- Откуда они взялись?
- Скорее всего, с Луны.
- С неба?
- Говорят, с другой стороны мира. В литературе я встречал упоминания о них. Однажды они уже приходили, но это продолжалось недолго.
- Эти Серебряные Воины - люди?
- Если полученные мною доклады верны, то нет.
- И они угрожают вам, лорд Шаносфейн? Они хотят захватить Ровернарк?
- Похоже, они хотят захватить всю планету.
Я взглянул на него - его равнодушный тон был мне неприятен.
- Вы не боитесь, что они уничтожат вас?
- Пускай планета принадлежит им. Какая от нее польза? Нас все равно скоро поглотят льды. Солнце меркнет, и с каждым годом льды подползают все ближе. На мой взгляд, Серебряные Воины более приспособлены к жизни в этом мире.
Его доводы были убедительны, и все же я поражался его равнодушию и восхищался тем, как он держится. Ведь, в противоположность ему, моим предназначением было - бороться (правда, в данном случае я еще не понимал, за что), и хоть я и не желал участвовать в боях Вечности, бессознательно всегда ощущал себя воином.
Ответить ему не успел. Черный Светский лорд поднялся и произнес:
- Мы еще поговорим. Вы можете жить в Ровернарке сколько вам угодно.
С этими словами он вышел из зала. Появился слуга с рисом и водой на подносе и, поставив пищу на стол, последовал за своим господином.
Теперь, после беседы с обоими повелителями Ровернарка - Духовным и Светским, я был в еще большем недоумении. Почему Белфиг ничего не сказал о Серебряных Воинах? С кем мне предназначено сразиться - с ними или, может быть, с народом Ровернарка?
5. ЧЕРНЫЙ МЕЧ
Итак я жил теперь в обсидиановом городе Ровернарке - одинокий, тоскующий по Эрмижад. Долгие часы проводил над старинными книгами, с трудом разбирая рукописные тексты, пытаясь найти выход из своего трагического положения и чувствуя, как растет с каждым днем во мне отчаяние.
Если быть точным, в обсидиановом городе не было ни дней, ни ночей. Люди спали, вставали, ели, когда им этого хотелось. И чем бы они ни занимались, все делали со скукой и неохотой.
Мне предоставили отдельные покои, которые находились на уровне ниже Хередейка, принадлежащего епископу Белфигу. Они были украшены не столь причудливо, как палаты епископа, но я бы предпочел еще большую простоту такую, в которой жил Шаносфейн. Я узнал, кстати, что Шаносфейн, заняв свой пост после смерти отца, сам приказал вынести из Дхетгарда почти все украшения. Мои апартаменты были чрезвычайно удобны - любой сибарит нашел бы их роскошными. Но в первые же недели меня одолели посетители.
Каждую ночь в мою спальню являлись одна за другой молодые женщины, и мне, живущему лишь мыслями об Эрмижад, предлагали наслаждения куда более экзотичные, чем те, которые испытал сам Фауст. К их удивлению, я отказывал им, стараясь делать это как можно вежливее. С подобными предложениями приходили и мужчины - в Ровернарке это не считалось постыдным. Их я тоже выпроваживал без лишних слов.
Наконец, явился сам епископ Белфиг с подарками: юными рабами, нарумяненными и накрашенными, как их хозяин; обильной пищей, не вызывающей у меня аппетита; эротическими трактатами, которыми я не интересовался; предложениями совместных актов, которые были мне отвратительны. Но поскольку был обязан Белфигу и крышей над головой, и возможностью работать в библиотеке, я сдержался и расценил все это как проявление гостеприимства, хотя его вкусы и внешность были омерзительны.
Я работал в библиотеках, расположенных на различных уровнях обсидианового города, и нередко по дороге туда становился свидетелем зрелищ, которые, как мне казалось, могли существовать лишь на страницах Дантова "Ада". Куда бы я ни направлялся, всюду натыкался на немыслимые оргии, а однажды застал нечто подобное даже в библиотеке. Причем это были не просто вакханалии или массовый блуд - это коллективная пытка, происходящая у всех на глазах. Поскольку жертвы сами жаждали истязаний и смерти, убийца мог не страшиться кары.
Эти бледные люди без надежды, без будущего, не ожидающие ничего, кроме смерти, влачили свои дни, нарушая их однообразие мучениями и удовольствиями.
Ровернарк был городом, сходящим с ума. Люди страдали неврозами, и мне было жаль их, талантливых и артистичных, но обреченных провести последние годы жизни в такой удушливой, жуткой атмосфере.
В нелепых галереях, залах и коридорах раздавались пронзительные крики, визг, вопли ужаса.
Каждый день я натыкался во мраке на распростертые тела людей, оглушенных наркотиками, высвобождался из объятий обнаженных девушек, а вернее - девочек.
Даже книги несли душе гибель и разрушение. Видимо, это и имел в виду лорд Шаносфейн. То и дело мне попадались образчики упаднической прозы, столь причудливо написанной, что смысл ее терялся среди словесных украшений. Таким же языком были написаны и научные трактаты. Чтобы в них разобраться, мой мозг работал с удесятеренной силой - и терпел поражение.
Иногда, проходя через галерею, я встречал лорда Шаносфейна. Его лицо аскета выглядело окаменевшим, а мысли явно витали в высоких сферах. Толпа вокруг громко потешалась над ним, но он, казалось, не замечал ни издевательских гримас, ни непристойных жестов. Лишь изредка поднимал глаза на беснующихся людей, хмурился и торопливо покидал галерею.
Впервые встретив его, я помахал ему рукой, но он не заметил меня, как не замечал никого. Какие мысли занимали этого странного человека? У меня было чувство, что если удастся получить у него еще одну аудиенцию, то узнаю гораздо больше, чем из всех прочитанных хитроумных трактатов. Однако с тех пор, как я был у него, он ни разу больше не пожелал встретиться со мной.
Жизнь в Ровернарке так была похожа на сон, что, наверное, поэтому первые пятьдесят ночей я спал без сновидений. Но на пятьдесят первую, по моим подсчетам, ночь знакомые видения вернулись ко мне.
Когда-то, когда я проводил ночи в объятиях Эрмижад, они пугали меня. Теперь же почти обрадовался им...
...Я стоял на холме и разговаривал с рыцарем, который был весь в черном и желтом. Я не видел его лица. Между нами было воткнуто копье, на котором развевался бледный флаг без каких-либо знаков.
Внизу, в долине, пылали города. Над полями сражений плыл черный дым.
Казалось, в этом сражении участвует весь человеческий род. Каждый, кто жил и дышал, был сейчас там. Все, кроме меня.
Я видел огромные марширующие по долине армии. Видел воронов и грифов, ожидающих добычи. Слышал барабанный бой, призывы труб и далекие выстрелы.
- Вы - граф Урлик Скарсол из Башни Мороза, - сказал рыцарь.
- Я - Ерекозе, избранный элдренами принц.
Рыцарь рассмеялся:
- Не продолжай, воин. Не надо.
- Почему я должен страдать, сэр рыцарь в черном и желтом?
- Ты не должен страдать - ведь ты выполняешь предназначение судьбы и потому бессмертен. И хоть порою тебя считают погибшим, твои перевоплощения бесконечны.
- В этом и заключено мое страдание! Ведь если я не могу вспомнить свои предыдущие образы, мне приходится верить, что каждая моя жизнь единственная.
- Но ты знаешь об этом! Некоторые люди за это знание отдали бы многое.
- Но это знание не полно. Я знаю свое предназначение, но не знаю, выполню ли его. Я не понимаю устройства Вселенной, через которую лечу. И лечу, судя по всему, случайно.
- Это Вселенная Хаоса. У нее нет постоянной структуры.
- Наконец, мне сообщили хотя бы это.
- Я отвечу на любой твой вопрос. Зачем мне лгать?
- Это и есть мой первый вопрос: зачем вам лгать?
- Ты чересчур хитер, сэр Победитель. Я должен лгать, чтобы убедить тебя.
- Вы лжете?
- Ответ есть, но...
Рыцарь в черном и желтом поник. Армии маршировали вдоль и поперек холмов, поднимались по ним вверх и спускались вниз. Они пели песни, много песен, но лишь одна долетела до меня.
Государства умирают,
И столетия сгорают,
Королей свергают с тронов,
Наземь падают знамена,
Боевой смолкает горн.
Вечен только Танелорн,
Вечен, вечен Танелорн.
Простая солдатская песня, но она что-то будила во мне - и кажется, что-то очень важное. Может быть, Танелорн имел ко мне какое-то отношение?
Я не мог понять, кто именно поет эту песню.
А песня постепенно затихала.
Все пройдет, умрет, исчезнет,
Сгинет в вечной черной бездне.
Протрубит последний горн.
Но не сгинет Танелорн.
Вечен, вечен Танелорн.
Танелорн.
Тоска по Эрмижад, чувство утраты вновь охватили меня, и мне показалось, что это каким-то неведомым образом связано с Танелорном, что именно в нем надо искать разгадку моей судьбы. И только найдя Танелорн, я избавлюсь от страдания, к которому приговорен.
Внизу, в долине, по-прежнему маршировали армии, горели города. А на месте черно-желтого рыцаря стояла уже другая фигура.
- Эрмижад?
Эрмижад горько улыбнулась.
- Я не Эрмижад! Так же как у тебя одна душа и много обликов, у Эрмижад один облик, но много душ.
- Есть только одна Эрмижад!
- Конечно. Но много тех, кто похож на нее.
- Кто ты?
- Я - это я.
Я отвернулся. Она говорила правду. Это была не Эрмижад, но смотреть на нее у меня уже не было сил. Я устал от загадок.
И все-таки спросил у нее:
- Тебе известно что-нибудь про Танелорн?
- Многие знают о Танелорне. Многие пытались его найти. Это старый город. Он существует в Вечности.
- Как мне попасть в Танелорн?
- Только ты сам можешь ответить на этот вопрос, Победитель.
- Где он находится? В мире Урлика?
- Танелорн существует во многих царствах, на многих планетах, во многих мирах, потому что Танелорн вечен. Иногда он скрыт, иногда доступен всем, хотя почти никто не понимает, какова его природа. Танелорн дает приют героям.
- Найду ли я Эрмижад в Танелорне?
- Ты найдешь в нем то, что хочешь найти. Но сначала должен снова взять в руки Черный Меч.
- Снова? Я уже когда-то его носил?
- Много раз.
- А где я найду этот меч?
- Скоро узнаешь. Ты всегда будешь это знать, потому что носить Черный Меч - твоя судьба и твоя трагедия.
И она исчезла.
Над моей головой по-прежнему развевалось знамя без знаков отличия.
Вскоре на месте, где стояла фигура, появилось нечто странное - облако дыма, принимающее различные очертания.
И я увидел, как дым превращается в Черный Меч - огромный и страшный, на рукояти которого вырезаны старинные буквы.
Я попятился.
- Нет! Я никогда больше не возьму в руки Черный Меч!
Насмешливый голос, исходивший, как мне показалось, из самого меча, произнес:
- Без этого ты никогда не обретешь покоя!
- Нет! Убирайся!
- Я твой. Только твой. Ты - единственный смертный, кто может носить меня!
- Я отказываюсь от тебя!
- Тогда продолжай страдать!
Я проснулся от собственного крика, весь в поту. Горло и губы пересохли.
Черный Меч. Теперь я знал его имя. И что с ним связана моя судьба.
Но остальное? Был ли это просто ночной кошмар или мне в такой форме сообщалась информация? Я не мог понять, что это значило.
Я раскинул руки и коснулся теплого тела.
Это была Эрмижад.
Я прижал обнаженное тело к себе. Ее губы, влажные и горячие, потянулись к моим. Тело скорчилось в судороге. Женщина стала нашептывать мне какие-то слова, бесстыдные и непристойные.
Я с проклятием оттолкнул ее. Это была не Эрмижад.
На меня волной накатило отчаяние. Я зарыдал. Женщина же засмеялась.
И тогда меня охватило бешенство.
Я грубо набросился на женщину.
Утром, измученный, я лежал среди скомканных простыней и смотрел, как женщина, пошатываясь, со странным выражением лица, уходила из моих покоев. Вряд ли эта ночь доставила ей хоть какую-то радость. Ведь и я ничего, кроме отвращения к себе, увы, не испытывал.
Все время меня мучил один-единственный образ, и то, что я так жестоко обошелся с женщиной, кажется, освободило от него. Возможно, именно этот образ и побудил меня совершить насилие? И я знал, что сделаю подобное вновь, если образ Черного Меча из-за этого хоть ненадолго исчезнет из моего сознания.
В следующую ночь я спал без снов, но ко мне вернулся прежний страх. И когда в комнату, улыбаясь, вошла женщина, над которой я издевался прошлой ночью, чуть не выгнал ее. Однако она пришла с поручением от епископа Белфига, чьей рабой, очевидно, была.
- Мой хозяин считает, что вам было бы полезно сменить обстановку. Завтра он устраивает большую морскую охоту и приглашает вас к нему присоединиться.
Я отбросил книгу, которую пытался читать:
- Отлично. Я приду. Это будет приятнее, чем читать эти чертовы книги.
- Вы возьмете меня с собой, лорд Урлик?
Вожделение, написанное у нее на лице, вызвало у меня отвращение. Но несмотря на это, я пожал плечами:
- Почему бы и нет?
Она радостно хихикнула.
- Может, мне захватить и подружку?
Я махнул рукой:
- Делай, что хочешь.
Но когда она ушла, я упал на колени и, обхватив голову руками, зарыдал:
- Эрмижад! О, Эрмижад!
6. ВЕЛИКОЕ СОЛЕНОЕ МОРЕ
Наутро, выехав на внешнюю дорогу, я присоединился к епископу Белфигу. Несмотря на тусклый свет вечных сумерек, я все-таки рассмотрел его лицо, хотя он и пытался скрыть изъяны косметикой. Обвислые щеки, мешки под глазами, опущенные вниз уголки рта, свидетельствующие о снисходительности к себе, - все было замазано гримом, хотя вряд ли это могло облагородить такую отвратительную внешность.
Духовного лорда сопровождала свита - размалеванные юноши и девушки, которые, глупо хихикая, несли багаж, ежась от сырого прохладного воздуха.
Епископ взял меня под руку и повел вниз, к заливу, где нас ждал корабль.
Я не противился, но все же оглянулся: несут ли вслед за мной мое оружие. В руках рабов увидел свое длинное с серебряным наконечником копье и боевую секиру. Не знаю, почему я взял с собой оружие. Епископ не возражал, хотя вряд ли испытывал от этого радость.
При всей беспросветности жизни в Ровернарке я не считал, что мне угрожает какая-то опасность. Жители его смирились с тем, что я не принимаю участия в их увеселениях, и оставили меня в покое. Они не вмешивались в мои дела. Лорд Шаносфейн тоже сохранял нейтралитет. Один лишь епископ Белфиг не производил на меня впечатления безобидного человека. Наоборот, от него исходило что-то зловещее, и у меня создалось впечатление, что он, может быть, единственный из всего этого своеобразного общества имеет относительно меня какие-то намерения.
В то же время при всей своей карикатурной внешности он был достаточно образованным человеком, и чувство опасности, видимо, возникло из-за моих собственных пуританских взглядов. И все-таки я не забывал, что он, единственный в Ровернарке, не был со мной откровенен.
- Ну, мой дорогой лорд Урлик, как вам нравится наш флот? - Белфиг указал пухлым пальцем в сторону корабля.
На епископе были доспехи, которые и его превращали в человека-луковицу, за плечами развевался парчовый плащ, но шлем его нес раб.
- Никогда не видел такого корабля, - признался я.
Мы подошли ближе, и я с интересом стал рассматривать судно. Оно было примерно сорока футов в длину и десяти в высоту, Как и все в Ровернарке, его броня затейливо украшена рельефами из серебра, бронзы и золота. На пирамидальной надстройке террасами располагались длинные узкие палубы. На самом верху находилась квадратная палуба, над которой развевалось несколько флагов. Корпус поддерживался подпорками, которые были соединены с лежащим в воде широким, чуть выгнутым листом, сделанным из материала, похожего на стекловолокно. Мачт не было, но с обеих сторон корабля имелись широколопастные колеса. У весел тоже были лопасти, но они в отличие от лопастей колес не были помещены в кожух, а наоборот, торчали. Но и они, на мой взгляд, не могли заставить корабль сдвинуться с места.