбанайтес, Ахлюстин. Тут ничего не изменилось.
А на следующий день вот изменилось. Урбанайтес и Октябрина тоже взяли в руки плетки, Ахлюстин держался. Скорее всего, Потягин поведал о своем открытии Октябрине и Урбанайтесу, Ахлюстину же, из-за того, что я тогда пригласил его на завтрак, в информации было отказано. И он работал со своими ботами. Просто-таки Сен-Симон.
Глава 5
Ты и долгопят
Ужинали в молчании. Играла легкая необременительная музыка, что-то из ассортимента Ефграфа Вельтмайсера, какие-то польки, венгерки и прочий Штраус, по-моему, эта музыка как нельзя лучше способствует пищеварению. Моему, во всяком случае. Я вкушал салат из тропических фруктов, сыра и каких-то пряных трав. Мои подопытные… то есть коллеги, принимали пищу за своим столом, сегодня Андрэ опять разнообразил меню начальников морепродуктами, каша была пшенная и с рыбой – какой-то разновидностью чрезвычайно мелкой, размером с кружок лимона, камбалы. Чрезвычайно мелкокостлявая. Но начальников такая белковая добавка не очень вдохновляла, ели без аппетита. А может, настроения не случилось.
Я решил побыть немного добрым, выставил на стол корзинку с грейпфрутами.
Потягин издал нутряной звук, это от слова нутрия.
– Не волнуйся, Виталя, – успокоил я. – Это тоже соответствует действительности. Иногда сеньор угощал своих верных помощников сигарой или свежим ромом. Так что жуйте грейпфруты, это полезно от цинги. К тому же сегодня вы впервые выполнили четверть нормы…
– Кроме Ярика, – сказал через набитый рот Потягин. – Он не успел…
Сердцу моему сделалось сладостно, я сказал:
– Это ничего, Виталя. Я думаю, вы его скоро научите.
Ахлюстин поглядел на меня с интересом. Я пообещал:
– Попрошу Андрэ приготовить вам на завтрак бобы, это очень питательно. Это в честь нормы. Правда, бобы – коварная пища, тебе ли, Октябрина, не знать.
Октябрина пошевелила бровями.
– А я кое-что видел, – сообщил вдруг Потягин. – В джунглях. Неподалеку тут… Какие-то длинные строения.
Потягин обозначил головой направление и показал руками размер бараков.
– Там ничего быть не должно, – сказал я.
Там на самом деле не должно было быть ничего, я смотрел карты, пусто. Может, что-то из секретного, раньше много
всякого строили, а на картах не отмечали. Потом все это зарастало, приходило в негодность.
– Возможно, тайная база, – сказал я. – В двадцать первом веке много тайн разводили. Бункеры, убежища, подземные города целые, до сих пор разобрать не могут. А может, зомбоферма.
– Что? – спросили мои друзья в один голос.
– Зомбоферма. Ферма для производства зомби. Про зомби слыхали?
Слыхала одна Октябрина.
– Живые мертвецы, что ли? – спросила она. – Так это сказки дядюшки Примуса…
– Во-первых, дядюшки Римуса, – поправил я. – Во-вторых, зомби – вполне реальный феномен. В середине двадцать первого века местные правители все свое население в зомби превратили. Сначала умертвляли с помощью яда из рыбы фугу, а потом воскрешали электричеством. Но только обязательно живым – из молнии. И обязательно надо в могилы было закапывать, а крест железный – чтобы лучше током ударяло. А в мозг специальные контроллеры вставляли – чтобы управлять. В джунглях же строили специальные фабрики для откорма и…
– Он специально нас запугивает, – вмешалась Октябрина. – Страшные истории – это тоже часть антуража, правда, Уткин?
– Правда. Но и про зомбофермы тоже правда, я не вру. Вы про Великое Восстание Зомби слышали?
Коллеги не слышали, разумеется. Честно говоря, и я не слышал, но умение свободно фантазировать – краеугольный камень любой реконструкции.
– Вот видите, не слышали, – повторил я. – А оно как раз тут разворачивалось, в этих местах. Страшная вещь, между прочим. Мертвецы вышли из-под контроля, переловили всех колдунов-зомбомахеров, а потом топили их в море или привязывали в джунглях.
– Зачем? – бедный Потягин, кажется, совсем утратил аппетит.
– Зачем-зачем, на растерзание.
– А потом что с мертвецами сделали? – иронически поинтересовалась Октябрина. – С восставшими? Приучили к полезному труду? Они сейчас кокосы собирают?
– Тоже в море, – ответил я. – Мы проводили реконструкцию, это весьма драматически выглядело, даже сам Магистр прослезился. Всех зомби выстроили на пирсе, привязали к ногам гири и столкнули в океан бульдозерами.
– А потом еще бетоном залили, – добавила Октябрина. – Прямо в океане.
Нет, все-таки как трудно иметь дело с ироничными девицами! Впрочем, у нас все девицы такие. Ироничные, самостоятельные, берут пример с Маргариты Чумак Первой. Все такие умные, что иногда даже неинтересно, обратно-тоннельный синдром начинается, Башмачкиным себя ощущаешь.
– Ешь лучше грейпфрут, – я сунул Октябрине фрукт. – В нем много цинка, волосы перестанут выпадать. И вообще, не надо на меня наскакивать, этот разговор про зомби не я затеял, а Потягин, ему что-то привиделось…
– Но мне не привиделось, я просто хотел предупредить…
– Тсы! – я приложил к губам палец. – Говорят, что в самых глухих местах колдуны еще прячутся, еще варят свои дикие яды. И зомби тоже есть. И старые, и новые, они бродят меж дерев и вопиют…
– Все, хватит! – оборвала Октябрина. – Я сама скоро буду вопиять. Или вопиить. Я уже и так не могу уснуть, вокруг какие-то суслики скачут…
– Это лемуры, – буркнул любитель животных Урбанайтес, – у них сейчас гон.
– Я думала, лемуры на Мадагаскаре, – проявила свои познания Октябрина. – Они ведь там, кажется…
– В наши дни все перепуталось, – возразил Урбанайтес. – Все живут там, где хотят. Особенно обезьяны. Знаете, для марсианских поселений это просто какой-то бич. А лемуры… Даже в Подмосковье встречаются.
– Еще лемуров нам не хватало, – вздохнула Октябрина. – Знаете, я кошек с трудом переношу, а лемуры… И вообще, мне тут не нравится.
– Давайте серьезно, – Урбанайтес брякнул тарелкой. – Без баек, без истерик. На этом побережье происходят непонятные вещи. Антон?
– Вот и я говорю, что надо серьезно, мне тоже кажется, что здесь… – Октябрина огляделась. – Тут что-то не то… Странное место.
Место как место, тыкнул пальцем в карту – нашел место. Но эти ведь не поверят. Тоже мне привереды, здесь вам не тут, между прочим.
– Послушай, Уткин, тут действительно что-то не то, – негромко сказал Урбанайтес. – Я тоже вчера…
По верхушкам пальм пронесся ветер, и все, даже я – что уж говорить, вздрогнули.
– Тоже длинные мрачные здания? – спросил я.
– Я слышал шорох, – в разговор внезапно вмешался Ахлюстин. – Шорох…
До этого он налегал на кашу, что понятно – завтрака у него не будет. Теперь вот решил побеседовать.
– Да, шорох! – подтвердил Урбанайтес. – В деревьях все время что-то шуршит, я тоже слышал…
Я вдруг пожалел, что с ними связался. Какие-то они истерики. У одного что-то шуршит, другой видел длинные сараи, третья скоро газету начнет выпускать – «Ты и раздвоение»…
Как с такими героями работать? С трудом.
– Я не только слышал, я кое-что видел, – прошептал Урбанайтес уж совсем замогильным голосом. – Глаза… Там, в джунглях, глаза.
Тут уже даже я едва не прослезился. Это уже начинало походить на какой-то сюрреалистический мульт, есть такие из старых. Где лопаты с глазами, а тарелки с тормозами. И голова у меня заболела.
– Это глаза тех зомби, – сказал я. – С зомбофермы. Красные такие? Глаза?
– А если серьезно? – Ахлюстин уставился на меня. – Что все это такое? Шорохи, глаза? Твои шутки?
Боятся. Это хорошо. Страх открывает двери. А Ахлюстин такой вообще, Серьез Туберкулезыч просто…
– Это, видимо, долгопяты, – сказала Октябрина. – Такие маленькие обезьянки с присосками на лапках.
– Все знает – все умеет! – прокомментировал я. – Октябрина, где ты была в годы моей молодости? Я бы подарил тебе снегокат.
– Да, это могут быть долгопяты, – вмешался Урбанайтес и продолжил Октябринин рассказ: – Долгопяты живут на Филиппинах, в Индонезии, не исключено, что и сюда их завезли. Или сами добрались. Аборигены называют их ярмаяху – демоны кровавых глаз. Зверьки абсолютно безобидны, но их глаза в темноте светятся жутким красным светом. Многие европейцы, попадавшие в джунгли ночью и не знавшие про долгопятов, сходили с ума. Так что никаких зомбоферм. А наш Антон просто большой сказочник.
– Шарль Перро, – пошутил Потягин. – Дядюшка Примус.
Но никто не засмеялся.
– Да, мои милые головоноги, у нас тут просто Зловещий Берег какой-то, – сказал я. – Злыднев Бряг, как сказали бы древние болгары.
– Сам ты… – Октябрина поморщилась. – Злыднев…
– Антон Злыднев, – прокомментировал неуемный Потягин. – А что, тебе идет.
– А тебе идут панталоны, – огрызнулся я.
Потягин свернулся, и ужин завершился в молчании.
Они ушли, а я остался один. Ветер продолжал дуть, и действительно, я почувствовал некоторую жуть, разлитую над побережьем. А насчет этих бараков в лесу – надо будет посмотреть… Как время выдастся. Не сегодня, сегодня холодновато, к тому же я был уверен, что все эти длинные бараки – плод болезненного потягинского воображения.
Поэтому я лег в гамак и качался, раздумывая о пользе кокосовых стружек. Спать не хотелось, но ветер стал совсем уж холодным, и гулять я не рискнул. Приказал Андрэ сварить шоколада с перцем. Бот отправился кулинарить, я же отдыхал.
В бунгало