— Возвращаемся. Я благодарю тебя. Эти сведения будут мне очень полезны.
Через мгновение он вернулся в гостиную. Задумчивая супруга плантатора ждала его, скрестив руки, сидя в глубоком кресле.
— Что вам мог рассказать добряк Леонар? — спросила она с улыбкой сивиллы.
— Я часто перепроверяю факты, кажущиеся очень достоверными, — ответил Франсис. — То есть: было ли похищение вашего мужа вызвано политическими мотивами? Или похитители поступили так, стремясь скрыть подлинный мотив своих действий?
Мадам Ларше подняла брови.
— А какую выгоду они могли бы извлечь из этого похищения? — удивилась она. — Выкуп?
— Как знать! — отозвался Коплан. — Я не стану дольше надоедать вам сегодня... Мое почтение, мадам.
Она встала, проводила его до выхода, где он попрощался с ней.
Он завел мотор, объехал вокруг клумбы и еще раз махнул рукой, прежде чем свернуть на проселочную дорогу.
Филдзы, упомянутые в полицейском рапорте, были богатой супружеской парой из Америки. Они приехали на Мартинику с намерением построить там фаянсовый завод и принялись искать земельный участок, богатый глиной, расположенный недалеко от порта и наземных путей сообщения, и наконец обнаружили, что часть поместья Ларше отвечает их требованиям.
В основном население острова относится к гражданам США неприязненно, но просвещенные мартиникцы считали желательным появление мелких предприятий для изготовления на месте предметов первой необходимости, пусть даже и с привлечением иностранных капиталов.
Французская администрация, видя в таких предприятиях способ сокращения безработицы, проявляла благожелательность к подобным проектам.
Уверенные, что получат необходимое разрешение, Филдзы обратились к Эваристу Ларше с просьбой продать участок земли, но определение границ этого участка потребовало отдельных переговоров.
Кроме того, возникла проблема снабжения будущего предприятия электрической энергией. Джерри Филдз, желавшей сократить расходы на прокладку кабеля высокого напряжения, естественно, настаивал на участке, наиболее близком к уже существующей линии. Именно этот пункт должен был обсуждаться вечером, когда исчез Ларше.
Американец, устав ждать плантатора, чье опоздание становилось тревожным, позвонил ему в поместье, и мадам Ларше, тоже очень удивленная, ответила ему, что ее муж выехал из дома два часа назад и отправился в отель «Лидо».
После этого мадам Ларше и Филдзы перезванивались несколько раз. В одиннадцать вечера Иоланда Ларше поставила в известность жандармерию.
«Лидо» расположен на боковой дороге, ведущей в Сен-Пьер, немного дальше от центра Фор-де-Франса, чем отель «Беркли».
Почему же тогда Ларше остановился в городе, вместо того, чтобы ехать к месту назначения?
Муниципальная полиция нашла его машину на площади Саван в начале ночи. От разных свидетелей стало известно, что она стояла там с половины девятого вечера.
Коплан, миновав «Беркли», остановил машину в двух шагах от бассейна и ярко освещенного частного пляжа «Лидо».
Он вошел в отель, самый красивый на Мартинике, и спросил у портье, здесь ли Филдзы. Тот узнал и сообщил, что пара сидит в баре.
В это время года в гостинице было мало жильцов, и Франсис легко узнал американцев.
Мужчина, колосс, был почти таким же загорелым, как антильцы. Взгромоздившись на табурет, он дымил сигарой перед коктейлем. Его жена, прислонившись к стойке, дула в соломинку, чтобы развлечься. Это была восхитительная женщина с овальным лицом мексиканского типа: большие черные глаза, волосы цвета воронова крыла, собранные над ухом, падали на плечо. Совершенство ее тела подчеркивало белое вечернее платье, короткое и плотно облегающее, державшееся на единственной бретельке, застегнутой клипсой.
Коплан подошел к бизнесмену:
— Mister Fields? I am sorry... Could we have a little chat?[5]
Тот медленно повернул голову к незваному гостю. Его тяжелая физиономия не отражала ни интереса, ни скуки.
— Have a drink, — предложил он. — Who are you?[6]
Франсис продолжал на английском:
— Моя фамилия Коплан. Я выпью скотч.
Филдз указал сигарой на свою ослепительную спутницу.
— Моя жена, — представил он. — Долли.
Она взмахнула ресницами и бросила на Франсиса завораживающий взгляд.
— Хелло, — произнесла она, приоткрыв губы.
— Хелло, — ответил Коплан хриплым голосом.
Ему пришлось сделать усилие, чтобы перевести взгляд на мужа.
— Прекрасная страна, — сказал Филдз. — Вы француз?
— Да, и инспектор полиции, — любезно добавил Коплан. — Хотите посмотреть на мое удостоверение?
Филдз небрежным жестом показал, что не стоит.
— Опять Ларше? — осведомился он. — Ничего нового?
Долли села на табурет, оставив между собой и мужем свободное сиденье. Коплан подошел поближе к стойке, но остался стоять.
— Ничего нового, — подтвердил он. — Полный штиль.
Бармен-креол поставил перед ним стакан, где было больше льдинок, чем виски, так что Франсис любезно отклонил его предложение долить туда еще и минеральной воды.
Прежде чем выпить, он чокнулся.
Затем, отставив стакан, он вернулся к теме разговора:
— Ваш звонок Ларше во второй половине дня шестого ноября имел целью пригласить его сюда и подтвердить ранее достигнутую договоренность о встрече?
Филдз помрачнел.
— Нет, заранее мы ни о чем не договаривались. Я позвонил просто так, потому что это было мне удобно.
— Он отличный парень, — заметила Долли совершенно нейтральным тоном, закидывая ногу на ногу. — Джерри и я скучали...
— Жутко, — буркнул Филдз. — Дело не двигается, мы теряем время. Вы, полицейские, не слишком шевелитесь!
— Вы не из Техаса? — сладким тоном спросил Франсис.
— Да, из Галвестона, — ответил его собеседник с детской гордостью.
Коплан усмехнулся.
— Каждый агент знает, что ваша полиция лучшая в мире. С нашей не сравнишь. Мы ведь слаборазвитая страна.
Американец не понял, что инспектор над ним издевается. Он кивнул и принялся посасывать свою сигару.
— Должен был кто-нибудь еще присутствовать на этой встрече с Ларше? — продолжал Коплан, вроде бы не придавая этому значения. — Вы должны были говорить об электричестве, если я не ошибаюсь?
— Да. Но только между собой. Шене ждал результата нашей беседы, но не собирался быть на ней.
— Кто такой Шене?
Филдз вздрогнул.
— Вы не знаете Шене?
— Нет.
Обалдевший техасец сказал своей очаровательной половине:
— Он не знает Шене... Наверное, он единственный человек в городе, который не знает, кто такой Шене!
Затем обратился к Коплану:
— У вас странная полиция, это точно.
— Кто это? — внезапно сухо спросил Франсис.
— Главный монтер электрической компании... Занимается подключением новых потребителей.
Глаза Коплана, смотревшие на стакан, непроизвольно скосились на восхитительные ноги соседки. Но он тут же посмотрел на Филдза.
— Когда вы сказали Шене, что позвали Ларше? Американец подумал.
— В конце дня, — припомнил он. — Думаете, важный след?
Он демонстрировал невыносимое самодовольство жителей южных штатов, разбогатевших на нефти.
Франсис допил остаток виски. Где этот мужлан Филдз отхватил такую потрясающую девушку, как Долли?
Та, изогнувшись на табурете, небрежно спросила:
— Где вы сегодня ужинаете?
— У себя, — отрезал Коплан.
Долли легким щелчком взбила волосы, спустившиеся ей на плечо, и украдкой посмотрела на профиль француза.
— А завтра?
— Думаю, тоже.
Подбородок Джерри еле заметно дрогнул.
— Выпейте еще стаканчик, — посоветовал он. — Что конкретно вы хотите узнать?
— Имя человека, который подготовил ловушку, — просто ответил Франсис. — Почему Ларше остановился на площади Саван, когда ехал к вам?
Его собеседник поднял одну бровь.
— Может быть, просто купить сигареты, — предположил он. — А если его пасли, заставить его сесть в другую машину было не так трудно. Подобные трюки видишь каждый день.
— Именно здесь их еще не видели, — заметил Коплан. — А в том месте, как, кстати, и на остальных улицах, было много народу.
Он положил на стойку тысячефранковую купюру и подтолкнул ее к бармену.
— А если ваше дело о земле не заладится с мадам Ларше, что вы будете делать? — спросил он.
— Построим завод в другом месте, — ответил Филдз. — Я уже начал переговоры с двумя другими владельцами: это заставит всех троих снизить цену.
— Но все равно земля Ларше подходила лучше, — призналась Долли вполголоса. — Вы еще навестите нас, инспектор?
— Не уверен, — ответил Коплан. — Всего доброго... Он приветствовал чету дружеским подмигиванием, забрал данную барменом сдачу и пошел к выходу.
Несколько минут спустя, в «Беркли», он закрылся в телефонной кабине и быстро набрал номер.
— Месье Лакруа? Говорит FX-18... Да, вчера ночью. Я бы хотел получить данные на некоего Шене, старшего монтера ЭДФ[7], проживающего в Фор-де-Франсе. Полиция должна его допросить на предмет того, чем он занимался шестого ноября с полудня до полуночи... Тихо, не пугая его. Пусть также прощупают его политические взгляды... Нет, только не надо во время допроса связывать это с делом Ларше.
Он выслушал ответ собеседника, потом добавил:
— Если он не сделает важных признаний, не надо его арестовывать. Если возможно, доставьте мне протокол допроса с курьером в «Беркли» во второй половине дня завтра... Заранее благодарен!
Глава 6
Читая рапорт, полученный от таинственного высокопоставленного лица, к чьей помощи Старик позволил ему обращаться (и которого звали не Лакруа, этот псевдоним служил паролем при телефонных разговорах), Коплан прежде всего констатировал, что упомянутый Шене имел серьезное алиби на вечер шестого: техник подрабатывал починкой радиоприемников, и он назвал адреса клиентов, к кому ходил между восемью и десятью часами. Затем он отправился в одно бистро в старом городе, где его знали, и вернулся к себе домой на улицу Виктора Гюго.
Шене, поступивший на работу в ЭДФ в тысяча девятьсот пятьдесят шестом, был на хорошем счету. Ему было двадцать девять лет, он сожительствовал с женщиной, один из троих детей которой, возможно, был его.
Его прогрессивные взгляды были хорошо известны, но тем не менее не привели его к активной политической деятельности: он не вступил ни в одну партию.
Но рапорт содержал и информацию, заслуживавшую размышления: в полдень Шене обедал с двумя личностями совсем иного пошиба, на которых имелись карточки в полиции.
Один, Альфонс Пуарье, был осужден за нанесение побоев, ран и оскорблений, а также замечен в распространении листовок в поддержку автономии. Второй, некий Гюстав Сосюр, был коммунистом, активистом. Указывались и их адреса.
«Месье Лакруа», желая максимально помочь посланцу СВДКР, приложил антропометрические фотографии всех троих, сделанные во время допроса.
Коплан запечатлел в памяти эти неподвижные физиономии, какие всегда бывают у преступников на фотографиях, сделанных для карточек идентификации. Эти трое — продукты сложного смешения рас — имели смягченные негроидные черты: приплюснутый нос, губы, более толстые, чем у белых, широкие уши. Подбородок и лоб были нормальными.
Коплан задумчиво стоял у окна.
Должен ли он, чтобы выиграть время, попросить задержать Сосюра и Пуарье и спокойно их вытрясти, или самому понаблюдать за ними в надежде, что один из них приведет его к Ларше?
В конце концов поняв, что он позволил своему воображению слишком разыграться, он решил сначала проверить, является ли этот след стоящим, и начать с Пуарье, чье прошлое и приверженность к автономии делали его подозреваемым номер один.
Франсис переоделся в тряпки, которые купил утром у китайского торговца: вылинявшие полотняные брюки, выцветшую на солнце рубашку и старые сандалии.
Убрав конверт в один из своих чемоданов, он запер его на ключ, взял сигареты и вышел из номера.
Он доехал на машине до центра города, поднялся по проспекту Жана Жореса и остановил «404-ю» на площади перед церковью Святого Антуана. Оттуда он пошел пешком.
Впервые с момента прибытия он смог близко увидеть ужасающие условия жизни населения Мартиники.
Полуголые худые дети возились между довольно новыми, но уже перенаселенными домами. Мужчины и женщины толпились перед лавочками, где продавали посуду, коврики из «бородача»[8], хлопчатобумажные ткани и тому подобные товары. Большинство аборигенов было в лохмотьях.
От близкой реки и канав с грязной водой шло зловоние, которое порывы ветра уносили в боковые улочки, где виднелись дома без крыш — напоминание о последнем циклоне.
Нищета и разруха становились более явными по мере того, как Франсис приближался к окраине города.
Старик говорил о муравейнике. Коплан решил, что это скорее пороховой погреб: этот маленький голодный народ неизбежно последует с оружием в руках за опасными пророками.
Франсис свернул к кварталу, построенному на склоне холма. Ища улицу Карно, он дважды спрашивал дорогу и почти удивился, что ему отвечали так вежливо.
Наконец он дошел до хижины Альфонса Пуарье, открытой всем ветрам, внутри которой он разглядел несколько человек.
— Пуарье здесь? — громко спросил он от двери. Выскочила молодая смеющаяся креолка со сверкающими белизной зубами.
— Да, здесь... Входите, месье.
— Як Альфонсу, — сказал Коплан. — Он дома?
Она объяснила на своем цветистом наречии, с характерными для островитян произношением и словоохотливостью:
— Нет, его нет... Он пошел прогуляться, потому что сегодня вечером он сторожит винный завод. — Она вновь повторила, соблюдая вековые законы гостеприимства: — Проходите же...
— Сожалею, мадемуазель, — с улыбкой отказался Коплан. — Мне надо было переговорить с ним... В котором часу он будет на заводе?
— В семь часов.
— А где он находится?
— В трех километрах отсюда, немного дальше Балаты... Вы поедете по дороге до квартала Тиволи, а потом, в трехстах метрах слева, будет сельскохозяйственная школа и рядом винокурня.
— Он не вернется, прежде чем пойти на работу? — спросил Коплан.
— Нет... Простится с приятелями и прямо туда.
— Спасибо, мадемуазель. И простите меня! Он ушел, опасаясь новых приглашений.
По дороге он посмотрел на часы: половина шестого. Он был на полпути между местом, где оставил машину, и винокуренным заводом. Было бы лучше вернуться в город к машине.
Когда он оказался возле церкви Святого Антуана, закат окрасил здания в розово-оранжевый цвет. Толпа стала еще гуще, и набитые людьми автобусы прокладывали в ней дорогу громкими гудками.
Коплан еще немного пошатался по улочкам Тер-Сенвиля и выпил пунша, чтобы не подходить к машине слишком рано.
Он сел в нее около семи часов, развернул карту. Найдя сельскохозяйственную школу, он выяснил, как до нее доехать.
В тропиках ночь наступает очень быстро. Прозрачная темнота, окрашенная в синий цвет от звездного неба, окутала окрестности, когда Франсис подъехал к школе и увидел винокурню, определив ее по высокой трубе.
Он остановил машину на обочине, в сотне метров от завода. Груда сахарного тростника была беспорядочно навалена под навесом в нескольких метрах от основного здания — старого дома, крытого гофрированным железом.
Кругом не было ни одной живой души, однако в одном из окон горел свет. Франсис подошел к двери этого строения и громко позвал:
— Есть тут кто-нибудь?
Он заглянул внутрь и увидел мулата в шортах и майке. На голове у него была шляпа, совершенно потерявшая форчу. Благодаря фотографии Франсис узнал этого человека. Гот ошеломленно смотрел на него.