– Отличный момент, – признал Злыдень.
– Да, черт побери! Разве ты не понимаешь, что только что случилось? У нас практически разговор состоялся?
Злыдень согласился осторожным кивком.
– Я хочу домой, Стив.
– Знаю, – кивнул Злыдень. – Потерпи немного, Билл. Мы что-нибудь придумаем.
Потом он застал Билли врасплох, спросив вдруг, почему его книги плохо продаются.
– Ну, возможно, они ни на что не годятся, но мне почему-то в это не верится. Думаю, отчасти виноват Блейк Терри.
– Кто?
– Мой издатель.
– А что с ним такое?
– Он ни хрена не делает, чтобы продвигать мои книги, а потом винит меня в том, что никто их, черт побери, не покупает.
– Думаю, ты преувеличиваешь, Билли.
– Нисколечко, мать его раз так! Когда я на днях пожаловался, этот гад велел мне «придержать язык». Словно мне десять лет.
– Тебе нужен новый издатель.
– Без литагента я никого не найду. А она тоже считает, что я дерьмо.
– У тебя есть с собой что-нибудь?
В приступе пьяной щедрости Билли бросился наверх в свою новую спальню и схватил экземпляр последнего романа «Некрополис». По возвращении в гостиную он подарил книгу Злыдню, который принял ее молча.
– Тебе не обязательно ее читать, – сказал Билли.
– Непременно прочту. – Взгляд у Злыдня был напряженным и яростным. – Возьму ее с собой.
Внимание Билли снова привлек экран телевизора. Фильм приближался к кульминации. Демон вот-вот потащит Ньяла Макгинниса по железнодорожным рельсам.
– Знаешь, как раз такие фильмы вдохновили меня стать писателем, – объявил Билли.
– А меня монстром, – сказал Злыдень.
– Да? Ты про это дерьмо даже не знал бы, если бы я тебе его не подсунул.
Злыдень кивнул.
– Верно. Ты показал мне путь, Билли. Я, возможно, монстр. Но создал меня ты.
Среди ночи Билли проснулся и обнаружил, что над ним стоит Злыдень. Он был полностью одет, безмолвен и тих и в темноте пристально смотрел на Билли.
– В чем дело? – заплетающимся со сна языком пробормотал Билли.
– Спи, – мягко ответил Злыдень.
После самой мирной за многие десятилетия ночи Билли проснулся отдохнувшим в доме из кошмаров. Хотя светило солнце, «Липы» были полны теней и гнетущей тишины. И ни следа Злыдня, минивэн «мерседес» на подъездной дорожке тоже отсутствовал. На кухонном столе лежала карта окрестностей и коробка из-под обуви с таблетками, для удобства снабженными наклейками. Еще тут были ключи от дома, церкви и мотоцикла, о котором упомянул Злыдень.
Байк Билли нашел в ветхом сарайчике, служившем гаражом. Оказалось, это «Харли Дэвидсон» девяносто девятого года, спортивной модели «XL 1200», и на сиденье лежал черный шлем ему под стать. Билли решил опробовать байк на извилистых деревенских проселках: сперва вел консервативно, но прибавлял скорость, когда деревенщины в развалюхах пытались его обогнать. Каждая пятая тачка оказывалась дряхлым грузовичком, тащащимся со скоростью девяноста миль в час, за рулем сидел какой-нибудь тринадцатилетний деревенский мальчишка с остановившимся взглядом маньяка.
Заглянув в супермаркет и проехав мост через реку в Бедфорде, Билли счел, что местных красот с него хватит, и, пав духом, вернулся в «Пахаря». У стойки все те же старики сидели спиной к залу, заполненному стульями и пустыми столами. Билли заказал сандвич-гриль с сыром и пинту холодного «Гиннесса».
Хозяйка, вероятно решив, что он станет завсегдатаем, сегодня была чуточку сердечнее.
– Промочите-ка горло, – улыбнулась она, передавая Билли кружку.
Ветеран войны Деннис спросил:
– Один сегодня, Монти?
Билли сперва не ответил, не узнав дурацкого имени, которым наградил его Злыдень. Но когда увидел, как Деннис ему кивает, не придумал, что сказать в ответ, а потому просто пожал плечами.
– Роджер снова в отлучке? Билли и это подтвердил.
– Симпатичный малый этот Роджер, – сказал Деннис, и его морщинистые закадычные друзья забормотали в знак согласия. – Когда он тут – а надо признать, это бывает не часто, – но когда он тут, то много делает для здешних стариков.
– Правда? – переспросил, не в силах скрыть скептицизм, Билли.
– Правда, правда, – подтвердил Деннис. – Знаю, выглядит он малость диковато, но сердце у малого в нужном месте.
– Чистое золото, – вставила хозяйка, у которой как будто имелся запас клише на все случаи жизни.
– Он за мной присматривает, – продолжал Деннис. – Меня, знаешь ли, обокрали. Поэтому Роджер пообещал держать ухо востро. И пристрелите меня, если совру, выглядываю я как-то спозаранку в окно и вижу, стоит в садике старина Родж и за домом наблюдает. Он на страже стоял, понимаете? Признаю, признаю: с тех пор мне спится спокойнее.
Билли вернулся к гнетущей тишине в «Липах». Эта тишина была такой глубокой, что, казалось, кричала. В груди Билли шевельнулось беспокойство, которое, если дать ему волю, превратится в панику. Да, он тут в безопасности. Но тут так одиноко. Даже будь тут телефон, он все равно не может никому позвонить: ведь считается, что он мертв.
Вспомнив про коробку с таблетками, Билли поразмыслил, не принять ли для поднятия настроения экстази. Но побоялся отходняка, понимая, что он совпадет с наступлением сумерек, и бог знает какие еще тревоги принесет ночь. Билли предчувствовал, как легко будет соскользнуть в жизнь, полную инертной апатии: моешься лишь изредка, а все время проводишь за сном или перед телевизором с фильмами ужасов. Учитывая, что наркотики лишь ускорят деградацию, Билли без труда представил себе, как совершает опрометчивые и глупые поступки, например, звонит домой Малькольму Пономарю, чтобы сообщить: «Я жив, сволочь ты жирная».
Он пошел прогуляться вокруг запертой церкви, глядя, как за шпиль колокольни цепляются облака, и едва не оступился, вспомнив, что топает по шарику, который, вращаясь, несется в космической пустоте. С зубчатых стен на него плотоядно уставились четыре горгульи, чьи морды были повернуты по сторонам света. Над арочным входом в западной стене находилась каменная плита с глубоко выбитой надписью:
В окрестных деревнях увековеченное на плите событие было известно как «Чудо в Дадлоэ». На взгляд Билли, самым чудесным в спасении Уильяма было то, сколько всего он успел сказать, пока падал.
Билли поднялся на паперть. На доске объявлений возле главного входа висел список церковных старост. Билли его изучил, пока не нашел «Роджер Гоуди, «Липы», Черч-лейн». И улыбнулся, угадав происхождение поддельной фамилии: имя Гоуди носил призрак-убийца в «Меццо-тинто» М. Р. Джеймса.
Огромным и ржавым, определенно средневековым с виду ключом он отпер двери церкви и вошел в прохладный, слегка плесневелый неф. Как и в «Липах», в церкви было что-то темное и нездоровое. Витражные окна словно бы только затянуло патиной и возрастом. На каменном полу собиралась влага.
Возле алтаря стояла жутковатая бронзовая скульптура архангела Михаила, борющегося с дьяволом. Дьявол был странно истощенным, больше походил на жертву голода, чем на врага рода человеческого. Справа от кафедры находился причудливый престол, по каким-то причинам назначенный для седалища исключительно епископа Сен-Олбанского. В надежде, что совершает святотатство, Билли сел на епископский трон и съел полпакетика карамелек «Ролос», который достал из кармана.
Заперев церковь, он лениво побродил среди могил. Многие надгробия треснули или раскололись так, что уже не починить. Напротив паперти высился каменный саркофаг за железной оградкой. Крышка чуть покосилась, позволяя заглянуть в черноту внутри. Если захочешь, можно пожать руку обитателю.
Свежая могила тут была только одна – укрытая холмиком гниющих цветов. Земля под цветами была темной и влажной. Надпись на табличке гласила: «Джозеф Хартоп, 87 лет, капитан команды «Белл» последние 39 лет». Билли присмотрелся к ярлычку на большом букете. Ярлычок был влажным, чернила расплылись. «Деду с благодарностью за столько веселых дней. С любовью Джеймс».
На соседнюю могилу опустился черный дрозд, его хохолок ярким контрастом выделялся на аккуратном белом камне. Часы на колокольне ударили три. Встревоженный звуком дрозд взвизгнул и вспорхнул на сучья тиса.
Со стаканом и бутылкой виски Билли удалился в библиотеку Злыдня, где и провел вечер. Его так изумили ее сокровища, что на несколько часов он забыл, насколько ужасна его жизнь. Тут были представлены все классики литературы ужасов от Мэри Шелли до Стивена Кинга.
Здесь было первоиздание «Дракулы», датированное 1893 годом, от его страниц несло лавандой и возрастом. Билли нашел изумительное первоиздание гравюр к «Потерянному раю»* [
Я пал духом и страшился приближения ночи.
Шеридан Ле Фаню. «Доклад о странных происшествиях на улице Онжье»
Каждый год, пока держались теплые дни, Малькольм Пономарь регулярно устраивал вечеринки и барбекю у себя в длинном, залитом светом софитов саду. Громкая музыка семидесятых сотрясала окрестные дома, пока гангстер развлекал преступников, порнозвезд, футболистов и их жен, актеров и продюсеров с телестудии «Гранада» и от случая к случаю представителей местной аристократии, со смехом именуемой «Чеширский сервиз».
В такие дни Лол Шепхерд отвозил матушку Пономаря и пуделя в их любимый отель в Блэкпуле, чтобы ни ей, ни собаке не пришлось страдать от шума или смотреть на раскрашенных «вонючек», которых Пономарь автобусами привозил для развлечения гостей. На сей раз миссис Пономарь, еще не оправившаяся после операции на бедре, восстанавливала силы в частной клинике.
Это была первая вечеринка Пономаря за сезон, импровизированный праздник по особому случаю: после полудня Пономарь стал свидетелем того, как «Манчестер сити» одолел «Тэнмер Роверс» со счетом два один. Всякий раз, когда его команда побеждала, Пономарь преисполнялся ликования в точности, как становился невероятно несчастным и злобным, когда она проигрывала. Как большинство болельщиков, Пономарь верил, что его личная удача загадочным образом связана со взлетами и падениями любимых игроков. А поскольку сегодняшняя победа практически гарантировала «Сити» переход в премьер-лигу под конец сезона, у Пономаря были все основания полагать, что и его будущее упрочено.
К девяти вечера дом и сад заполнились людьми. Никого конкретно Пономарю видеть не хотелось. Он умел убедительно играть роль приветливого злодея, но доступ в его сердце был открыт лишь немногим избранным. Тем не менее людям, желавшим повидать Малькольма Пономаря, не было числа. Познакомиться с ним, быть с ним увиденным давало им дразнящее ощущение опасности. Каковы бы ни были его прегрешения, никто бы не обвинил Пономаря, что с ним скучно.
После матча Пономарь ни с того ни с сего воткнул посреди газона флагшток и поднял на нем «крест святого Георгия»* [Флаг Англии, входящий в состав государственного флага Соединенного Королевства Великобритании]. Малькольм Пономарь был англичанином. Нет, не британцем – Уэльс, Шотландию и всякие там части Шотландии, якобы принадлежащие к Соединенному Королевству, он презирал. Пономарь был патриотом: дурить англичан он предпочитал больше всех прочих народов земли.
Незадолго до полуночи Малькольм Пономарь и Босуэл-пиарщик оказались втянуты в импровизированные дебаты с продюсером телестудии «Гранада». Когда-то этот продюсер по имени Дерек Тиди устроил так, чтобы матушка Пономаря побывала на съемках «Улицы Коронации». У Тиди были серебристые волосы, кирпично-красная физиономия и особый лоск, который появляется у тех, кому никогда больше не нужно думать о деньгах.
Рядом с Тиди стояла привлекательная – исключительно для личных нужд – ассистентка. Надеясь произвести на нее впечатление, Тиди спросил Пономаря, сколько тяжких преступлений он совершил за последнее время. Зная, что сейчас последует, Босуэл затаил дыхание.
– Сколько преступлений? – откликнулся Пономарь. – Я тебе расскажу про преступления. Знаешь, какие деньги зашибают дамочки из сетевого маркетинга «Эйвон»?
Продюсер нервно покачал головой. Юная ассистентка потянула его за рукав, точно хотела лично ассистировать при бегстве в иное, более безопасное измерение.
– Моя дочка какое-то время на них работала, поэтому я знаю, о чем говорю. Прежде чем сможешь представлять этих дрочков, нужно самому купить их каталоги. Купить, мать их, понимаешь! И продаются товары с правом возврата, поэтому у покупателей есть шанс отослать их назад. Если они так делают, представитель компании должен оплатить пересылку из своего кармана, черт побери. Дамочка (или парень, у меня нет предрассудков) получает в «Эйвон» двадцать пять процентов комиссионных на первую сотню вырученных фунтов и по двадцать пять процентов с дальнейшей выручки. Если они продают меньше чем на сотню, то получают примерно четыре фунта. Четыре гребаных фунта! И у правосудия хватает наглости называть преступником меня? А? Как тебе это?