Капитан стоял, засунув руки глубоко в карманы и уставившись через иллюминатор в бесконечность. Даже затылок говорил о его тупом упрямстве.
— Этого типа на моем судне нет, — громко чеканил капитан, не поворачивая головы. — Я уверен в этом так же, как и в том, что вижу перед собой вас. Я служу в компании «Кейп» вот уже двадцать лет и с первого взгляда распознаю того, кто может натворить беды в открытом море. Однажды ко мне на судно нанялся кочегаром убийца. Так я только увидел его и сразу понял: тут что-то не так. Чутье еще никогда меня не подводило. Этих я тоже рассматривал. Ни один из них ни капельки не похож на убийцу. — Капитан медленно повернулся на каблуках и наклонился к Аллейну. Его красное, как у вареного рака, лицо выражало самодовольство. — Вы идете по ложному следу, — изрек он, обдав Аллейна перегаром и вдруг выхватив из кармана волосатый кулак, грохнул им по столу. — Такое не может случиться на моем судне!
— Позвольте мне тоже кое-что вам сказать, — начал Аллейн. — Я бы ни в коем случае не осмелился вас беспокоить, не считай это дело неотложным. Того, за кем мы охотимся, может и впрямь не оказаться на вашем судне. Но допустим, сэр, что он, несмотря на вашу интуицию, все-таки здесь. — Аллейн указал пальцем на настольный календарь капитана. — Воскресенье, десятое февраля. Если он здесь, то до его ожидаемого пробуждения осталось четыре дня. Так не лучше ли нам принять все необходимые меры для того, чтобы не позволить ему сделать его страшное дело? — Аллейн взглянул на упрямца и добавил с мольбой в голосе: — Не лучше ли подуть на холодное, чем обжечься горячим?
— Ага, я и сам люблю эту пословицу, но в данном случае она не к месту. Тем более что ваши предложения идут вразрез с моими принципами. А раз так, я их не принимаю. Ясно?
— Разрешите мне сказать всего одно слово, — начал было отец Джордан.
— Не утруждайте себя. Я остаюсь при своем.
— Отлично, сэр. Будем уповать на то, что вы окажетесь правы. Разумеется, мы уважаем ваши пожелания, — сказал Аллейн.
— Я не позволю, чтобы эту даму беспокоили или… критиковали.
— Я отнюдь не собирался…
— Это равносильно критике, — пробормотал капитан. — Веселье еще никому не причиняло вреда.
По мнению Аллейна, эти комментарии были прямо-таки шедевром из области демагогии. Он не нашелся что возразить.
— Благодарю вас, сэр.
Они втроем направились к двери.
— Постойте! — окликнул их капитан. — Давайте выпьем.
— Мне сейчас что-то не хочется, — покачал головой Аллейн. — Большое вам спасибо.
— Почему?
— Как правило, я воздерживаюсь от употребления спиртного до тех пор, пока солнце не поднимется до уровня нок-реи, если я правильно выражаюсь.
— Вы и тогда не очень им себя балуете.
— Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.
— А, умоешься — и все как рукой сняло. Разумеется, вы, как и я, подчиняетесь приказам, хотя очень часто это всего лишь напрасная трата казенных денег.
— Это общие места.
— Ну а вы, джентльмены? — обратился капитан к врачу и священнику. — Как насчет того, чтобы выпить?
Оба отказались.
— Надеюсь, вы на меня не в обиде?
Его заверили, что никакой обиды нет.
Аудиенция была окончена. Капитан, повернувшись к ним своей квадратной спиной, зашагал вразвалку к угловому шкафчику, в котором держал спиртное.
Остаток воскресенья прошел более или менее спокойно. Этот день был жарче всех предыдущих, и пассажиров разморило. Облаченные во все белое, миссис Диллинтон-Блик и Обин Дейл возлегали на своих шезлонгах на веранде и вяло улыбались всем, проходившим мимо. Время от времени их руки соприкасались, и тогда слышался бархатистый смех миссис Диллинтон-Блик.
Тим и Джемайма почти весь день провели под навесом возле бассейна в кормовой части нижней палубы. Супруги Кадди, занявшие удобную наблюдательную позицию в тени веранды, не спускали с них глаз. В конце дня мистер Кадди тоже решил принять освежающую ванну и облачился в потрепанные плавки кирпичного цвета. Он разыгрался в воде как дельфин, что вынудило Джемайму вылезти из бассейна, а Тима привело в состояние крайнего раздражения.
Мистер Мэрримен сидел на своем обычном месте, целиком отдавшись «Нилу Криму». А когда ужасы, описываемые в этой книге, были исчерпаны, погрузился в «то, что он любит», смакуя страшные несчастья, обрушившиеся на героинь романа. Время от времени он весьма неодобрительно отзывался о стиле произведения и о методах полицейского расследования, описанных в нем. А так как Аллейн сидел к нему ближе всех, он оказался мишенью всех высказываний мистера Мэрримена. Разумеется, разговор вновь зашел о цветочном убийце. Аллейну выпала честь узнать о себе, что он «медлительный невежда, облаченный недолговечной властью».
— Этот самый Аллейн, чьи фотографии дают во всех вечерних газетах, как мне кажется, личность весьма неинтеллигентная. — Мистер Мэрримен свирепо сопел.
— Вы так думаете?
— О, уверяю вас. Неинтеллигентнейшая, — с чувством сказал мистер Мэрримен. — Думаю, если доведется его увидеть какому-то неопознанному преступнику, тот несказанно утешится. Что, уверяю вас, сделал бы на его месте и я.
— Выходит, вы верите в то, что «люди читать по лицам мысли» все-таки умеют?
Мистер Мэрримен одарил Аллейна, можно сказать, одобрительным взглядом.
— Источники, контекст, — потребовал он.
— «Макбет», первый акт, четвертое явление. Дункан о Кавдоре.
— Очень хорошо. Я чувствую, вы хорошо знакомы с этой второсортной мелодрамой. Да, я убежден, что на лице есть отпечатки, могущие послужить отправной точкой для сведущего наблюдателя. Я, например, из целого стада олухов выберу смышленого ребенка. Но, поверьте мне, такая возможность предоставляется мне не столь уж и часто.
Аллейн спросил, применима ли эта теория для всех случаев жизни и верит ли мистер Мэрримен в то, что существует так называемый криминальный тип лица.
— Я, кажется, где-то читал, что полиция это отрицает, — как бы вскользь заметил Аллейн.
— Это единственный случай, когда полиция близка к истине, — не без ехидства заметил мистер Мэрримен. — Если вы спросите у меня, существуют ли лица, носящие на себе отпечатки жестокости или низкого умственного развития, я отвечу вам утвердительно. Но тип человека, о котором тут говорится, — он поднял книгу, — нельзя разгадать по его наружности. То, что этим человеком владеет какой-то свой, особый, дьявол, на его лице не написано.
— Именно этим выражением и в том же контексте пользуется отец Джордан, — заметил Аллейн. — Он полагает, что такой человек находится во власти дьявола.
— Неужели? Ну да, разумеется, таков взгляд церкви на эти вещи. И он что, представляет себе этого дьявола в виде животного с раздвоенными копытами и шпагой?
— Чего не знаю, того не знаю.
— Я верю в то, что в каждом из нас сидит свой дьявол, — сказала бесшумно подошедшая сзади мисс Эббот. — Твердо верю.
Она стояла спиной к заходящему солнцу. Ее лицо было темным и каким-то жалким. Аллейн хотел было предложить ей свое место, но она остановила его резким движением руки и взгромоздилась на крышку люка. Она сидела прямо, как струна, неуклюже свесив свои большие ноги в теннисных тапочках.
— А как еще можно объяснить жестокость? Бог дозволяет дьяволу испытывать нас, преследуя какие-то свои, непонятные нам цели.
— Да ведь мы очутились прямо-таки в самой цитадели ортодоксальности! — как-то уж слишком для него добродушно воскликнул мистер Мэрримен.
— Если не ошибаюсь, вы тоже верующий. Вы слушали мессу. Почему же тогда вы высмеиваете идею о дьяволе? — вопрошала мисс Эббот.
Мистер Мэрримен внимательно изучал ее через свои очки.
— Моя дорогая мисс Эббот, — после долгого молчания сказал он, — если вы сумеете убедить меня в том, что он существует, уверяю вас, я не стану высмеивать его дьявольское величество.
— Я в этом не сильна. Поговорите с отцом Джорданом. Он полон мудрости и знаний и вы с ним будете на равных. Очевидно, вы сочтете неуместным с моей стороны совать нос не в свое дело и приставать со своей верой как с ножом к горлу, но когда… когда я слышу, как смеются над дьяволом, я начинаю чувствовать его в себе. Кто-кто, а я его знаю. — Мисс Эббот неуклюже провела рукой по лицу. — Прошу прощения. Я думаю, что эта жара делает меня столь развязной.
На палубе появился Обин Дейл — эдакая эффектная фигура в белых блестящих шортах, малиновом свитере и экзотических сандалиях, которые он явно приобрел в Лас-Пальмасе. Наряд довершали солнечные очки невероятных размеров.
— Хочу окунуться, — объявил он, эффектно взлохматив волосы. — Перед обедом полезно, а водичка просто прелесть. Мадам, однако, не изъявила подобного желания. Может, мне кто-нибудь составит компанию?
Мистер Мэрримен молча уставился на Дейла, Аллейн сказал, что подумает над его предложением. Мисс Эббот слезла с крышки люка и удалилась. Дейл поглядел ей вслед и покачал головой.
— Бедное создание! У меня за нее душа изнылась. Для некоторых женщин жизнь — сущий ад, верно?
Мистер Мэрримен нарочито уткнулся носом в книгу, Аллейн уклончиво хмыкнул.
— В процессе моей несколько фантастической деятельности мне довелось столкнуться с сотнями таких вот бедняжек, — продолжал Дейл. — Я называю их одиноким легионом. Не вслух, разумеется.
— Понятно что не вслух, — буркнул Аллейн.
— Вы только задумайтесь над тем, что им, вот таким, остается? Религия? Исследование Центральной Африки? Что еще? Ей-богу не знаю, — философствовал Дейл. — Одним словом, что-то вроде этого. — Он вытащил из кармана трубку, покачал головой. — Ну ладно, я пошел, — сказал он и удалился вразвалочку, насвистывая мелодию модной песенки.
Мистер Мэрримен изрек нечто явно непечатное, Аллейн отправился на поиски миссис Диллинтон-Блик.
Она возлегала в своем шезлонге на веранде и обмахивалась роскошным веером — целая гора пышных форм, однако очень даже привлекательная. Она настойчиво пригласила Аллейна присесть рядом. Все ее движения говорили о том, что она буквально разомлела от зноя, хотя Аллейну бросилось в глаза, что ее белое платье, из-за декольте которого пикантно высовывается кружевной платочек, не измято, а голова в изумительном порядке.
— Вы похожи на свежий огурчик, — сказал Аллейн и присел на подножку дейловского шезлонга. — Какое на вас очаровательное платье!
— Нравится? — Она лукаво посмотрела на Аллейна.
— Все ваши платья изумительны. Вы одеваетесь с редким вкусом.
— Как мило, что вы обратили внимание! Спасибо за комплимент.
— Вы даже не представляете, какой он огромный. — Аллейн наклонился в ее сторону. — Я так критически отношусь к женской одежде.
— Ну да! Что же вам, позвольте спросить, особенно нравится в моей манере одеваться?
— Мне нравятся ваши платья тем, что они очень выгодно подчеркивают все прелести их владелицы, — сказал Аллейн, подумав про себя, что все это относится к Трой.
— Ах, какое наблюдение! Отныне я буду одеваться исключительно для вас. Вот так-то! — пообещала миссис Диллинтон-Блик.
— Да что вы говорите? Тогда я подумаю, в чем бы мне особенно хотелось вас увидеть. Сегодня вечером, например. А что, если я попрошу вас надеть то восхитительное испанское платье, которое вы купили в Лас-Пальмасе?
Воцарилось молчание, во время которого миссис Диллинтон-Блик украдкой поглядывала на Аллейна.
— Вам не кажется, что это чересчур? Ведь сегодня воскресенье.
— Ах да, совсем забыл. Тогда завтра, ладно?
— Понимаете, я как-то к этому платью охладела. Может, вы назовете меня дурочкой, но весь тот ужас с очаровательной куклой мистера Макангуса восстановил меня против этого платья. Согласитесь, все было более чем странно.
— Какая жалость! — Аллейн прикинулся огорченным. — Мы так много потеряли!
— Знаю, и все равно ничего не могу с собой поделать. Как только представлю себе Эсмеральду, похожую на тех бедняжек, и мне хочется швырнуть это чудесное платье за борт.
— Не вздумайте этого сделать!
— Нет-нет, не бойтесь! — Миссис Диллинтон-Блик хихикнула.
— Или кому-нибудь отдать его.
— Джемайма в нем утонет, а мисс Эббот и миссис Кадди при всем желании невозможно представить в роли испанок. Верно?
Мимо них прошел Обин Дейл, державший путь в бассейн. В своих шикарных плавках он смахивал на парня с рекламы роскошных лайнеров.
— Эй вы, парочка бездельников! — добродушно окликнул он их и проворно спустился на нижнюю палубу.
— Пойду переоденусь, — сказала миссис Диллинтон-Блик.
— Разумеется, не в это испанское платье?
— К сожалению, нет, хоть мне и очень жаль вас разочаровывать.
Она протянула Аллейну свои маленькие холеные ручки, предлагая ему помочь ей подняться с шезлонга. Что он и сделал.
— Как жаль, что мы больше никогда не увидим вас в нем, — вздохнул он.
— О, подождите горевать. — Она снова хихикнула. — Я могу передумать и снова в него влюбиться.
— И танцевать в нем при лунном свете?
Она на секунду призадумалась, потом одарила его восхитительнейшей улыбкой.
— Об этом знает только всевышний, верно?
Аллейн видел, как она проплыла по палубе и вошла в салон.
Думаю, ты согласишься с тем, — писал Аллейн вечером Трой, — что это обещание меня ни в коей мере не успокоило.
Двигаясь в южном направлении вдоль западного побережья африканского материка, «Мыс Феревелл» вошел в густое марево, и терпение пассажиров, не привыкших к такой погоде, оказалось на исходе. С материка дул слабый ветерок, несущий в себе едва уловимые запахи суши. Тонкая серая пелена, словно вся сотканная из мельчайших частичек пыли, затмила солнце, но не умерила его пыл. От жгучего прикосновения могущественного светила кожа мистера Мэрримена пылала так, будто у него сильный жар, однако он отказывался принять какие-либо меры. Среди команды вспыхнула дизентерия, которая не пощадила и мистера Кадди. Он то и дело консультировался с Тимом по этому поводу и с омерзительной откровенностью описывал свои страдания всем, кто имел желание его выслушать.
Обин Дейл несколько увеличил дозы своих возлияний, что отразилось на его поведении. То же самое, не без сожаления отметил Аллейн, можно было сказать и о капитане Бэннермане, который не только запил горькую, но еще и стал упрямей осла. Он наотмашь отвергал любую попытку Аллейна обсудить ситуацию и твердил со злобным упрямством, что на борту его судна нет и не может быть никакого убийцы-фанатика. Капитан сделался угрюмым, необщительным и до крайности упрямым.
Напротив, мистер Макангус стал ужасно болтлив. «Он страдает словесной дизентерией», — поставил диагноз Тим.
— Что касается мистера Макангуса, мне кажется, у него эндемическое состояние, — заметил как-то Аллейн. — Не надо все сваливать на тропики.
— Однако они его явно обострили, — устало заметил отец Джордан. — Вам известно о том, что вчера вечером у него была стычка с мистером Мэррименом?
— Из-за чего?
— Из-за этих отвратительных сигарет. Мэрримен говорит, что его тошнит от их запаха.
— Он отчасти прав, — сказал Тим. — Черт его знает, из какой мерзости их изготовляют.
— Они воняют гнилым навозом.
— Ладно, господа, вернемся к нашему делу, — подал голос Аллейн. — К нашему весьма неприятному делу.
После неудачной беседы с капитаном они втроем выработали план действий. С наступлением сумерек каждый брал под наблюдение одну из дам. Тим категорично заявил, что избирает своим объектом Джемайму. Отец Джордан попросил Аллейна взять на себя заботы о миссис Диллинтон-Блик.
— Я ее побаиваюсь, — признался он. — Мне кажется, она считает меня волком в сутане священника. Если я начну преследовать ее в темноте, она лишь окончательно в этом убедится.
— К тому же она имеет на вас виды, — заметил Тим и подморгнул Аллейну. — Вот будет здорово, если вы уведете ее из-под самого носа этого телепринца.
— В таком случае вам придется взять на себя двоих, — сказал Аллейн отцу Джордану. — Миссис Кадди, которая ни на секунду не отходит от мужа и…
— …бедную Кэтрин Эббот, которой, как вы прекрасно понимаете, особая опасность не угрожает.
— Как по-вашему, что с ней происходит?
— Мне кажется, несчастья мисс Эббот не имеют ни малейшего отношения к нашему делу, — с отсутствующим видом сказал отец Джордан.