Эдвард Элмер `Док` Смит
Часть 1
КУЗНЕЦ
1
Восточный небосклон светлел, наливался алым золотом, отодвигавшим чернильно-фиолетовый мрак ночи. Над снежными пиками древнего Ампассера, над бездонными ущельями, каменистыми склонами, остроконечными клыками скал и голубоватой толщей ледников вставало солнце. Звезды гасли друг за другом, растворяясь в его победном сиянии, и лишь одна из них — яркая, багрово-красная — продолжала упрямо карабкаться к зениту, не страшась наступающего дня.
— Критическая точка в развитии нашей цивилизации — здесь, именно здесь! — Скандос, хронофизик, коснулся ладонью экрана, на котором мерцали зеленые зубцы темпорального спектра. С минуту он пристально вглядывался в глубокий провал, уходивший за нижний обрез округлого глаза хроноскопа, потом выпрямил спину и повернулся к ассистенту. — Почему человек так глуп, Фурмин? Любое создание, любая тварь с самым примитивным мозгом, понимает: жизнь лучше смерти! Лучше радоваться свету и теплу, чем истекать кровью в отчаянии и мраке! И самые юные, цвет и надежда расы, должны приносить потомство, а не погибать на жертвенном камне во имя вымышленных богов! — Скандос снова посмотрел на экран, потом перевел взгляд на сверкающий прозрачный шар темпорального передатчика, высившийся в центре лабораторного зала. Устало прикрыв глаза, он тихо произнес: — И ведь это можно исправить… Одно путешествие туда, к этому кузнецу из древней Ломарры. Нигде в достижимом для нас промежутке времени нет другого человека, который занимал бы столь уникальную ключевую позицию!
— Да, верно, — согласился Фурмин. Запустив пальцы в свои густые рыжие кудри, перехваченные обручем из серебристого металла, он, морщась, глядел сквозь широкий оконный проем на полукруг солнечного диска, срезанного вершиной хребта, и багровую звезду над ним. — Можем ли мы позволить Тедрику встретиться со смертью — с ужасной смертью! — в тридцать лет, когда его огромные способности не реализованы и на десятую часть? Все так просто исправить… И этот удивительный метеорит, что попал ему в руки, наполовину облегчает дело… Однако, — со вздохом заключил Фурмин, — технология выработки настоящей стали будет открыта только через два века, другим мастером, в другой стране… — Он опять поморщился, словно от головной боли, и сильно потер виски. — Соблазн велик, учитель, но вы же знаете мнение Консулата… любое, даже самое незначительное вмешательство в события прошлого может привести к непредсказуемым и катастрофическим последствиям.
— Катастрофические последствия! — фыркнул Скандос, нахмурив брови. Его худощавая невысокая фигура внезапно напряглась как согнутый клинок рапиры, глаза раздраженно блеснули. — До истинной катастрофы осталось двадцать три года, что прекрасно понимают все специалисты, кроме ископаемых старцев из Консулата! Вот она — висит над нами словно топор над шеей обреченного! — он вытянул тонкую жилистую руку к окну, к багровевшей в небе звезде.
Фурмин покачал головой и осторожно, с какой-то трепетной нежностью коснулся плеча ученого. Его большая ладонь скользнула по рукаву просторной туники Скандоса, не то поглаживая его, не то успокаивая, будто обиженного ребенка.
— Я с вами, учитель, вы же знаете, — негромко сказал он. — И я выполню любой ваш приказ. Однако… однако каждый из нас рискует головой… и не моя в данном случае представляет главную ценность.
Скандос усмехнулся, на его худом решительном лице вдруг четко обозначились выдававшие возраст морщинки. Этот Фурмин умен, весьма умен, невзирая на молодость! Умен, предан и преисполнен веры в своего учителя… По в дни, когда над землей восходит Око Сарпедиона, важна преданность не людям, а идеям.
— Послушай, мальчик, — с неожиданной мягкостью произнес физик, — я не хочу принуждать тебя… хотя, конечно, мне нужна помощь. Ведь я не могу одновременно находиться у пульта управления и в темпоральной кабине. Но ты должен принять решение сам! — он откинул голову, всматриваясь в лицо Фурмина, высившегося рядом, как скала — ростом ассистент на целый фут превосходил своего хрупкого шефа. — Да, опасность существует, и многие хронофизические феномены пока что остаются для нас загадкой. Мы не представляем, что именно может произойти. Уже сотню лет мы умеем влиять на прошлое, но боимся действовать — и потому топчемся на месте. Мы провели сотни бесполезных опытов — и что они дали для развития темпоральной теории? Ничего! — Скандос резко взмахнул рукой. — И такая же ситуация везде — в исследованиях околопланетного пространства, в проектировании аналитических машин, в изучении ментальной связи… Медленное эволюционное развитие, навязанное Консулатом, его бесчисленные запреты душат нас!
Он замолчал, затем снова заговорил с нарастающей страстностью:
— Может быть, лучший выход заключается в том, чтобы наша темпоральная линия мгновенно и безболезненно исчезла. Или мы должны беспомощно заламывать руки, с отчаянием наблюдая, как наша цивилизация идет к гибели? Мы теряли время — десятилетия, века, — не понимая, что жуткий монстр приближается к нам с каждой минутой! Фактически, мы безоружны и беззащитны — ибо что мы можем сейчас противопоставить той неведомой и страшной мощи, которая способна зажигать и гасить звезды?
Скандос бросил взгляд за окно — золотистая тарелка солнца уже поднялась над иззубренным хребтом; над ней, чуть поблекнув в потоке яркого света, плыла багровая звезда, гневное Око Сарпедиона.
— Ни Консулат, ни Академия не разрешат вмешательство в прошлое, — уставившись в пол, пробормотал Фурмин.
— Это мне известно. Хотя не все в Академии единодушны… Скажем, Пайрот, астроном… вычислитель Винг… и другие… Возможно, придет час узнать их мнение… Но сейчас я не собираюсь спрашивать их. Я спрашиваю тебя! Ты, мой ученик, уже знаешь о времени больше, чем все остальные физики планеты. За пять лет совместной работы я убедился, что твои суждения всегда были здравыми и беспристрастными. Если ты готов встать там, — Скандос кивнул в сторону пульта, — я буду действовать. Если нет — мы можем ещё двадцать три года продолжать свои осторожные и бесцельные эксперименты. Вряд ли я доживу до их конца…
— Учитель! Вы возлагаете на меня ответственность за это решение?
— В определенном смысле — да, Фурмин. Ведь любой человек должен отвечать за свои поступки… — физик грустно усмехнулся. — Но, с другой стороны, я уже решился — так что за тобой лишь половина дела.
Встряхнув рыжей гривой, Фурмин лихо сдвинул на лоб свой серебристый обруч и твердо встретил взгляд учителя.
— Тогда — вперед!
— Пусть будет так.
2
— Тедрик, проснись!
Кузнец открыл глаза. Его пробуждение не было постепенным и долгим, как у изнеженного цивилизацией сибарита будущих веков; он проснулся сразу, подобно почуявшему опасность горному барсу. Еще секунду назад опт лежал на груде шкур, расслабившись и тихо похрапывая в глубоком сне; в следующий миг он вскочил с постели, схватил свой меч и метнулся к стене. Он стоял, изготовившись к бою — мышцы напряжены, суровые серые глаза полны тревоги, рука, стиснувшая клинок, тверда как камень. Его огромное полуобнаженное тело — шесть футов четыре дюйма, больше двухсот фунтов могучей плоти, — казалось застывшей статуей из темного камня. Пристальный взгляд кузнеца был прикован к странному, смутно различимому существу, неподвижно висевшему в воздухе. Мерцающий сферический ореол окружал эту неясную тень — бесспорный признак нечеловеческого могущества и власти.
— Я восхищен тобой, Тедрик. — Этот непостижимый пришелец, бог или демон, не издавал ни звука; слова будто сами рождались в голове кузнеца. — Вероятно, ты немного испуган, но сохранил полное самообладание. Любой другой человек лишился бы разума от страха и неожиданности.
— Ты не из нашего мира, Повелитель, — Тедрик опустился на одно колено. Он знал, конечно, о существовании богов и демонов; и, хотя его самого впервые почтил визитом представитель потусторонних сил, за свою жизнь он не раз слышал о таких случаях. Так как пришелец не убил его немедленно, не выпил кровь и не пожрал печень, это, вероятно, не входило в намерения божества — во всяком случае, в данный момент.
Почтительно склонив голову, но не выпуская меча из рук, кузнец с удивлением произнес:
— В Ломарре нет богов, у которых я вызывал бы восхищение. Кроме того, наши боги — твердые и тяжелые, а ты паришь в воздухе, как пушинка. Что ты хочешь от меня. Повелитель?
— Я не бог. Если бы ты сумел проникнуть сквозь эту мерцающую завесу и снести мне голову своим мечом, я бы умер.
— Конечно. Так же, как Сар… — Тедрик прервал фразу на середине, будто слова застряли у него в глотке. Божественный пришелец с недоумением взглянул на кузнеца, потом медленно кивнул.
— Я понимаю… Ты боишься говорить?
— Да. Человек никогда не бывает один… Глаз бога горит в небесах и видит все, сквозь стены и крыши. Если он знает, то узнают и жрецы… Тогда конец… я лягу на плиту из зеленого камня и потеряю свое сердце, печень и мозг.
— Нас никто не услышит, не тревожься. Я обладаю властью, вполне достаточной, чтобы твои речи не дошли ни до богов, ни до их слуг.
Тедрик безмолвствовал.
— Я понимаю твои сомнения. Хорошо, давай оставим эту тему. Скажи, чтобы ты хотел спросить у меня?
— Я желал бы разобраться, откуда я слышу твои слова, хотя ты не произносишь ни звука… но людям не понять путей богов! — Тедрик склонил голову, помолчал, собираясь с мыслями. — Я кузнец, мой Повелитель; мой отец, мой дед — весь наш род — были кузнецами. — Он задумчиво провел пальцем по своему клинку, тусклому и темному, как обломок ампассерского гранита. — Много лет я пытаюсь выплавить прочный металл — очень прочный, но не хрупкий. Медь не годится, я не могу закалить её ни в воде, ни в снегу. Железо получается у меня либо слишком мягким, либо твердым, но ломким. Все смеси и сплавы, в которые я бросаю разные добавки — олово и свинец, чешую горного дракона, волчьи клыки и красные камни из Тарка — тоже выходят или мягкими, или слишком хрупкими. Мне удалось получить темную бронзу — чуть прочней, чем обычная, И это — все.
— Что ж, я попробую помочь тебе. Ты умеешь выплавлять железо — плохое железо и серый чугун невысокого качества; чешуя, клыки и красные камни не сделают их лучше. Тебе нужна сталь — гибкая, прочная, ковкая… и в обычной ситуации ты никогда бы не получил её. Да, сталь — то, что тебе надо, Тедрик.
— И ты можешь. Повелитель?.. — глаза кузнеца вспыхнули. — Ты научишь меня?
— Для того я и прибыл в Ломарру. Однако стану ли я учить тебя или нет, зависит от некоторых обстоятельств…
— Назови цену. Повелитель! — казалось, Тедрик был готов расплатиться не только своей душой, но и сердцем, печенью и мозгом впридачу. Он поднялся с колен, отшвырнул меч и сделал шаг к мерцающей посреди комнаты сфере.
— Плата мне не нужна, кузнец, — раздался беззвучный божественный глас. — Ты должен ответить лишь на один вопрос — зачем тебе этот металл? В чем заключается твоя главная цель?
Тедрик заколебался. Страшно было вымолвить вслух то, о чем он думал; казалось, горящее в небесах ненавистное Око пронзает его от макушки до пят грозным взглядом. Но от этого нового божества, способного проникать в голову человека, как нож в масло, не утаишь секрета; несомненно, это могущественное, окруженное небесным светом существо знало каждую его мысль, каждое намерение и каждое невысказанное слово. К чему же тогда вопросы? Может быть, странный бог испытывал его храбрость?
Мудрое решение! Тайну божественного металла, гибкого, прочного и ковкого, нельзя доверить первому встречному! Недаром этот бог пришел в Ломарру, а не к проклятым сарлонцам и не к жадным недоумкам из Тарка! Он, Тедрик, первый кузнец в Ломпоре и должен доказать, что его мужество равно его искусству… Даже если в небе вспыхнет дюжина сарпедионовых глаз!
Сделав ещё один шаг вперед, Тедрик глубоко вздохнул и произнес:
— Величайший из наших богов, Сарпедион, — злобный, мерзкий бог, мой Повелитель. И я… я собираюсь убить его!
Он стоял теперь совсем близко к сфере, и сквозь двойной туман — невольного гнева, который вызвало ненавистное имя, и мерцающего сияния — мог более ясно различить лицо и фигуру своего бога. Бог улыбался.
— Значит, злобный и мерзкий? В чем же это выражается?
— Во всем! — взволнованный кузнец повысил голос. — Что хорошего можно ждать от бога, который умеет только убивать и сводить людей с ума? Народ прекрасной Ломарры, Повелитель, хочет жить спокойно и не бояться зеленых алтарей Сарпедиона. Но откуда взяться покою и счастью, когда в любой год больше смертей, чем рождений? Ломпор обезлюдел… безумцы бродят по его улицам… и в провинциях тоже… Нас осталось слишком мало! И, нам всем — кроме жрецов, конечно, — приходится тянуть из себя последние жилы, чтобы не сдохнуть с голоду!
— Я догадывался об этом, добрый кузнец… Вся Ломарра брошена на алтарь чудовища… — лицо неведомого бога стало грустным. — Скажи же мне, если ты получишь обещанный дар… эту сталь… что ты станешь с ней делать?
— Из твоего божественного металла, Повелитель, я выкую меч и доспехи — острый меч, способный рассечь медь и обычное железо; прочный панцирь, который не смогут повредить медные и железные клинки. И тогда, тогда я смогу пробиться сквозь толпы вооруженных жрецов и крыс из Тарка, их наемников! Пробиться к алтарю Сарпедиона!
— Один? Но почему! Разве у тебя нет надежных друзей?
— Потому, что я не могу просить их о помощи… не могу даже поведать кому-нибудь то, что сказал тебе. Любой, кто узнает и не донесет, скоро ляжет на зеленый жертвенный камень. Или лишится разума… Жрецы давно подозревают… ищут на мне вину… — Тедрик судорожно сглотнул.
Нет, он не боялся честной смерти, но гнусная смерть страшила даже его. Подняв глаза к божественному лику, к этому сухому, костистому и немолодому лицу, он понял, что бог взирает на него с явным сочувствием. Это подбодрило Тедрика, и он сказал:
— Я — лучший кузнец в Ломпоре и, наверно, во всей Ломарре… Лишь это — да милость короля Фагона — хранит меня… вот почему я ещё жив. И я буду жить, пока не найду того, что ищу!
— Полагаю, что для сражения с целым отрядом солдат нужно что-нибудь посолиднее, чем хороший меч и панцирь, — задумчиво произнес бог. — Ты большой оптимист, мой юный дикарь.
— Божественный металл — все, что я прошу, Повелитель, — упрямо возразил кузнец. — Остальное — моя забота.
— Пусть будет так. Значит, ты сделаешь доспехи и выкуешь меч. Что же дальше?
— Как ты, наверное, знаешь, мой Повелитель, изображение Сарпедиона высечено из камня — с добавками из дерева, меди и золота. Я разобью его молотом в пыль! — Тедрик скрипнул зубами. — Я вырву его сердце, печень и мозг, полью горючим маслом и принесу в жертву…
— Подожди! Статуя Сарпедиона — не живое существо! Ты же сам сказал, что его изображение сделано из камня, меди и…
— Не будь наивным, мой Повелитель! Или ты проверяешь меня? Каждому известно, что боги — нетленные духи.. Они связаны со своими изображениями и с жрецами, которые служат им, духовной силой. Жизненной силой, можно сказать… Если разорвать эту связь с помощью огня и жертвоприношения, Сарпедион, конечно, не умрет, и даже Глаз его не погаснет в небе, но он не сможет мстить. Он будет бессилен, пока его жрецы не изготовят новую статую и не проведут много времени в молитвах, чтобы восстановить связь… А если заодно прикончить и жрецов… — Тедрик свирепо оскалился и стиснул могучие кулаки. Затем, прищурив глаза, пристально осмотрел свое божество сквозь мерцающую невесомую завесу. — Я сделаю твое изображение, Повелитель, чтобы ты мог обитать в нем. И я принесу Сарпедиона в жертву тебе, мой странный новый бог. Клянусь холмами Ломарры, пока я жив, ты будешь моим единственным богом!
Он на мгновение призадумался, потом спросил:
— Но как твое имя, мой Повелитель? Я не могу всегда называть тебя «странный бог».
— Меня зовут Скандос.
— Ск… Скн… Прости, мой язык не в состоянии выговорить это слово. — Кузнец снова погрузился в размышления, решая какую-то сложную проблему; губы его беззвучно шевелились. Наконец он произнес: — Отец говорил мне, пока был жив… На севере, в Средней Марке, откуда мы ведем свой род, в старые времена был другой бог. Его звали… звали… Ллосир, вот как!