Луис производил сильнейшее впечатление на девушек при помощи фокуса с тиоцианатом кобальта. Смешивал его с наркотиком и наблюдал, как смесь синеет. Чем ярче синий цвет, тем лучше «девушка». Он постоянно держал в доме три или четыре килограмма — на всякий случай. Чтобы был под рукой, когда понадобится. Чем ярче синий цвет, тем лучше «девушка». Впрочем, Луис употреблял свое выражение: чем лучше «девушка», тем лучше девушка. То есть вы даете девушке хороший порошок, а она постарается для вас.
— Вот что мы делаем, — говорил Луис негритяночке. — Вырезаем середину яблока, понятно? Вот смотри.
Чернокожая девушка смотрела во все широко распахнутые глаза. Волосы у нее были причесаны, как у Бо Дерик в фильме «10». Прошлой ночью она сказала Луису, что этот стиль попал к нам из Африки. Послушать черных, так вообще все на свете происходит из Африки, даже еврейское Пятикнижие. Эта девица втягивала в себя кокаин не хуже пылесоса и точно с такой же силой делала минет. Когда он задал ей вопрос насчет Джонни Холмса, ответила: «Больше, чем у Джонни? Он у тебя больше, чем у Господа Бога!»
Он старательно вычищал середину яблока.
— Зачем ты это делаешь? — поинтересовалась девушка.
— Зачем? А вот зачем, — говорил Луис, продолжая ковырять яблоко. — Мы проделываем в яблоке норку. В самом центре.
— Но зачем?
Она сидела нагая на стуле возле кухонного стола в позе индийского йога: колени приподняты, лодыжки перекрещены. Темная кожа блестит.
— Насыпаем туда порошочек, — продолжал он.
— Куда? В яблоко? — удивилась негритяночка.
Ее звали Омелия. Негры любят переиначивать или просто придумывать имена. Омелия звучит как Амелия, но только звучит! Луис знавал черных девушек с именами Лоренна, Клорисса, Норла, — таких имен вообще нет, но звучат они похоже на настоящие. Ему очень нравились черные девушки с их забавно звучащими именами.
— Ну да, в яблоко, — ответил он. — В отверстие.
— Ты только портишь замечательный «цветочек», — сказала она.
— Наоборот, я даю ему приятный запах.
— Кто тебе это сказал?
— Уж поверь мне. — Он насыпал кокаин в яблоко.
Потом взял из стакана на столе пластиковую соломинку, вставил ее в кокаин и через стол протянул яблоко девушке.
Сидел и смотрел, как она втягивает в себя кокаин.
Веки Омелии опустились, ноги слегка расслабились.
— Когда ты кончишь, — сказал он, — я съем яблоко.
— Мы могли бы насыпать немного порошочка в мою норку. — Омелия открыла глаза и хихикнула.
— Ты этого хочешь?
— Я хочу того, чего хочешь ты. Где ты берешь столько порошочка, ты, мужчина?
— У меня есть связи, — ответил Луис.
— Ты почисти мою норку… порошочком.
Зазвонил телефон.
— Извини, — сказал Луис, — я сейчас.
— Лучше не уходи, — попросила Омелия, — у нас с тобой тоже есть дело.
Он ушел в библиотеку, закрыл за собой дверь и только после этого снял трубку. В окно видна была бухта Бискейн, а за ней к югу — Солджер-Кей — Солдатская набережная. Небо ясное и голубое, но после полудня соберутся тучи и хлынет дождь.
— Хэлло! — сказал Луис.
— Луис? — откликнулась трубка.
— Да, я слушаю.
— Это Эрнесто.
Они разговаривали почти пять минут. Разговор шел в основном по-испански.
Эрнесто доложил, что они с Доминго в Калузе и остановились в мотеле «Солнечный щит».
Сообщил, что у них есть семь разных имен, какими пользуется Джоди Кармоди, но ее настоящее имя, как они считают, Дженни Санторо.
Луис спросил, не испанская ли это фамилия, но ведь девица на испанку не похожа.
Эрнесто объяснил, что она итальянка.
Луис промолчал. Он не любил итальянцев, он их отождествлял с мафией, с той самой мафией, которая прикончит его в одну минуту, чтобы завладеть его делом.
Эрнесто дальше сказал, что работенка оказалась очень трудной. Куча разных имен, и больше некого о ней спросить.
Луис велел продолжать работу.
Приказал связаться с неким Мартином Клементом из ресторана «Весна». В Калузе. Сказать этому человеку, что они хотели бы купить хороший кокаин. Пусть поспрашивает кого нужно. Мар-тин Кле-мент, ясно? Надо девку найти.
— Постараемся, — отвечал Эрнесто.
Оба положили трубки. Луис вернулся в кухню, улыбаясь точь-в-точь как Багз Банни. Омелия уже не сидела за кухонным столом. На секунду Луиса охватила паника, и он подумал по-испански: «А что, если она тоже…» Тревожно заколотилось сердце.
— Бэби?
Ее голос.
Издалека. С другого конца дома.
— Найди меня, бэби, — позвала она.
Он пошел искать, гадая, запихнула ли она кокаин в то самое место…
В этот же четверг утром — было без десяти десять — Синтия Хьюлен позвонила Мэтью из приемной по внутреннему телефону. Пришла какая-то девушка и хочет поговорить с ним об Отто Самалсоне. Мэтью попросил немедленно пропустить девушку к нему.
Девушке было на вид лет семнадцать, не больше. Рыженькая и в веснушках. Синие шортики, белая маечка с коротким рукавом. Она появилась в дверях и замерла на пороге. Мэтью на секунду подумал, что она сейчас повернется и удерет.
— Присядьте, пожалуйста, — предложил он как мог приветливей и показал на стулья у стола.
Девушка явно была сама не своя.
— Мисс? — спросил Мэтью.
Она молча кивнула.
— Ну садитесь же, прошу вас.
Девушка бочком подобралась к одному из стульев, села и непроизвольным быстрым движением скрестила руки на груди.
— Простите, — продолжал Мэтью все тем же мягким и вежливым голосом, — я не знаю вашего имени.
— Келли, — хрипло выговорила девушка и откашлялась. — Келли О'Рурк.
— Чем могу быть полезен, мисс О'Рурк?
Она уставилась на него во все глаза. Что она такое узрела, уж не рога ли?
— Итак, мисс?
— Да, сэр.
— Пожалуйста, перестаньте волноваться.
— Я и не думала волноваться.
— Вы собирались поговорить со мной об Отто Самалсоне?
— Да, сэр.
— Что же вы хотели о нем рассказать?
— Я прочитала в газетах, что он работал на вас.
— Да, он иногда делал для нас кое-какую работу.
— В газете написано, что он агент фирмы «Саммервилл и Хоуп».
— Написано, однако это не вполне точно.
— Но я только из-за этого пришла сюда. — В голосе у Келли прозвучало глубокое разочарование, словно у ребенка, которого обещали повести в цирк и обманули. — Потому что в газете так было написано.
— Возможно, я сумею вам помочь, — сказал Мэтью. — Вы, кажется, хотели мне что-то сообщить?
Келли снова смутилась. Потом вдруг выпалила:
— Я его видела.
— Когда?
— В воскресенье вечером.
— Где?
— В табачном магазине, где я работаю. Он зашел и попросил пачку сигарет.
— А где это?
— На сорок первой дороге. Сразу у моста на Уиспер-Кей.
— Которого? Северного или Южного?
— Северного.
— В котором часу это было?
— Примерно в четверть одиннадцатого.
— Вы уверены, что это был он?
— Да, я сразу узнала его на фотографии в газете. Он показался мне симпатичным человеком.
— Он таким и был, — сказал Мэтью. — Он говорил еще что-то?
— Н-нет, только что ему не нужны спички. Когда я подала ему сигареты. Сказал: «Спасибо, а спички не нужны, у меня зажигалка».
— Он был один?
— Да.
— Вошел к вам один?
— Да.
— И вышел один?
— Да. Только…
Мэтью записывал ее слова, но тут отложил ручку.
— Продолжайте, прошу вас!
— Я наблюдала за ним через окно витрины, понимаете? Такое большое окно. Потому что он мне понравился, симпатичный маленький человек. Делать мне все равно было нечего, в магазине ни одного покупателя.
— Ну?
— Он сел в машину и уехал.
— Дальше, дальше, Келли!
— А другая машина поехала сразу за ним. Как будто дожидалась, когда он выйдет, понимаете? Развернулась и поехала.
— Вы уверены, что именно за ним?
— Повернула там же, где и он.
— В каком направлении?
— На юг по сорок первой дороге.
— Что это была за машина, Келли?
— Черный «торонадо», — уверенно ответила она. — С красными полосами и затемненными стеклами.
— Вам не удалось увидеть номерной знак?
— К сожалению, нет. Мне и в голову не пришло, что за ним гонятся убийцы. Откуда я могла знать?
— Вы заметили, кто сидел в машине?
— Нет. Я же вам сказала, стекла были темные.
— Даже не видели, сколько их там… один или двое?
— Нет, не видела.
— Может, еще что-то вспомните? Из того, что сказал или сделал мистер Самалсон?
— Да, сэр. — Келли неожиданно улыбнулась. — Он пошутил насчет моих волос. Будто из-за них моя голова кажется огненной.
Едва девушка ушла, Мэтью позвонил в полицейское управление Калузы Куперу Роулзу. Впервые он столкнулся с Роулзом, когда тот расследовал так называемое дело Джека — фасолевого фермера, но Мэтью его поминал как «дело о пуле в плече». К несчастью, плечо было его собственное, а пуля летела из скорострельного оружия, неся с собой огонь и боль.
Роулз в ту памятную августовскую ночь был вместе с Блумом наверху и допрашивал подозреваемого Джека Кроуэла, который, поняв, что полицейские опровергли его алиби, решил использовать свой последний шанс. Выскочил через парадный вход босиком и без рубашки, с пистолетом в правой руке, проложил себе путь сквозь небольшую толпу, собравшуюся на ступеньках перед дверью, и чуть не свалился на женщину, которая сидела, по-гаитянски широко расставив колени и засунув подол между ног. Мэтью в соответствии с инструкциями Блума ждал на улице. Услышав, что Блум кричит: «Стой, стрелять буду!» — Мэтью оторвался от крыла автомобиля и кинулся Кроуэлу наперерез, полагая, что Блум со своим пистолетом висит у преступника на пятках, и ничуть не ожидая того, что произошло дальше.
А дальше он получил первую в своей жизни пулю и не хотел бы, чтобы это когда-нибудь повторилось, потому что пуля не просто свалила его с ног, но причинила адскую боль. Роулз в эту ночь говорил мало. Он вообще был мужчина немногословный. Только головой покачал и пошел вызывать по радио санитарную машину.
Сейчас Мэтью, набрав нужный номер, хорошо представил себе Роулза. Великан, черный как полярная ночь, широченные плечи и грудь. Тяжелые большие руки. Рост шесть футов четыре дюйма, а вес по меньшей мере двести сорок фунтов.
Когда Роулз взял трубку, Мэтью сказал:
— Детектив Роулз? Это Мэтью Хоуп. У меня есть для вас информация.
Роулз молча слушал, как Мэтью повторяет ему то, что сообщила Келли О'Рурк не более чем пять минут назад.
Мэтью кончил, но Роулз молчал еще довольно долго.
— Насколько мне известно, вы были очень заняты, — заговорил наконец Роулз.
Мэтью решил было, что угрожающая интонация в голосе Роулза ему только почудилась, однако тот продолжал:
— Думается, вы должны были сделать еще одно сообщение управлению полиции, мистер Хоуп.
Мэтью промолчал.
— Я имею в виду, что вы побывали у миссис Неттингтон до того, как это сделали мы.
Ошибиться в интонации Роулза на этот раз было невозможно.
— Миссис Неттингтон — моя клиентка, — возразил Мэтью.
— И поэтому вы позволили себе задавать ей вопросы о том, где находился ее муж поздно вечером в воскресенье, когда был убит Самалсон?
— Ну и что? — не сдавался Мэтью.
— Я полагаю, вы меня поняли, мистер Хоуп, — продолжал Роулз. — Я не думаю, чтобы вы себе позволили действовать подобным образом, если бы Мори не находился на отдыхе. Ведь Мори звонил вам по-дружески и просил вас снять наблюдение. И я хотел бы уяснить, почему вы позволяете себе вести ваше личное маленькое расследо…
— Никто не ведет никакого личного… — перебил его Мэтью, но Роулз тоже не дал ему договорить.
— Вот как? Я слышал от Дэвида Ларкина, что вы и к нему являлись и делали разные подходцы по поводу дела, которое вел для Ларкина Самалсон. Вы случайно не представляете также интересы мистера Ларкина?
— Нет, детектив Роулз, я не представляю интересы Дэвида Ларкина.
— Ну-ну, вы еще позволяете себе обижаться, — рычал Роулз. — Обижаться на меня! Продолжайте в том же духе.
Мэтью не отвечал.
— С кем еще вы беседовали? — спросил Роулз.
Мэтью молчал.
— Вы меня слышите? Вы ни с кем больше не беседовали?
Мэтью ни слова.
— Благодарю за сообщение о «торонадо», — прорычал Роулз и повесил трубку.
Армадилло, такое у него прозвище.
Когда она это услышала в первый раз, ее передернуло. Нет уж, пожалуйста, у меня прямо мурашки по коже! Армадилло — это вроде змеи, да? Чешуя и все такое. Как у змеи.
Нет, объяснил он ей, армадилло — животное, которое ест муравьев.
Замечательно, сказала она, стало быть, этот тип тоже ест муравьев или как?
Тут он ей растолковал, что парня зовут Луис Амарос, это его настоящее имя, и он живет в огромном доме на Кей-Бискейн, дом стоит у самой воды, просто великолепный дом, стоил ему миллион или миллион двести, не меньше. У него есть парусная шлюпка на причале прямо за домом плюс моторный катер, а в гараже «ягуар» и «роллс-ройс», короче, у парня есть все, что только можно пожелать, уж ты мне поверь. Он, конечно, профи, тут она права, толкает кокаин, а в доме держит шесть-семь кило для своих подружек. Но это вовсе не значит, что его надо бояться. Когда они сделают дело, как задумали, то сразу слиняют из Майами вместе с кокаином. Амарос не ринется за ними в погоню, зачем ему? Из-за каких-то вшивых двух или трех килограммов, подумаешь, дело! И вообще — как он их отыщет? Штат большой, а вся страна еще больше.
Амарос считает себя ходоком по женской части, глаз у него наметанный, с обыкновенными проститутками он не путается, а Дженни ничуть не похожа на такую и потому отлично подойдет для данного случая. Он, наверно, думал, что делает ей комплимент, а она как раз ничего не имела против того, чтобы выглядеть как проститутка. В Лос-Анджелесе, например, проститутки одеваются как девушки из колледжа, если хотят с толком проворачивать свои дела. А вполне порядочные барышни очень часто похожи на шлюх. Или взять кинозвезд, уж у них-то вид самый распроституточий. Посмотрите на них, когда им вручают призы Академии.[23] Можно подумать, что эти премии получают за самые большие титьки и зад.
Ее до сих пор огорчает, что она не стала одной из этих актрис. Когда смотрела вручение «Оскаров» по телевизору, становилось так грустно, что она не стоит на сцене и не произносит благодарственную речь. Ей просто плакать хотелось, глядя на чужое торжество… Благодарю вас, благодарю, я тронута до слез. О, благодарю! Я хотела бы выразить признательность моему замечательному режиссеру, а также моим талантливым коллегам, моему доброму и понимающему продюсеру, но больше всего я хотела бы поблагодарить мою мать, Энни Санторо. За то, что она проявляла ко мне столько любви и понимания. Мама?
И при этих словах она подняла бы «Оскара» повыше.
Мама, ведь на самом деле это твой приз.
И слезы на глазах…
Все-таки приятно, что он так сказал. Будто бы она не похожа на шлюху. То есть выглядит как чистая девушка, из соседнего коттеджа, девственница. Она играла не без успеха эту роль в Калифорнии, когда назвалась Мэри Джейн Хопкинс. Маленький такой цыпленочек, ручки крутят подол платьица, Господи, мистер, я… со мной раньше никогда ничего такого не было… Давно все это миновало, ах как давно. Мэри Джейн Хопкинс умерла, ее больше нет. Но ей лестно, что, по его мнению, она все еще выглядит невинной и чистой как первый снег.
Клиентка, которая нюхала кокаин у Амароса, была такая же шлюха, как и Дженни, но Амарос, разумеется, этого не знал. Иначе не стал бы с ней вязаться. Он подцепил ее в Касба-Лаундж в своем излюбленном отеле «Марокко». Прелестный отель, ничего не скажешь, в холле звучит негромкая и таинственная музыка в африканском стиле, повсюду занавески из бисерных нитей и официанты в красных фесках, приглушенный свет, шлюх навалом, но Амарос не распознал самую обыкновенную проститутку под облегающим тело блудницы пурпуром. Попросту не допер, что Ким — ее настоящее имя было Аннабел — шлюха, и начал к ней клеиться, как к порядочной. Какая у вас работа, давно ли вы в Майами, откуда вы родом и так далее. Сказать по правде, Ким получала немалое удовольствие оттого, что этот толстенький коротышка с испанским акцентом и роскошным бриллиантовым кольцом на пальце, с улыбкой, как у Багза Банни, не догадывается, кто она на самом деле — шлюха за сто долларов в час. Когда Амарос спросил, нюхала ли она когда-нибудь кокаин, Ким заинтересовалась по-настоящему. Наскочить на парня, у которого есть кокаин, и провести с ним время куда лучше, чем просто заработать сотню. Ким, конечно, прикинулась невинной овечкой, смотрела на Амароса большими глазами и, пока официант в красной феске не принес им какое-то лиловое пойло, несла чушь: ах, мистер Амарос, я всего только маленькая девочка из Миннесоты, откуда мне знать про кокаин и всякие плохие вещи и так далее.