– Конечно устает. Но Денису еще труднее найти время для встреч со мной…
– Я видела его вчера по телевизору. Он такой обаятельный, улыбка широкая, белозубая, как у Клаудии Шиффер. Неужели ты хочешь развестись с Олегом Кирилловичем?
Конечно же наивная Катя сделала совершенно неправильный вывод.
– Нет! Что ты? Пять лет просто так не перечеркнешь, они были в моей жизни, и было столько замечательных эпизодов. Обоих сейчас люблю. Одного – за то, что было. Другого – за то, что еще будет. Не могу разобраться. Но ведь надо жить «здесь и сейчас», а сейчас я счастлива.
– Олег Кириллович так мне нравится! – призналась Катя. – Он остроумный, веселый и здорово играет на рояле.
Оксана задумчиво взглянула на Катерину:
– Это он с тобой веселый – ты маленькая, пушистая и смешная. У него масса достоинств, но наши траектории движения пересекаются только в спальне, где он тут же поворачивается на бок и засыпает богатырским сном. Прохладный поцелуй, и все. Если бы он хоть немного был теплее ко мне – разве я ответила бы Мирославскому? А может быть, это судьба – нам суждено было встретиться с Денисом, и мы встретились. Так хорошо нам вдвоем…
Сравнительный анализ поведения двух мужчин в последнее время широко практиковался в квартире Бергов. Оксана использовала эти беседы, чтобы оправдаться в собственных глазах, объясняя свою измену равнодушием мужа. Катя, существо подневольное, не могла отказать влюбленной патрицианке в участливом внимании и должна была играть роль вдумчивой собеседницы.
Верность мужу, по мнению Катерины, являлась основополагающим принципом брака (как и любая незамужняя девица ее возраста, Катюша давно спроектировала в розовых грезах свою будущую жизнь с принцем). Но зная изменчивость Катиных убеждений, можно было предположить, что и она окажется в положении Оксаны через некоторое время после свадьбы. Ведь Олег Кириллович действительно злостно пренебрегал женой. А Оксана в эти дни и недели – веселая, счастливая, окрыленная – так сильно отличалась от унылой, скучающей женщины, принимавшей Катю на работу, что невозможно было укорить ее. Ну и потом, и Олег Кириллович, видимо, довольно комфортабельно чувствует себя в обрамлении аккуратных рожек, которые усердно наставляет ему жена под руководством Дениса Сергеевича Мирославского. И если всем хорошо – зачем переживать?
* * *
Вадим успел сделать еще несколько снимков, пока в окне не задернули шторы. Дорогая японская техника позволяла ему ощущать себя участником события, происходившего на восьмом этаже в доме напротив. Через видоискатель камеры он различал малейшую эмоцию на лице женщины и высокомерный изгиб бровей немолодого мужчины. Мужчину он не тронет – не его уровень, слишком опасно, но женщина, красивая, молодая, изящная, уже была отмечена печатью жертвы. Вадим знал, что она – жена крупного бизнесмена, и три тысячи долларов, которые он потребует за фотографии, для нее не деньги. Десять процентов – информатору, тридцать – на развитие производства, остальное – на жизнь. Женщина подняла бокал с шампанским (когда открывали бутылку, Вадим отметил, как нетехнично это было сделано, сказывалось, очевидно, отсутствие практики у ее визави), на пальце сверкнул драгоценный камень. Мощный объектив улавливал и нежный румянец, разлившийся по идеально гладкой щеке после глотка игристого вина, и родинку на шее. Вадим уже в пятый раз наблюдал подобную встречу, и его подопечные стали ему почти родными. Он представлял изумление и страх на ее лице, когда она возьмет в руки фотографии. Конечно, ничего предосудительного – встреча за праздничным столом двух хороших знакомых… Но что будут делать мужчина и женщина в однокомнатной квартире после того, как предусмотрительно задернуты шторы (Вадим снял и сам момент задергивания)?
Они пробирались в свою конспиративную квартиру маскируясь, чуть ли не по-пластунски бороздили опавшую листву на площадке двора, трепеща от возможности случайно встретить знакомых. Он приезжал на такси, она на красной «девятке» и, выходя из автомобиля, быстро, воровато оглядывалась. Интересно, как она поведет машину после выпитого шампанского? Интересно, у кого она возьмет три тысячи – у мужа или у любовника? Или у нее свои средства, что маловероятно.
Вадим начал свою шпионскую практику три года назад. Друг попросил последить за женой: ее поведение внушало мнительному юноше опасения. Опасения имели под собой настолько прочную, окаменелую почву, что ее не смогли раздробить горячие слезы разоблаченной жены. В отличие от нынешних клиентов, его первая парочка не торопилась задергивать портьеры, отправляясь на сбор богатого урожая сексуальных развлечений.
Далее последовал заказ от сказочно щедрого ближневосточного гостя, собиравшегося вывезти из столицы невинную студенточку для пополнения гарема. Скромная учащаяся высшего учебного заведения не обманула ожиданий Вадима. Пока знойный араб швырял доллары в европейских магазинах, закупая подарки для будущей русской жемчужины его коллекции, девушка торопливо развлекалась с однокурсниками на дачах. Наверное, предчувствовала, что в гареме с развлечениями будет туго. За ее девственность жених мог не опасаться – дачные виртуозы добивались желаемых результатов, не посягая на драгоценность придирчивого араба. Они знали массу параллельных способов удовлетворения, что бестрепетной рукой запечатлел на фотографиях Вадим. И по сей день его интересовал вопрос: осталась ли в живых та бойкая девица или она была стерта с лица земли разъяренным женихом и Вадим должен считать себя соучастником убийства?
Вадим никогда не связывался с заданиями более крупного масштаба. Измены, интрижки – он считал что, не выходя за пределы очерченного круга, сможет достаточно долго эксплуатировать животный интерес мужчин и женщин друг к другу. Пока этот интерес, эта сумасшедшая страсть или же просто похоть противоречат моральным законам, установленным обществом и библейскими заповедями.
* * *
Хорошо было Оксане утверждать, что порядок будет держаться в квартире сам собой. Идеальная чистота в доверенном Кате хозяйстве стоила ей ежедневно такого же количества килокалорий, сколько тратит теннисная звезда в финальном матче Уимблдона.
Сегодня Оксана попросила погладить семь блузок и три юбки. Женщина, которая числилась у Бергов прачкой и обстирывала всю семью, заболела, и на Катю свалился неожиданный сюрприз в виде груды пододеяльников, простынь, рубашек, маек, водолазок. Оксана посочувствовала крошке, своей преданной подруге, хранительнице ее тайн, и оставила ее пыхтеть с утюгом в одной руке и баллоном подкрахмаливателя в другой. Дружба дружбой, а семьдесят долларов Катерина должна была отработать (Олег Кириллович, милый, добрый Олег Кириллович поднял зарплату).
Впрочем, физический труд всегда оставлял место для мыслительной деятельности, голова была свободной или для повторения английских слов, или для размышлений о будущем. Прошло почти полгода, как Катя прибыла в Москву, а она ощущала, насколько изменилась. Сохраняя еще порядочную долю наивности, она уже почти избавилась от иллюзии, что является «прелестью» для всех без исключения. Она уже часто стала замечать, что произносимые слова не всегда соответствуют выражению глаз и могут означать прямо противоположное. Она стала догадываться, что некоторые люди могут делать гадости из спортивного интереса.
Заканчивая работу над пятой блузкой из ярко-синего матового шелка с разводами цвета лепестков календулы (Ферре), Катя думала о том, что теперь, наверное, она сможет выиграть конкурс и получить должность, эксплуатирующую не только ее умение до блеска начищать ванную и готовить заливной язык. Возможно, Олег Кириллович поможет ей найти работу (она блестяще справилась с заданием перепечатать документы и получила за это премию в двадцать долларов), а так как она будет являться его протеже, то начальник не станет навязывать Катерине свое сексуальное покровительство (объяснения девиц в банке «Центр» прочно засели в Катиной голове, и если их слова были истинны, то количество мест, где она могла бы получить работу, сужалось до минимума: на секс с начальником Катя была категорически не согласна).
Расправляя складки на юбке-тюльпан, Катя решила, что она все-таки пока еще поработает у Бергов. Семьдесят долларов в месяц при полном пансионе и неожиданных подарках (типа кожаного свингера, набора французской косметики и осенних сапог) заставляли юную провинциалку дорожить местом домработницы. К тому же ей нравилась Оксана, а Олегу Кирилловичу она всегда хотела попасться под ноги, хотя при этом ее сердце колотилось от страха и волнения. Зловредная девица Яна была так озабочена собственной персоной, что почти перестала подкалывать горничную.
Нагрузившись вешалками с поглаженными рубашками, Катерина отправилась наверх – проинспектировать платяные шкафы. Распахнув дверь в спальню, она приросла к паркету, а глаза ее приобрели форму квадрата. Так остолбевает исследователь необитаемого острова, внезапно заметивший, что находится в центре внимания невесть откуда появившегося племени каннибалов.
Предыдущие три часа Катя была твердо уверена, что находится в квартире одна. В следующий момент она избавилась от этого заблуждения. На кровати, замерев в акробатической позе, тоже испуганные и удивленные, лежали Яна и водитель Саша. Кроме экспрессивного выражения лиц, их объединяло отсутствие какой бы то ни было одежды. В тот мимолетный отрезок времени, прежде чем за спиной Катерины с грохотом захлопнулась дверь, она в ужасе успела рассмотреть, что Янины атласно-белые ноги направлены к потолку, словно побеги растений, пробивающихся к солнцу, а водитель Саша является обладателем весьма аккуратной, маленькой попки. Пока Катерина рысью мчалась подальше от волнующей композиции, ее лицо и шея приняли оттенок блузки, поглаженной шестой по счету, – пунцовый полиэстер с добавлением лиловой коттоновой нити.
Через некоторое время Яна, слегка прикрывшая наготу расписным шелковым халатом, извлекла смущенную до бессознательного состояния домработницу из стенного шкафа, куда та в ужасе забилась. Яна пыталась изображать уверенность, но тоже была заметно смущена. Началась обработка свидетеля.
– Катрин, какого черта? Я совсем не предполагала, что ты дома! Как это могло произойти?
В шестнадцать лет Яна уже познала многое, в том числе и истину, что нападающий имеет преимущество. Но и Катя научилась противостоять хамским наскокам противной девицы.
– Я вообще-то гладила на кухне всякое барахло, среди прочего и три твои рубашки. А тебя, похоже, инструктировали по части вождения автомобиля?
– Ты почти угадала. И если ты тоже не знала, что мы находимся в квартире, то это как-то оправдывает твое бесцеремонное вторжение в спальню.
– Извините, что не постучала. Может быть, ты думаешь, что я висела на кухонной лампе, прослушивая потолок с помощью фонендоскопа, а утюг держала левой ногой?
– Почему ты сразу обижаешься? У меня и в мыслях не было заподозрить тебя в подслушивании. Тот телефонный разговор с Алексеем, который каким-то образом стал тебе известен, не в счет. Окажи мне услугу…
– Ничего не говори отцу! – перебила Катя.
– Молодец. Соображаешь. Ты ничего не видела, хорошо?
– Хорошо. А в награду я снова получу какую-нибудь тряпку, из которой ты стремительно выросла? – усмехнулась Катя. Но мысль, что подарка снова не миновать, приятно кольнула ее. Это было унизительно – брать плату за молчание, но как же трудно отказаться!
– Я тоже надеюсь, что Олег Кириллович не окажется в курсе, – поддержал Яну вошедший в комнату Александр. Катя снова залилась краской. – Я тут же вылечу, а место хорошее. Я слышал, ты говорила Оксане, что хочешь научиться водить машину?
Катя снова усмехнулась: деловитость и конкретность, похоже, возглавляли арсенал положительных качеств Александра.
– Я мог бы научить тебя. А потом мы организуем тебе права.
– Давай-давай, – подключилась Яна, – потренируй ее. Обрадовался. Убьешь сразу двух зайцев: и с работы не вылетишь, и с хорошенькой куклой повеселишься. Шофер и домработница! Блеск! Сюжет для сентиментального романа. Только знай, она девственница (Катя снова начала краснеть) и не дай бог схватить ее за коленку, когда она будет выполнять правый поворот – оставишь нас без машины, а себя – без нижней челюсти. Ладно, проваливайте, вы мне оба надоели. Катерина, если отец о чем-нибудь узнает, мне придется отказаться от мысли уехать к маме в Америку, а тебе придется терпеть меня здесь вечно.
Первый же сеанс вождения был назначен на послезавтра, при условии, что автомобиль будет свободен от Оксаниных поручений. А в этот вечер Яна вошла в Катину комнату и со словами: «Взятка. От московской развратницы – краснотрубинской весталке» – бросила на кровать шубу из кусочков норки. Яна уже раскрутила своего доброго отца на два новых манто, а эта подержанная шуба морально устарела.
Таким прибыльным способом Катерина избавлялась от остатков наивности и осваивала элементарные приемы шантажа.
* * *
Олег Кириллович откинулся в кресле и разглядывал фотографии жены и дочери. Очередная сделка должна прибавить к его заграничному счету двести тысяч долларов. Сумма, не способная окрылить, но способная придать бодрое расположение духа. Отработанная операция по состыковке интересов двух незнакомых между собой людей, а в результате – гонорар в твердой валюте, очередной долларовый кирпичик благосостояния Олега Кирилловича. А кирпичики постепенно складываются в монументальную прочную стену, не подверженную капризам правительства, домогательствам налоговой полиции и причудам российской экономики.
Но что-то подсказывало Олегу Кирилловичу, что не только деловая операция, в которую он вложил столько энергии и которая близится к удачному завершению, поднимает его настроение.
Каждый раз, когда дома он случайно натыкался на Катю, такую хорошенькую и непосредственную, а она волоком тащила куда-то пылесос или сгибалась под тяжестью отглаженных пододеяльников, он почему-то радовался, как мальчик, и удивлялся сам себе. Часто Олег Кириллович вспоминал ее маленькие покрасневшие руки, которые он держал в своих ладонях, ее пальцы с коротко подстриженными ногтями и заусенцами, которые она конечно же по-детски грызет в минуту задумчивости, и улыбался.
Сотрудники корпорации «Омега-инвест» мысленно отметили изменения к лучшему в характере своего вице-президента. Он стал не так резок с ними и более внимателен к вещам, не касающимся работы. Но эту метаморфозу относили на счет капитального прогресса «Омеги-инвест», нежели на счет сердечных дел Олега Кирилловича. Коллеги знали, что господин Берг воспринимает женщин только в сочетании с пишущей машинкой, компьютером или шваброй. В отрыве от производственных функций женщины Олега Кирилловича не интересовали, а значит, и не могли повлиять на его настроение.
Он снова взглянул на фотографию Яны. Катя выглядит младше его шестнадцатилетней дочери – крупной, толстоватой, всегда ярко накрашенной девицы. Эта красотка наверняка знает уже многое из того, что Катюше пока неведомо. Девяносто шансов из ста, не пройдет и года, как она испытает на себе все те сексуальные приемы, которые в изобилии демонстрируются в американских фильмах. А Катерина, похоже, обладает невосприимчивостью к грязи и пошлости. За полгода жизни в Москве она все та же наивная, милая девочка, словно окружающий мир не в состоянии проникнуть за тонкую броню ее целомудрия.
Через пару минут Олег Кириллович поймал себя на мысли, что он «одевает» ее. Доказательство чистоты его помыслов, иначе бы Катерина фигурировала в фантазиях вице-президента божественно голая. Олег помнил, какое удовольствие первое время доставляла ему покупка одежды для Оксаны. Он чувствовал себя Пигмалионом, превращая скромную, вечно полуголодную студентку в умопомрачительно роскошную женщину. Черное шифоновое платье с атласным бюстье и длинные шелковые перчатки – она становилась роковой соблазнительницей. Короткое белое платье-чулок с прозрачными рукавами – невинная школьница. Потом, по заведенному канону, были шуба и драгоценности. Ее волосы рассыпались по блестящему меху, и Олег задохнулся от восхищения: да, он нашел в грязной студенческой столовой настоящий бриллиант. Тогда они собирались оптом закупить несколько десятков мелких общепитовских предприятий для иностранного заказчика, решившего наладить сеть закусочных «быстрого питания». И в одной из осматриваемых столовых он увидел Оксану – в кроссовках, джинсах, с подносом в руках, на котором стояли тарелка оранжевого плова и стакан прозрачного, как микстура, чая.