На это и рассчитывал Беннетт, когда надевал под рубаху бронежилет.
* * *
Я-то думал, сукин сын пополнел, раздобрел на отменных своих харчах! И двигался немного неловко; но я приписал это возрасту и сидячему образу жизни!
Вот он, тайный источник нежданного мужества. Келвар надежно защищал Беннеттовские брюхо и ребра, но физиономия оставалась уязвимой по-прежнему. И шарахнулся, голубчик, от зыкнувшей у самого уха пули, точно встрепанный. И понял, что я понял...
И разом утратил необходимое при стрельбе самообладание. И промахнулся.
Револьвер дернулся в моей руке сызнова. Легкие оружейные системы, из которых палишь зарядами повышенной мощности, брыкаются не хуже остервеневших лошадей. Нервы мои внезапно успокоились, мозговые локаторы начали работать исправно и все импульсы, поступавшие от сетчатки, немедля передавались мышцам рук.
С челюстью Беннетта приключилось неладное. От нее внезапно осталась только левая половина.
Чуть повыше!
Четвертым выстрелом я раздробил ему правую скулу. Пятым - снес темя, и Беннетт повалился, точно подрубленный. Тридцативосьмикалиберная пуля на таком расстоянии не заставляет жертву катиться кубарем; для этого нужен патрон покрупнее.
Сведенные предсмертной судорогой пальцы Беннетта еще исхитрились выжать из пистолета последний выстрел, ушедший неведомо куда. Потом убитый опрокинулся, подняв немало брызг над промокшим лугом.
Целую минуту я стоял недвижно и разглядывал покойника, ощущая безмерную усталость. Но всегда приятно сознавать, что нелегкая и долгая работа - пускай даже грязная - завершена успешно. Разумеется, нынче очень модно гуманное сострадание к жертвам, но я субъект весьма старомодный и особей, подобных Беннетту, жалеть не склонен.
Отчего-то никто не спешил ни поздравлять, ни проклинать меня.
Я обернулся.
Восемь агентов сгрудились у чего-то, лежавшего подле "ауди". Обступили маленькую, свернувшуюся комочком фигуру.
И я понял, куда полетела последняя, всецело шальная пуля Беннетта...
Глава 28
Гибель маленькой светловолосой девушки и американского бюрократа, приключившиеся на севере Швеции, не сделалась достоянием общественности, как предполагал я. Вероятно, благодаря энергичным стараниям кузена Олафа. Получалось, операция, провернутая мною, не провалилась от начала и до конца; даже невзирая на то, что Мэттиас Стьернхьельм, сиречь, Мэтт Хелм, дозволил убить человека, вверенного его попечению.
О шведской демонстрации протеста, сопровождавшейся применением противотанковых гранат, американские газеты, купленные мною в аэропорту, почему-то не писали. У газетчиков появилась милая, вожделенная, сногсшибательная новость - какие там, к лешему, демонстрации!
Не знаю, что именно творится с Америкой. Ежегодно сотни людей умирают от СПИДа, и количество это растет, и всем наплевать. По пятьдесят тысяч ближних ежегодно отправляются в лучший мир, попадая в дорожные катастрофы. Плевать. Смертность от рака, если не ошибаюсь, ныне исчисляется миллионами... Никто и ухом не ведет.
Но если. Боже, упаси, кучка людей - в последнем случае, пятьдесят голов - оказывается захвачена еще меньшей кучкой, потрудившейся вооружиться и требующей выкупа, не сомневайтесь: прогноза погоды не услышите. Все телевизоры только и будут орать о судьбе злополучных заложников.
Пожалуй, звучит грубовато. Но все же не могу сдержаться и замечаю: интерес и возмущение здесь начисто не соответствуют поводу. Если готовы душу вывернуть наизнанку, сострадая пятидесяти заложникам, что станете делать, размышляя о миллионах, пропадающих с голоду в социалистической Африке?
Описание злодейства я прочел на борту самолета, гораздо меньшего, нежели монстр, переправивший меня через Атлантический океан. Я проносился к северу над штатом Висконсин, правя путь в Вашингтон, округ Колумбия. Одна из газет приводила на первой полосе поименный список захваченных бедолаг. Три личности были мне знакомы. Одна - давно и близко, две другие - понаслышке.
"Джэнет Ревекка Бельштейн; Артур Мак-Джилливрэй Борден... Эмиль Франц Йернеган".
Репортер услужливо пояснял, что Эмиль Франц Йернеган уже обретался не в компании товарищей по несчастью, а в благословенном обществе ангелов. Четыре дня тому назад бедолагу зверски убили, а потом позвонили в полицию и любезно уведомили, где подобрать изуродованное тело. На захолустном проселке, в западной Пенсильвании. Отчаянными усилиями сыскных служб удалось напасть на след похитителей, который, конечно же, завел в тупик... Ни малейшего представления о том, где содержат остальных заложников, не имел никто. Мерзавцы, видимо, отвезли Йернегана подальше от своего укрытия, замучили насмерть и сообщили властям: дело нешуточное, мы не в игрушки играем, делайте, что ведено.
Всю компанию пленников пригрозили истребить весьма похожим способом, если полиция попробует вмешиваться или правительство попробует заупрямиться.
По всей видимости, людей похитили центрально-американские революционеры, пришедшие ко вполне разумному выводу: коль скоро громадная страна готова цистернами лить сопли и соглашаться на любые, самые унизительные уступки, услыхав о злосчастных заложниках, этим надобно пользоваться,
* * *
Можно было предположить, что латиноамериканская террористическая банда обоснуется неподалеку от мексиканской границы, поближе к родным краям, и лагерь заложников там же разместит. Ничуть не бывало. Мерзавцы проявили немалое хитроумие и притаились в Мичигане, одном из наименее обжитых штатов, далеко на севере, в стране лесорубов в охотников.
Именно туда велели мне мчаться во весь опор, желательно, по воздуху.
Велел Дуглас Барнетт, временно руководивший агентством. Когда я полюбопытствовал, в какую сторону, черт возьми, направляться из аэропорта Хьюстон, Дуг приказал там и оставаться.
- Тебя подберут и доставят прямиком в клинику, - пояснил он. - Мак очень просит навестить. Если поторопишься, пожалуй, успеешь...
Я сошел по трапу. В Мичигане было холодно и очень дождливо - ни дать, ни взять, Северная Швеция. Поджидавший меня человек был одноруким обладателем изборожденного шрамами лица. Однажды мы работали вместе. А потом он попытался обезвредить адскую машину, собранную и установленную любителями-неумеками. Но в машине, увы, оказалось одним хитрым проводком больше, нежели предполагали специалисты.
Я попытался припомнить имя.
Припомнил.
Мартинсон. Грег Мартинсон.
- Пойдем, - пригласил Грег. - Автомобиль давно дожидается.
Окошки, за вычетом ветрового, полностью запотели; города Хьюстон, штат Мичиган, мне толком разглядеть не удалось. Машину взяли напрокат, она отнюдь не была приспособлена для одноруких шоферов, но Грег привинтил на рулевое колесо небольшую круглую штуковину и управлял совсем неплохо.
Он высадил меня у входа в больницу.
- Второй этаж, двадцать девятая палата, - сообщил Мартинсон.
- Спасибо, Оскар, - ответил я. Под этой кличкой Грег работал в старые добрые времена и должен был порадоваться, что я по-прежнему считаю старого изувеченного коня боевым скакуном.
Слабо ухмыльнувшись, Мартинсон отозвался:
- Мы, отставные калеки, потрудились недурно... да, недурно, покуда ты заставлял юных пащенков шнырять по всей Европе и разыскивать неуловимого Эрика!
Ухмылка погасла.
- Поспеши, - сказал Грег. - Неизвестно, выживет ли он вообще, и сколько протянет...
Но, само собою, после того, как я со сверхзвуковой скоростью пересек Атлантику, с той же быстротой пронесся над Соединенными Штатами, с чуть меньшим проворством промчал на четырехколесной колымаге по Хьюстону, привелось битый час просидеть на жесткой скамье в неуютном больничном коридоре.
Коль угрюмая сестра милосердия изрекла: "никаких посещений" - значит, никаких!
Дверь караулили двое. Одним из них был Феддер, а ежели видите Феддера, помните: Расмуссен обязательно и непременно сшивается где-нибудь поблизости. Они всегда охотились на пару: слаженный, отлично сработавшийся боевой дуэт.
Феддер ходил по коридору со скучающим видом, следя, не подкрадывается ли к объекту охраны какая-либо сволочь. У самой палаты замер человек с черной повязкой на глазу. Его я не знал, и прежде не встречал ни разу. Мы обменялись кивками.
К разговорам часовой, разумеется, не был склонен, да я и не выжил из ума - засыпать стоящего на посту агента вопросами. Просто сел на скамью, мысленно отмечая, что командир вызвал на помощь всех ветеранов нашего агентства, даже тех, кого отправили на пенсию из-за полученного увечья. Людей, на чью преданность мог рассчитывать полностью, людей, накопивших неповторимый опыт, людей, которые, невзирая на выбитые глаза и ампутированные руки, стоили больше, чем все юные молодчики Беннетта, взятые вместе.
Молодые безмозглые дарования Мак без колебаний уступил узурпатору...
Сквозь дверь то и дело шастали мужчины и женщины в накрахмаленных белых халатах. По главному коридору с левой стороны катили хромированное кресло на колесах. Сперва я не придал этому ни малейшего значения: больница есть больница. Но, присмотревшись, подпрыгнул и закричал:
- Эй, Рикардо! Какого ты черта здесь делаешь? Кресло толкали двое: невысокие смуглые люди, облаченные темными костюмами. Они одновременно крутнулись, одновременно запустили руки за отвороты пиджаков. Я немедленно поднял обе ладони.
Сидевший в кресле парень проворно развернул свой экипаж и подкатил ко мне без помощи телохранителей.
- Мэттью, amigo!Я тебя начисто не приметил... Все в порядке, muchachos,[14] это друг.
Рикардо Хименес улыбнулся, и я отважился подойти поближе.
- Теперь, - уведомил мой старинный знакомец, - изволь обращаться как положено, по всей дипломатической форме!
- Так точно, господин Президент. Безусловно, ваше высокопревосходительство!
- Шучу, шучу! Для тебя я всегда останусь Рикардо, просто Рикардо, а только Рикардо. Тем более, что визит неофициальный. Я прибыл инкогнито. Господин Ричард Джеймс, к вашим услугам.
Улыбка исчезла, взгляд Хименеса метнулся к двери, перед которой смиренный рассказчик терпеливо дожидался разрешения войти.
- Как дела у мистера Мака?
- Помилуй, Бог, человече, - сказал я. - Здесь больница, не бюро последних известий. Разве эскулапы доложат правду о состоянии пациента?
Я скривился, подмигнул:
- А вы, сударь, кажется, превратились в отменно гнусную личность! Сделались кровоядцем, злодеем-фашистом, презренным палачом... А сюда, наверное, примчались, чтоб найти хорошего психиатра и от мании величия спасаться, да? Реакционер вы, батенька, однако! Сужу по отзывам ублюдков, которые собрали себе коллекцию американских заложников... Кстати, Рикардо, кого ты упек в каталажку? Парни собираются освобождать этого субъекта любой ценой.
Президент Коста-Верде Рикардо Хименес криво усмехнулся:
- Размяк ты, Мэттью... Все только и делают, что квохчут и сочувствуют моему увечью, а у тебя хватает простого человеческого такта не обращать внимания... Вежливость при твоем роде занятий противопоказана...
Похлопав по бесчувственным коленям, он продолжил:
- Упек субъекта, которого следует благодарить вот за это. Сам, наверное, помнишь...
Когда мы повстречались впервые, Рикардо - сын полковника Гектора Хименеса, впоследствии не без моей помощи выведенного в расход блестящим знатоком своего дела, Бультманом, - пробирался назад, в Коста-Верде, где числился государственным преступником, очно и заочно приговоренным к смертной казни.
С неделю мы провели вместе, сперва странствуя до воздуху и суше, затем - скрываясь в коста-вердианской сельве. Президентское кресло в столице, именуемой Санта-Розалия, прочно занимал Армандо Раэль, а республика была государством чисто полицейским. Это положение вещей Рикардо, захватившему власть, удалось переменить, но в бытность свою главой государства сеньор Армандо любезно дозволил моему приятелю познакомиться с местными тюрьмами изнутри.
А заодно изучить основные способы допроса.
Бездействующие ноги были только одним из сувениров, кои Рикардо получил на память о тех незабвенных днях. Имелись и другие сувениры, не менее страшные...
- Армандо Раэль? - переспросил я удивленно. - Но, если не ошибаюсь, он удирал из Коста-Верде куда глаза глядели, и возвращаться не собирался. Не в пример некоторым...
- Дурные примеры заразительны, - сказал Рикардо. - Сначала, увидев, что солдаты не желают сражаться и бросают оружие, Раэль действительно смазал пятки салом. Но потом проскользнул назад, объявился вождем El Partido de la Liberacion de Costa Verde.[15] Сокращенно - PLCV. Пользовался полной поддержкой местных и заграничных коммунистов.
- Быть не может! Они же раньше не звали Раэля иначе как прихвостнем североамериканского империализма!
- Верно; только ты забываешь: коммунисты поддерживают любого и всякого, кто вольно или невольно помогает сеять хаос и гибель в западных странах. Впрочем, затеянный Раэлем переворот провалился, и красные умыли руки, попутно заявив, что помогать прихвостню американского империализма не собираются.
Рикардо перевел дух.
- Раэль угодил в тюрьму, но его сторонники, недовольные моим правлением и рассчитывающие сделаться еще чуток богаче, коль скоро в президентском дворце снова очутится Армандо, измыслили довольно забавный - с их точки зрения - план, дабы освободить вожака. Пожалуй, добились бы успеха: давления со стороны Соединенных Штатов я не вынес бы; только твой командир, лежащий сейчас неподалеку, спутал им все карты.
Я осклабился. Мак тряхнул-таки стариной!
- Подробностей не знаю, - продолжил Рикардо, - никто не желает и упоминать о подробностях, но заложники вызволены, а террористы большей частью перебиты. Об этом сообщат вечером газеты и национальное телевидение, а пока все хранится в секрете, чтобы не всполошить нескольких уцелевших главарей, отсутствовавших во время... операции.
- Весьма естественно, - заметил я. - Большие мерзавцы, как правило, долговечнее мелких...
- Но в Санта-Розалию все же направили шифрованную депешу, и я счел невозможным не полететь в Соединенные Штаты и не повидать джентльмена, вторично выручившего мою страну... теперь уже с немалым ущербом для собственного благоденствия.
Впервые на памяти моей глава государства - пусть относительно молодой глава совсем небольшого государства - посчитал нужным лично поблагодарить Мака и остальных сотрудников агентства за оказанные скромные услуги.