37
В автобусе Кофи наконец разглядел себя. Видок еще тот. Сколько ни отряхивался он, стоя на остановке, всюду видна была мука – на джинсах, на любимой клетчатой рубашке, на куртке. В волосах мука смешалась с потом в клейкое тесто.
Кофи попытался было выковыривать его пальцами, но ничего не вышло. Тесто вылезало лишь вместе с волосами. Нужна была вода.
Хуже муки были кровоподтеки и ссадины. Такого негра редко встретишь в России. В муке, в крови и, что самое ужасное, трезвый.
В автобусе молодой вождь принял позу Сократа. Подобно великому мыслителю, он обхватил голову руками и прижался носом к окну. Сидел и сглатывал собирающуюся во рту кровь. Хоть грязной головы и разбитых губ не видно.
Пассажиров было трое или четверо.
Они направлялись в центр одним из последних автобусов. Кофи старался не привлекать внимания, поэтому ни на кого не смотрел и вообще не производил никаких лишних движений. Он позволил себе лишь дышать.
Тем не менее боковым зрением он ловил на себе любопытные взгляды. «Нет, это никуда не годится, – думал Кофи. – Нужно что-то предпринять».
За стеклом автобуса делалось все оживленнее. Вот и проспект Маршала Жукова.
Здесь уже сверкали рекламные огни. Кофи рассматривал людей на тротуарах.
Ему не нравилось, что вид у них у всех совершенно праздный. От безделья они с удовольствием запомнят странного негра.
Еще ему не нравилось обилие милиционеров. То и дело по проспекту проносились автомашины с мигалками. В пешей толпе граждан милиционеры то и дело попадались парами.
Мелькали рестораны, гостиницы, бары и казино. Светились витрины ночных магазинов. Проплывали заставленные под потолок бутылками киоски.
Слева и справа темнели громады офисов. Зато уж если встречались жилые дома, то в них светилось куда больше окон, чем в дальних новостройках.
Проспект Маршала Жукова влился в улицу с красивым революционным названием – проспект Стачек. После каждой остановки в салоне делалось многолюднее.
Уже не хватало сидячих мест. Остро пахло смесью алкогольного и табачного перегара. Скоро автобус пересек Обводной канал и Фонтанку. Это уже самый центр.
Кофи вышел перед тем, как автобус свернул на Невский. В залитом ярким светом киоске он выбрал самую дешевую водку и сливочный рулет в вакуумной упаковке. Кофи обошел киоск и уселся на металлическую решетку газона.
Глазом открывать водку вождь пока не научился. Поэтому достал перочинный ножик. На нем не должно быть крови.
Кофи не поленился прополоскать нож под краном в туалете «Тоусны».
Сорвав крышечку, он сделал два больших глотка. Водка обожгла разбитый рот.
Кофи раскрыл как можно шире рот и заглотил огромный кусок рулета. Жевать было больно. Даже такое нежное блюдо.
Проглотив все заглоченное, вождь отдышался. Он так проголодался, что по инерции все еще набегала слюна. Не все сразу. Кофи закурил. Чем труднее работа, тем вкуснее сигарета.
Отхлебнул еще. За четыре года в России он научился находить особую прелесть в смаковании водки. Хотя многие русские умудряются крепко пить и при этом не выносят водочного запаха.
Кофи нравились небольшие бодрящие глотки. Он любил прополоскать водкой рот, горло. Многие русские даже наблюдали за такими процедурами с содроганием.
Питерские аборигены хлопали Кофи по плечам и говорили: «Высший пилотаж!» Сейчас водка хоть и обжигала кровоточащие десны и губы, но и заживляла, дезинфицировала.
Еще рулет, еще сигарета. Снова водка.
Медленно накатывало расслабление. Лишь сейчас Кофи заметил, что накрапывает мелкий дождь. Это было приятно.
Части прохожих это, видимо, также было приятно. Они шли без зонтов. Кофи смотрел на петербуржцев, как на марсиан. Они проходили в нескольких метрах от него. Он знал их язык и обычаи.
Однако они находились в разных измерениях. Они жили разными ценностями. По асфальту куда-то шли обычные белые люди, с их многословием, жадностью и углубленным самокопанием. Он в этом чуждом мире купли-продажи выполнял заветы предков.
Надо было поторапливаться, пока не прекратил движение общественный транспорт. Пока не развели мосты на Неве.
Когда бутылка опустела на две трети, Кофи покинул неудобную жердочку, забрался в подошедший автобус и продолжил путь в общежитие.
В полупустом автобусе он сделал еще пару глотков. Люди смотрели на Кофи во все глаза. Кое-кто из них немало повидал в жизни. Но такого чуда не видел никто.
Здоровенный пьяный негр едва держался за поручень. Время от времени он прикладывал к губам бутылку «Русской».
А после пихал в рот огромные куски сливочного рулета.
Вид у него был такой, словно он сперва хорошенько подрался, а затем долго лежал в канаве. «Наш парень! – с затаенной гордостью думали простые люди. – Небось и матом ругается будь здоров…»
Словно прочитав мысли окружающих, рослый, плечистый негр встряхнул грязной головой и заявил:
– Все это херня!
И немедленно выпил. Мужчины, женщины, старики и немногочисленные дети, ехавшие в столь поздний час, радостно закивали, заулыбались. Стали переглядываться. Люди словно поздравляли друг друга. Даже в негре они встретили своего.
Хорошо сказал! Вот какова наша сила!
Дадим достойный ответ Чемберлену!
Скоро автобус затрясло на мостовых стыках. Кофи вышел за остановку до общежития, сопровождаемый ласковыми взглядами простых людей. Он побрел по широкому тротуару Пискаревского проспекта, сжимая в одной руке водку, а в другой – остатки приторно-сладкого рулета.
Первый же встреченный патруль застыл в немом изумлении. На асфальте выписывал замысловатую кривую негр.
Милиционеры невольно преисполнились той же симпатией к черному парню, что и пассажиры автобуса. У российских собственная гордость.
– Вот это по-нашему! – воскликнул один.
– Свой человек, – согласился другой. – А еще говорят: черные – не люди.
– Загребем? Мы ж пока только четверых сдали.
Старший патруля сдвинул кепи на глаза и поскреб затылок.
– До плана еще искать и искать, – сказал он. – Но, если он иностранец, лучше не связываться. Потом замучаешься объяснительные записки писать.
– Ну так давай загребать не будем, а только лупцанем? – предложил милиционер в бронежилете. – И ребят можно позвать с противоположной стороны. Нас они всегда приглашают…
Предложение выглядело заманчиво.
Патрульные развернулись и направились вслед за Кофи Догме. Здесь, вдали от центра, прохожих было немного, но ни один из них не отказал себе в удовольствии понаблюдать за пьяным вдребадан темнокожим.
Старший сержант на ходу передал по рации сообщение на противоположный тротуар Пискаревского проспекта. «Спускаемся в подземный переход», – был лаконичный ответ.
Четверо милиционеров окружили мулата как почетный эскорт. Кофи не выказывал ни малейшего беспокойства. Шел себе и шел, покачиваясь и путаясь в собственных ногах.
– Документики, гражданин, – начал для затравки один из милиционеров.
В ответ раздалось что-то нечленораздельное. Кофи и не подумал останавливаться.
– Вы что, гражданин, не слышите? – грозно повторил кто-то. – Предъявите документы!
– А пошел ты…
Больше от Кофи никто ничего добиваться не стал. Этой фразы было достаточно. Милиционеры закинули за спины автоматы и отцепили дубинки.
Один из них преградил вождю путь.
– Стоять! – приказал он.
– А пошел ты, – повторил Кофи.
В следующую секунду на Пискаревском проспекте словно работала бригада по выбиванию ковров. Кофи свалился от первых же ударов. Каждая дубинка опускалась на него ровно два раза в секунду.
Зазвенела по асфальту водочная бутылка. Вывалились из руки липкие остатки рулета.
– Харэ! – раздалась команда.
«Выбивание ковра» вмиг прекратилось.
– Посмотри, может, наш? – сказал один из сержантов.
Другой нагнулся. Темнокожий лежал без признаков жизни. Милиционер расстегнул один нагрудный карман и достал какую-то черную железку. Сунул ее назад.
В другом кармане оказался зеленый паспорт.
– Зеленый, – сказал сержант, – не наш.
– А чей? Давай светану.
– Гляди, какой герб! Я таких еще не видал…
Они встали в тесный кружок возле Кофи и в слабом свете карманного фонарика стали переводить с английского. Из носа у Кофи текла кровь. Он очнулся.
Приоткрыл один глаз. Посмотрел на блюстителей порядка и закрыл.
– Хрен его знает, – услышал он над собой. – Какой-то Бенин. Что за страна, где?
– Может, тогда загребем? Карманы вывернем, – раздался другой голос. – Страна малоизвестная, проблем не будет.
– Черт его знает – будет или не будет.
А вдруг сейчас в Москве с визитом ихний президент? Помните, Петьку Лукьяненко уволили из органов за то, что трезвых граждан Люксембурга отлупил и отправил в мойку? Потом вдруг выяснилось, что Люксембург – международный финансовый центр и что у нашего мэра там личный счет в банке. А ведь сначала Петька тоже думал, что страна неизвестная и шума не будет.
Все милиционеры разом обернулись на стон.
Негр стоял на четвереньках и силился подняться.
– Ах ты, сука черномазая! – воскликнул тот, кто неоднократно предлагал забрать парня в вытрезвитель. – Крепкий, гад…
Милиционер размахнулся дубинкой и обрушил на спину Кофи страшный удар.
За ним – другой и третий. Кофи повалился набок.
– Подожди, – положил руку на плечо разбушевавшемуся милиционеру старший патруля. – Ты ж ему так на хер легкие отобьешь.
Милиционер недовольно прекратил избиение. Он поступил в милицию потому, что не мог найти другой работы. Сейчас он работал уже не только ради денег.
От каждого дежурства он ждал таких вот минут, когда можно бить во всю силу, не жалея, не таясь, не боясь искалечить или убить.
Наоборот: он старался сделать именно это. Если нельзя убить, то хотя бы искалечить.
У одного из сержантов на груди забормотала рация.
– Вовремя мы тут сошлись, – сказал он. – Возле кинотеатра молодняк машется. Аида туда.
У разбушевавшегося загорелись глаза.
Групповая драка – это не один-единственный негритос. Если не зевать, то можно всласть душу отвести.
– На, сунь негру паспорт в рубашку…
Значит, так. Как увидим драку, вы ее обходите оттуда, а мы отсюда. И погоним друг на друга. Так меньше пацанов разбежится.
38
Катя лежала в глубоком обмороке перед распахнутой морозильной камерой.
Молодой лейтенант пытался привести девушку в чувство. Он соскребал ногтями рыхлый лед со стенок камеры и посыпал Катино лицо.
За этой сценой с интересом наблюдал рослый сержант в бронежилете. В порыве человеколюбия лейтенант расстегнул верхние пуговицы на Катиной блузке, и автоматчику теперь прекрасно была видна белая бретелька бюстгальтера.
В широком коридоре загрохотали шаги.
– Здорово, хлопцы! – с порога рявкнул человек в штатском и сунул автоматчику под нос удостоверение.
Сержант изобразил нечто вроде стойки «смирно» и без энтузиазма сказал:
– Здравия желаю, товарищ капитан.
Лейтенант оторвался наконец от Кати, выпрямился и отдал честь:
– Здравия желаю, товарищ капитан.
Лейтенант Сомов.
– Что с ней? – человек в штатском кивнул на Катю.
– Родимчик приключился.
– Что?!
– Ну, обморок…
– Так ты и говори: «обморок». А то родимчики какие-то. – Следователь подошел к распахнутой двери морозильника, заглянул внутрь и уточнил: – Готов?
– Так точно.
К морозильнику подошли еще двое в штатском.
– Как девка здесь оказалась?
– Так она вскрытый склад обнаружила! – объяснил лейтенант Сомов. – Кидалась на меня, царапалась, требовала, чтоб я отца ее нашел. Ну, я и нашел.
– Так это ее папаша?
– Выходит, так. Она как увидела, бросилась к нему, заорала: «Папа, нет, не надо!» И свалилась. Я чуть подхватить успел.
– А потом еще чуток расстегнул, – усмехнулся следователь. – А что, красивая девчонка.
Молоденькое лицо лейтенанта резко изменило цвет. Оно густо покраснело.
Одну щеку украшала свежая царапина.
– Никак нет, – пролепетал он. – Я только первую помощь…
Сержант в бронежилете собрал в кулак волю, чтобы не заржать во весь голос.
– Слушай, а ты отдаешь себе отчет в том, что будет, когда она очухается? – спросил капитан в штатском.
Сомов был совершенно сбит с толку.
– Ну как – что будет? Будет хорошо…
Следователь обернулся к своей свите и уточнил:
– Что, уголовщина, вы такого кретина когда-нибудь видали?
Люди в штатском задумчиво закачали головами. Один из них, судмедэксперт с чемоданчиком в руке, очень серьезно ответил:
– Я, Саш, таких законченных кретинов вообще-то никогда не видал.
Сочный красный цвет на лице лейтенанта распался на отдельные пятна. Пятна от горькой обиды поползли, как черепахи.
– Товарищ капитан, я младше по званию, но я бы попросил, – выдавил Сомов. – Я бы вас попросил не оскорблять честь и достоинство офицера. Тем более нельзя это делать в присутствии моего подчиненного…
– Эх, Сомов, – вздохнул капитан в штатском. – Ты бы хоть подумал, что будет с этой девицей, когда она придет в себя! Она снова увидит труп собственного отца. Да еще с кровавыми сосульками вместо ушей… Ты «скорую» вызвал?
Лейтенант вопросительно посмотрел на сержанта в бронежилете.
– Так точно! – сказал тот. – «Скорая» вызвана.
Следователь положил руку на плечо автоматчика и приказал:
– Сходи за медиками. Пусть девицу быстренько в чувство приведут. Мне ее допросить надо. Пока в ее рыжей головке события не обросли теми деталями, которых не было. Если она очухается, конечно.
С этими словами следователь достал из пиджака портсигар, а из портсигара – сигаретку. Как по команде, это проделали и сопровождающие люди в штатском.
В помещении заклубился тот самый сизый смрад, который неизменно возникает, когда три человека разом курят «Приму» фабрики имени Урицкого.
– Ну что, Саш? – спросил судмедэксперт. – Поехали?
– Погнали, – кивнул следователь и обратился ко второму своему спутнику: – Ты сразу возьми отпечатки у этого лейтенанта. Он наверняка дергал ручки камер без перчаток. Кстати, лейтенант. Владельцы этой фирмы, как ее…
– «Тоусна», – с готовностью подсказал Сомов.
Ему необходимо было любым путем реабилитировать себя в глазах начальства и подчиненных.
– Да, владельцы «Тоусны» извещены?
Сомов почувствовал, что плиточный пол под ногами качается. Сейчас он получит еще одну вздрючку. За то, что не сообщил хозяевам. «Я действительно кретин, – обреченно пронеслось в голове. – Самые простые вещи делать забываю».
Сомов опустил голову и едва слышно произнес:
– Нет, владельцам не сообщил.
– От молодец! – воскликнул капитан в штатском и выпустил струю вонючего дыма. – Мы сперва соберем все, что можно, по мокрому делу, а уж после займемся складом. Вот тогда и порадуем капиталистов. А то работать не дадут.