Уолкер, уже направившийся к двери, остановился:
– Послушай, а почему бы нам не воспользоваться полицейской машиной?
– Потому что все дороги в радиусе пятидесяти миль отсюда перекрыты.
– Они же пропустят полицию.
– Нас пятерых? Брось. Давай лучше пошевеливайся, капитан. Возьми с собой Хэнратти и покажи ему, как обращаться с седлами... нам надо поторапливаться. К утру они будут здесь.
– А что с этими двумя? Копом и женщиной.
– Иди и седлай лошадей, капитан.
– Возможно, через минуту так и сделаю. Но сначала я хочу узнать твой план. А вдруг остальным он не понравится. Пусть каждый выскажется.
– Капитан, я пытаюсь спасти ваши шкуры, а ты тут стоишь и споришь со мной.
– Я хочу услышать ответ.
– И ты его получишь. – Харгит в упор посмотрел на Уолкера. – Сейчас я командую группой и не намерен ни с кем обсуждать своих решений. Если будешь спорить со мной, то я восприму это как желание выяснить, сколько побоев ты в состоянии вынести... Не сомневаюсь, сержант Барт будет счастлив удовлетворить твое желание.
У Уолкера задрожали коленки. Он вышел наружу.
* * *
Много воды утекло с тех пор, как он имел дело с домашней скотиной. К счастью, лошади содержались в отдельных стойлах, и ему не надо было гоняться за ними, чтобы поймать, хотя, взнуздывая их, он несколько раз рисковал остаться без пальцев. Чепраки были ручной работы из мягкой индейской ткани, а седла прочные, солидные, покрытые кожей, с двойными подпругами, кожаными щитками на деревянных стременах и множеством седельных карманов. Каждое из этих седел по цене впятеро превышало стоимость хорошей лошади. Уолкер нашел и штабель вьючных седел армейского образца с прорезями посередине для конского крупа, закрепил два из них на лошадях покрупнее и привязал веревки к уздечкам, чтобы вести коней в поводу.
Уолкер показал Хэнратти, как прилаживать чепраки и седла, перед тем как затягивать подпруги. В желтом свете сорокаваттных лампочек, освещавших конюшню, Хэнратти выглядел бледным и несчастным; он боялся, что лошади отдавят ему ногу, укусят или лягнут в живот. От него было мало проку, но в конце концов Уолкер связал восемь оседланных лошадей веревкой и вывел во двор, поставив их у крыльца дома. Конский запах приятно щекотал ноздри, будя ностальгические воспоминания.
Внутри он нашел Барта и майора, примеряющих куртки и калоши. Вся кушетка была завалена одеждой. Женщина сидела и не мигая наблюдала за ними, а полицейский, откинув голову к стене, застыл в неудобной позе на полу: подтянутые кверху колени и руки, отведенные вбок, были прикручены проволокой к радиатору. Он закрыл глаза, но дышал часто и глубоко.
Вошел Бараклоу:
– Ты был прав насчет дорог. Нас еще не обложили, но к этому все идет.
Майор кивнул, ничуть не удивленный:
– Что еще?
– Я усек, что пара патрульных пытается на своих двоих следовать по нашим следам, а ФБР, похоже, призывает целую армию, чтобы ополчиться на нас и с воздуха, и на земле.
– Какова метеосводка?
– Буря может разразиться в любое время. Дьявольщина, ты и сам можешь в этом убедиться, если высунешь нос наружу.
Хэнратти копался в ворохе одежды, разбрасывая ее по всему полу.
– Нам надо начать увязывать поклажу, – распорядился Харгит. – Сержант, сгреби в кучу все, что сможешь найти в кухне из провизии и утвари, и сложи так, чтобы это можно было навьючить на лошадь. Капитан, ты нашел в конюшне "обувку" для ружей?
– Чего-чего?
– Седельные чехлы для ружей. Здесь же рай для охотников, на этом ранчо. Обязательно должны быть чехлы.
– Они в чулане, – без всякого выражения проговорила женщина.
– Благодарю от всей души, – отозвался с подчеркнутой вежливостью Бараклоу.
Уолкер отправился в чулан, нашел чехлы для ружей и приторочил пять штук к седлам. Бараклоу и Хэнратти привязывали вещмешки, и Уолкер сказал:
– Так груз будет перевешивать на одну сторону... Давайте я покажу вам, как надо.
Когда они закончили грузить поклажу, Уолкер взглянул на часы. Уже за полночь. Он прошел в дом, сунул ноги в теплые сапоги и выбрал себе охотничий плед, рукавицы и одеяло из вороха на кушетке. Здесь же лежала и стопка клеенчатых дождевиков, принесенных Бартом сверху; он взял один. Водрузив на голову охотничью шапку, он поднял ружье "ремингтон", сунул коробку с патронами в карман и заявил:
– Ну вот я и готов. – Он чувствовал себя как в тумане, сбитым с толку и словно бы с похмелья.
Майор сидел за старинным письменным столом-бюро, выводя печатными буквами записку на листе бумаги из канцпринадлежностей ранчо. Харгит был правша, однако писал левой, чтобы его не могли узнать по почерку. Закончив, он вручил записку Бараклоу:
– Пришпиль это к нему. Не делай шума: мы не знаем, есть ли кто в пределах слышимости. – Он повернулся и махнул рукой. – А теперь все на выход. Вы тоже, миссис Лэнсфорд. Пожалуйста, оденьтесь соответствующим образом. Вон тот шкаф в вашем распоряжении.
Уолкер в каком-то оцепенении вышел наружу с Бартом и Хэнратти. Они встали возле лошадей. Свет в задней части дома погас, но окна в гостиной ярко светились. Порывы леденящего ветра с верхушки холма, казалось, проникали до костей. Он знал, что должно вот-вот произойти в доме и что он лично ничего не собирается делать, чтобы помешать этому, и сейчас у него просто не было сил осознать: он переступил тот предел, откуда уже нет возврата. Всему, что происходило до этого, как-то удавалось найти оправдание – конечно, не без самообмана: деньги принадлежали компании и никто на этом не разорился. Хэнратти убил охранника банка, но это его вина и ничья больше, и Уолкер не собирался рвать на себе одежды и посыпать голову пеплом всю оставшуюся жизнь из-за чужой ошибки; захватить врасплох женщину в ее собственном доме, украсть лошадей ее мужа, седла, одежду и пищу, скрутить полицейского – все это диктовалось необходимостью спасти свои шкуры, и раз никто не пострадал физически – все эти деяния со временем могли стереться из памяти. Но...
Майор вышел на крыльцо, держа Мериан Лэнсфорд за руку, и свел ее по ступенькам во двор. Она закусила нижнюю губу и тупо смотрела перед собой. В доме оставались лишь полицейский и Бараклоу. Потом капитан вышел, натягивая перчатки на руки.
– Все, – кратко сообщил он.
Перед глазами Уолкера все поплыло, он ухватился за перила крыльца, закрыл глаза и почувствовал, как к горлу подступает тошнота.
Железная хватка сомкнулась на его руке. Он открыл глаза – это был Бараклоу.
Уолкер взглянул на его лицо: отрешенное, веки полузакрыты, как у человека, приходящего в себя после оргазма.
– Будь у нас время, мы могли бы поспорить по этому поводу, – произнес Бараклоу.
– Поспорить?!
– Они, конечно, узнают, что мы были здесь, но это им ничего не даст в плане – кто мы и как выглядим. Коп мог нас описать.
Теперь полицейский мертв – задушен теми же железными пальцами, что сейчас сжимали руку Уолкера, и записка, приколотая к рубашке убитого, сообщит его коллегам то, что хотел передать им Харгит. Уолкер видел записку, когда майор вручал ее Бараклоу:
"Держитесь подальше! У нас миссис Лэнсфорд. Она останется в живых, пока нам не станут досаждать".
– Ведь ты же сам сказал, что глупо оставлять после себя мертвых копов.
– Это было до того, как Хэнратти убил старикана. – При виде циничной и чувственной улыбки Бараклоу Уолкер отвернулся.
Майор подвел женщину к лошадям. Она не слышала Бараклоу и вряд ли знала, что полицейского убили. Не должна была знать, во всяком случае, так она будет более сговорчивой.
Майор меж тем говорил ей:
– Хэнратти, вот этот, далеко не ковбой. Вы можете подобрать для него лошадь? Которая из этих самая послушная и ленивая?
Миссис Лэнсфорд воспользовалась возможностью перевести взгляд на что-то другое и не встречаться глазами с майором.
– По-моему, вот эта. – Она кивнула на сонного вида гнедую, затем вскинула голову. – Взятие заложников и похищение людей – тяжкое преступление, как вам известно.
– Возможно. Когда вас разыскивают за убийство, все прочее уже не имеет значения. – Майор поглубже нахлобучил шапку. – Сами видите – нам терять нечего. Мы отчаянные люди. – Он произнес это само собой разумеющимся тоном. И прежде, чем женщина успела что-то сказать, добавил: – И, пожалуйста, не говорите, что нас все равно настигнет возмездие. Выберите лошадь для себя и садитесь в седло!
Женщина, хотевшая было вступить с ним в спор, похоже, передумала, повернулась, оглядела животных и направилась к крупному светлой окраски мерину. Конь настороженно запрял ушами и повел боками.
– Прекрасно, – выдохнул майор и возвысил голос: – А теперь остановитесь, миссис Лэнсфорд!
Она резко обернулась:
– Что еще? – Красивые глаза пылали гневом.
Майор метнул взгляд на Уолкера:
– Ты хорошо ездишь верхом?
– Когда-то ездил. Давным-давно.
– Умение не забывается. Как езда на велосипеде. Так?
– Полагаю, что да.
– Тогда ты поедешь на этой белой лошади.
Женщина открыла было рот, но майор опередил ее:
– А вы поедете на гнедой, миссис Лэнсфорд. Той самой, которую выбрали для Хэнратти. Премного благодарен, что вы указали на самую медленную лошадь.
Лицо женщины изменилось. Сейчас, пожалуй, на нем впервые отразилась искренняя ненависть. Майор обманул ее, и она была слишком горда, чтобы смириться с этим.
Уолкер подошел к белой – так назвал майор эту скорее голубую лошадь – и подобрал поводья. Женщина медленно побрела к гнедой и начала подгонять стремена себе по росту. Майор бросил ей в спину:
– Поймите следующее, миссис Лэнсфорд. Здесь на мили кругом никого нет. У вас медленная лошадь, и, если вы попытаетесь ускакать, капитан Уолкер догонит вас без труда. Тогда нам придется связать вас и заткнуть рот кляпом. А это не слишком приятно. Вы понимаете?
– Я поняла, – отозвалась женщина, не поворачивая головы. – Интересно знать, куда вы меня увозите?
– Вы вправе получить ответ.
Внимание всех тут же обратилось к майору. Он поднял руку в сторону скрытых темнотой горных вершин на севере:
– Мы направляемся туда.
На мгновение воцарилось молчание, нарушаемое лишь шелестом конских хвостов да стуком копыт. Потом Хэнратти взвизгнул:
– Да ты никак спятил!
Уолкер выступил на шаг вперед:
– Майор, мы окажемся погребенными под тоннами снега. Ты не знаешь эти горы.
– Я провел много лет в горной стране. Все будет в порядке.
– Это безумие.
Женщина повернулась к майору:
– Ваш приятель прав. Никто не ходит в эти горы после того, как выпадет снег. Это самоубийство!
– Надеюсь, что и полиция считает так, миссис Лэнсфорд.
Бараклоу прошел мимо Уолкера и забрался в седло.
– Майор Харгит знает, как выжить в глуши. Он прав. Кончаем спорить – и в путь.
Когда Уолкер повернулся, чтобы сунуть сапог в стремя, глаза его встретились с глазами женщины, и за этот краткий миг они сказали друг другу многое: во взглядах читалось взаимопонимание и робкая надежда на лучшее.
– Да помогите же мне кто-нибудь справиться с этой проклятой скотиной! – завопил Хэнратти.
Глава 5
Через прибор ночного видения все просматривалось отчетливо: следы, вмятины в земле, отпечатки каких-то вещей на гальке.
– Смотри внимательней! "Монументальная скала" прямо за холмом.
– О'кей, кимо саиб. – Из-за рюкзака Стивенс казался горбуном.
Сэм Вашмен прополз на животе последние двадцать ярдов и принялся разглядывать ранчо. Фасад дома был освещен. Однако никакого движения не наблюдалось.
Потом Сэм поднял прибор ночного видения, включил инфракрасный луч и припал к отражателю.
Прибор этот делает видимым тепловое излучение. Изображение на линзах передает скорее тепловой контур тела, а не световой. Земля, хранящая дневной жар, предстает красной, более холодный воздух – зеленым. Постройки, которые хранят тепло хуже, чем почва, но лучше, чем воздух, в окуляре видятся розовато-лиловыми, а освещенные окна – ярко-красными. Деревья за домом кажутся полосой переплетенных теней.
Человеческое тело выглядело бы на линзах темно-багровым.
Вашмен сделал знак рукой, и стажер передал ему портативную рацию. Он негромко заговорил в нее, чеканя слова:
– Вашмен для Вискерса. Вы слышите меня?
– Вас слышу.
– Как давно выходил на связь помощник констебля из "Монументальной скалы"?
– Я не слышал его. Оставайтесь на связи. Я выясню у Каннингема.
Вашмен принялся изучать в прибор следы на склоне холма. Чтобы разобраться, понадобилось несколько минут. Четыре цепочки следов вели вниз. Две – наверх. Три – глубина следов явно показывала, что люди шли под грузом, – снова спускались вниз.
Голос агента ФБР зашелестел в самое ухо:
– От помощника Фолтца не поступало никаких сообщений с одиннадцати часов.
Вашмен поднес к глазам запястье, чтобы увидеть циферблат. Почти два ночи.
– Тогда вам лучше прибыть сюда вместе с подкреплением.
* * *
– Давай спустимся вниз и разведаем, что там происходит.
– Может, лучше дождаться, пока появится Вискерс?
– Если они еще в доме, то услышат шум машин. – Вашмен сполз с вершины холма. – Мы обойдем кругом и подберемся под деревьями.
Когда они добрались до дома, Сэм снова поднял прибор и различил в рощице следы; на дворе их искать смысла не было – за годы землю там утоптали так, что она превратилась в камень. Вашмен подкрался к задней стене дома и прислушался. Не услышав ничего, кроме гула водяного насоса, он махнул Стивенсу, чтобы тот шел вперед, а сам беззвучно направился вокруг дома к стене, где светилось окно.
Наконец он заглянул и застыл, как вкопанный.
* * *
Один из технарей ФБР предложил наполовину выщелкнутую из пачки сигарету, и Вискерс, кивнув в знак благодарности, взял ее, зажал губами и подался вперед, чтобы прикурить от спички в ладонях спеца.
Технарь махнул рукой, чтобы затушить спичку.
– Мертв уже два с половиной, а то и три часа. – Он повернулся к Вашмену: – Передняя дверь была открыта, когда вы вошли?
– Да. Такое впечатление, будто эта дверь никогда и не запиралась. – Вашмен глядел за спину спеца, на Вискерса. – Пока вы ехали, я вызвал на ранчо коневода Олсена. Попросил прислать пару грузовиков с двумя ведущими осями и трейлер для перевозки лошадей. Что скажете?
Вискерс поднял на него глаза, оторвавшись от лежавшей на столе крупномасштабной карты.
– Вы думаете, что сумеете здесь изловить их на грузовиках?
– Миль пятнадцать можно будет проехать, а дальше – на лошадях. Хотя бы час выиграем.
– Они, вероятно, опережают нас на три часа.
– И у них с собой женщина, – напомнил технарь. Он опустился на колено и накрыл мертвого помощника констебля одеялом.
Вашмен обратился к Баку Стивенсу:
– Они оставили в конюшне трех лошадей. Давай их седлать.
* * *
Двор был битком набит людьми, машинами: там были полицейские и фэбээровские автомобили, грузовики и трейлеры, фургон "додж" и джип Вискерса.
Крупный краснолицый мужчина въехал во двор на плохом, наспех отремонтированном автомобиле с откидным верхом. Ветра не было. Взметнувшаяся из-под колес пыль тут же легла на землю. Человек выскочил из машины:
– Что тут за дьявольщина творится?
Вискерс выступил вперед:
– Вы Лэнсфорд?
– Вы совершенно правы – это я. Какого черта тут все торчат?
Вискерс побагровел:
– Мы здесь не бездельничаем, мистер Лэнсфорд.
Фермер сорвал с себя шляпу и потер указательным пальцем натертую ею красную полоску на лбу.
– Они схватили мою жену – это правда?
– Боюсь, что да.
– И вы все топчетесь тут. – Глаза Лэнсфорда угрожающе сузились. – О'кей! Валяйте и дальше! Торчите здесь всю ночь, если хочется. – Он повернулся всем корпусом и, передернув внушительными плечами, стал пробираться к трем лошадям, привязанным возле конюшни.