В дверь постучали. В каюту вошел бледный юнга с радиограммой, помощник радиста.
— Шифрованная, мистер Бродерик.
Когда юноша ушел, Аллейн расшифровал послание, прочитал его и, немного поразмышляв, снова принялся за письмо.
Не торопись со своими подозрениями. Получен сигнал от Фокса. Оказывается, некая молодая особа по имени Бижу Броун из магазина скобяных товаров после тридцатидневных мучительных раздумий пришла в Ярд и сообщила, что 5 января неподалеку от Стрэд-он-де-Грин ее чуть было не задушили. Сначала преступник предложил ей букетик рождественских роз и сказал, что у нее на шее паук. Он попытался затянуть на ней нитку с бисером, но та оборвалась, так как была хлопчатобумажной. Дальнейшему помешал прохожий. Преступник скрылся. Ночь была очень темной, и девушка только и сумела сообщить Фоксу, что преступник тоже темный, говорит очень вежливо, носит перчатки и длинную черную бороду.
Вопрос о вечеринке Аллейн прежде всего утряс с капитаном Бэннерманом.
— Пусть у вас такое не принято, однако есть надежда, что это сможет нам помочь выяснить кое-что о наших пассажирах.
— Позвольте спросить, каким образом?
— Минутку. Сейчас вам все станет ясно. И, если не возражаете, сэр, мне необходимо ваше сотрудничество.
— Мое? Так-так. И что же вы намерены делать?
— Сейчас объясню.
Капитан Бэннерман слушал Аллейна с унылым и бесстрастным видом. Когда тот закончил, капитан хлопнул ладонями по коленям.
— Безумная идея, — сказал он. — Но если это поможет вам убедиться, что вы ищете не там, где нужно, игра стоит свеч. Одним словом, я согласен.
Заручившись поддержкой столь авторитетного на судне лица, как капитан, Аллейн изложил свои намерения относительно вечеринки старшему стюарду, который выразил недоумение. Обычно, объяснил он, на судне устраиваются традиционные вечеринки с коктейлями, к которым он, Деннис, с удовольствием изобретает всякие лакомства и заводит музыку.
Однако благодаря престижу Аллейна (его все считали весьма важной персоной), а также благодаря его родственным связям с управляющим, препятствия были устранены. Деннис ходил красный от возбуждения, стюарды были очень любезны, а шеф-повар, португалец по национальности, чей умирающий интерес к своему искусству вдруг ожил благодаря впрыскиванию эликсира из огромных чаевых, был полон энтузиазма.
Итак, столы сдвинули вместе, искусно накрыли, тщательно отобрали вина, и вот в назначенный час все девять пассажиров судна, капитан, первый помощник, главный механик, Аллейн и Тим Мейкпис, для начала подкрепив свои силы напитками в салоне, собрались в столовой на поздний обед.
Аллейн сидел на одном конце стола с миссис Кадди по правую руку и мисс Эббот по левую. Капитан восседал на противоположном, между миссис Диллинтон-Блик и Джемаймой, — обстоятельство, сломившее последние остатки его сопротивления столь необычному отходу от заведенного порядка и в то же самое время вооружавшее его против роли, которую ему предстояло сыграть.
Аллейн оказался радушным хозяином. Его профессиональное умение заставить людей разговориться, подкрепленное личным обаянием, которое его жена называла не иначе, как «неприличным», — все это создавало праздничную атмосферу. Ему очень помогала миссис Диллинтон-Блик, неподдельный энтузиазм которой плюс изогнутая линия шеи уже каждое в отдельности стимулировали веселье. Она была так ослепительна, что каждое ее слово сияло, как бриллиант. Сидящий поблизости от нее отец Джордан тоже был на высоте. Обин Дейл, величественный в своем вельветовом смокинге, буквально источал очаровательные манеры и потчевал соседей рассказами о тех беззлобных шутках, которые он успешно сыграл над «ребятами» — так он называл своих коллег-знаменитостей в таинственном телемире. Миссис Диллинтон-Блик встречала каждый его рассказ взрывами смеха.
В петлице у мистера Макангуса красовался гиацинт. Тим Мейкпис от души наслаждался обществом Джемаймы, она же, казалось, сама удивлялась своей оживленности. Мистер Мэрримен тоже расцвел или, по крайней мере, пустил ростки под воздействием безупречно подобранных вин и очень вкусной пищи. Мисс Эббот расслабилась и что-то весело доказывала своим лающим голосом сидевшему напротив мистеру Кадди. Оба офицера быстро освободились от бесполезного груза старательно выработанных приличных манер.
Супруги Кадди оказались большими хитрюгами. Миссис Кадди сидела с видом человека «себе на уме», улыбка мистера Кадди давала все основания предположить, что ему довелось узнать что-то не совсем пристойное. Время от времени они обменивались взглядами.
Однако едва на смену «Монтраше» подали «Пьера Джуэ» в великолепной бутылке, супруги Кадди сбросили свои маски заговорщиков. Миссис Кадди, которая до последней минуты все уверяла Аллейна, что никогда не берет в рот спиртного, кроме капельки портвейна по большим праздникам, была вынуждена сдаться и изменить своему аскетизму, что она сделала весьма непринужденно. Мистер Кадди потихоньку потягивал из бокала и время от времени задавал ехидные вопросы насчет вин, без конца скучно повторяя, что они ему не по карману, что он человек простой и не приучен к шикарной еде. Аллейн никак не мог заставить себя проникнуться симпатией к мистеру Кадди.
Тем не менее благодаря этому господину представилась возможность сделать переход к той теме, которую Аллейн собирался использовать в своих целях. Цветов на столе не было, вместо них стояли вазы с фруктами и лампы под абажурами. Аллейн заметил вскользь, что цветы не поставили из уважения к повышенной чувствительности мистера Кадди к их аромату. Отсюда был всего один шаг к теме цветочного убийцы.
— Должно быть, цветы оказывают на него влияние противоположное тому, какое они оказывают на вас, мистер Кадди, — сделал этот шаг Аллейн. — Патологическое притяжение. Что вы думаете по этому поводу, Мейкпис?
— Возможно, вы правы, — с готовностью поддержал его Тим. — С точки зрения клинической психиатрии здесь возможна подсознательная ассоциация… — Он был молод и выпил изрядное количество хорошего вина для того, чтобы получить наслаждение от езды на своем любимом коньке, но, как оказалось, достаточно скромен для того, чтобы прервать себя после двух-трех фраз: — Но об этом, к сожалению, еще так мало известно, поэтому я могу сболтнуть чепуху.
Однако он свое дело сделал, и теперь разговор сконцентрировался вокруг цветочного убийцы. Были пущены в ход всевозможные теории. Приводились в пример знаменитые процессы. Аргументов было предостаточно. Казалось, собравшихся больше всего на свете волнует загадочная смерть Берил Коэн и Маргарет Слеттерс. Даже мистер Мэрримен и тот воодушевился и начал с того, что разнес в пух и прах полицию, которая, как он выразился, своими расследованиями только все напутала. Он уже собрался было развить и углубить эту тему, когда вдруг капитан, не глядя в сторону миссис Диллинтон-Блик, вытащил откуда-то из-под стола правую руку, поднял бокал с шампанским и предложил тост за здоровье мистера Бродерика. «Речь, речь!» — вдруг ни с того, ни с сего завизжала миссис Кадди, ее поддержали капитан, Обин Дейл, офицеры и собственный супруг. «Во что бы то ни стало речь», — пробормотал отец Джордан. Мистер Мэрримен смотрел на Аллейна взглядом Мефистофеля. Все остальные в знак поддержки застучали по столу ладонями.
Аллейн встал. Возможно, причиной внезапно наступившего молчания был его громадный рост и то, что его лицо, освещенное снизу, напоминало лицо актера елизаветинских времен, подсвеченное огнями рампы. Стюарды отошли в тень. В наступившей тишине отчетливо был слышен пульс машинного отделения. Откуда-то издалека доносилось позвякивание посуды.
— Это так любезно с вашей стороны, — начал Аллейн. — Но я не мастер говорить речи, да и дураком надо быть, чтобы решиться на такое в столь избранной компании: церковь! телевидение! просвещение! Нет-нет, я всего лишь поблагодарю вас за, осмелюсь сказать, чудесный вечер и сяду.
Он собрался было это сделать, как вдруг ко всеобщему удивлению и, судя по выражению его лица, к его собственному, мистер Кадди заревел голосом быка, которому наступил на ухо медведь:
— За-аа…
Звуки, которые он издавал, были настолько лишены даже отдаленного сходства с какой-нибудь мелодией, что в первую минуту никто не мог понять, что с ним случилось. И только когда он добрался до «за веселого хорошего парня», его намерения стали ясны, и миссис Кадди, капитан и офицеры сделали попытку его поддержать. Затем к их хору присоединился отец Джордан, но даже его приятный тенор не мог противостоять монотонному реву мистера Кадди. Дань уважения обернулась конфузом и над обществом нависла мертвая тишина.
Ее поспешил нарушить Аллейн.
— Большое вам спасибо, — сказал он и встретился с взглядом мистера Мэрримена. — Вы только что сказали, что полиция запутала своими расследованиями. Что именно запутала?
— Да все, мой дорогой сэр. Все. Что они сделали? Разумеется, пустили в ход те же самые приемы, которыми пользуются во всех случаях, подходя к этому делу с обычной меркой. Все кончилось тем, что они зашли в тупик. Я еще раньше подозревал, что все эти их методы, без устали превозносимые нашей самодовольной публикой, на самом деле неуклюжи, негибки, лишены даже намека на воображение. Убийца не удостоился оставить на месте преступления закладные билеты, водительские права или свою визитную карточку. Вот они и остались с носом.
— Лично я даже не представляю себе, с чего тут можно начать, — заметил Аллейн.
— Вот именно! — воскликнул мистер Мэрримен, даже привстав от удовольствия. — Ясно, что теперь они обследуют каждый дюйм земли вокруг, в надежде наткнуться на то, что они, насколько я понимаю, называют профессиональной пылью, ибо пребывают в глупой уверенности, что нужный им человек точильщик, каменщик либо мельник. Не обнаружив ничего подобного, начнут приставать к тем невиновным, которых видели поблизости. А пройдет еще несколько недель, и начнут требовать у них алиби. Алиби! — повторил мистер Мэрримен и воздел руки к небу.
— А что бы делали вы на месте полиции? — вдруг спросила миссис Диллинтон-Блик с искреннейшим интересом.
После небольшой паузы мистер Мэрримен высокомерно заявил, что, поскольку он не детектив, этот вопрос не представляет для него ровным счетом никакого интереса.
— А что плохого в алиби? — возразил капитан. — Если у парня есть алиби, он, выходит, вне подозрения, так ведь? Вот и вся штука.
— Алиби — это то же самое, что и статистика, — напыщенно начал мистер Мэрримен. — При глубоком анализе ни то, ни другое ничего не дает.
— О, позвольте, позвольте, — запротестовал отец Джордан. — Если я, к примеру, веду службу перед всей моей общиной в Кенсингтоне, а тем временем в Бермондзи совершается преступление, я просто физически не в состоянии оказаться к нему причастным.
На физиономии мистера Мэрримена проступило явное раздражение. Аллейн поспешил ему на выручку.
— Уверен, что большинство людей даже не помнят в точности, что делали в такой-то вечер и в такое-то время. Я, например, не помню.
— А что, если мы прямо сейчас, ну, просто в продолжение нашего спора, представим наши алиби для одного из этих преступлений, — начал капитан Бэннерман, слишком уж явно избегая смотреть в сторону Аллейна. — Черт побери, я удивлюсь, если нам это удастся.
— Но ведь можно попробовать, — сказал отец Джордан, все это время не спускавший глаз с Аллейна.
— Можно, — подхватил тот. — Можно даже заключить пари. Что вы на это скажете, мистер Мэрримен?
— Обычно я не играю, но коль вам так хочется остаться с носом, рискну небольшой суммой.
— Неужели? И каковы же ваши условия, сэр?
Мистер Мэрримен задумался.
— Ну, ну, живей, — поторапливал его капитан.
— Прекрасно. Ставлю пять шиллингов, что большинство из присутствующих здесь не смогут представить убедительное алиби на любое из нужных чисел.
— Принимаю ваши условия! — воскликнул Обин Дейл.
Аллейн, капитан Бэннерман и Тим Мейкпис тоже заявили, что принимают условия мистера Мэрримена.
— Что касается того, можно ли считать алиби убедительным, предлагаю тем, кто в нашем споре не участвует, поставить этот вопрос на голосование. Идет? — спросил капитан у мистера Мэрримена.
Тот в знак согласия наклонил голову. Аллейн поинтересовался, какое они возьмут число, и слово взял капитан.
— Пусть это будет первое цветочное убийство, — провозгласил он.
Тут заговорили все разом, на фоне общего гула выделялся самодовольный голос мистера Кадди, который никак не мог понять, что за трудности могут возникнуть при выполнении столь простого задания. Между ним и мистером Мэррименом завязался спор, который еще больше разгорелся за кофе и ликером в салоне. Умело раздуваемый Аллейном, этот спор скоро охватил всю компанию. Почувствовав, что урожай созрел и нужно торопиться собирать плоды, пока кто-нибудь, прежде всего капитан или Обин Дейл, не набрались через меру, он спросил, воспользовавшись минутным затишьем:
— Ну, и как насчет нашего пари? Дейл принял вызов мистера Мэрримена. Нам всем нужно представить наше алиби на тот день, когда случилось первое цветочное убийство. Я вот даже не припомню, когда это было. Может, кто-нибудь помнит? Вы, мистер Макангус?
Мистер Макангус тотчас же оттолкнулся от зыбкой почвы своих ассоциаций. По его словам, он был уверен, что прочитал об убийстве в то самое время, когда впервые дал о себе знать его аппендикс, который впоследствии прорвало. Он уверен, что это было в пятницу 16 января. И все же… все же он может ошибиться. Он перешел на шепот, стал что-то считать на пальцах, безнадежно запутавшись в массе вводных слов и междометий.
— Вы знаете, по-моему, это случилось вечером пятнадцатого, — сказал отец Джордан.
— И только пять дней спустя, — послышалось довольное бормотание мистера Макангуса, — меня доставили в больницу Святого Бартоломью, где я несколько дней провалялся между жизнью и смертью.
— Коэн! — воскликнул Обин Дейл. — Ну конечно! Бедняжку звали Берил Коэн.
— Хоп-лейн, Паддингтон, — с усмешкой добавил Тим Мейкпис. — Между десятью и одиннадцатью.
Капитан Бэннерман бросил на Аллейна слишком уж заговорщицкий взгляд.
— Ну, так просим вас. Первое слово — дамам.
Миссис Диллинтон-Блик и Джемайма в один голос заявили, что они даже не надеются вспомнить, чем занимались в какой-то там вечер. Миссис Кадди смущенно и как-то загадочно сказала, что она предпочитает поддержать своего супруга и даже отказалась сделать попытку что-либо вспомнить.
— Вот видите! — торжествовал мистер Мэрримен. — Сразу три неудачи. Ну, а что скажет церковь? — обратился он к отцу Джордану.
Отец Джордан спокойно пояснил, что в ту ночь находился по соседству с местом преступления. Он проводил беседу в клубе для мальчиков в Паддингтоне.
— Потом один мой знакомый отвез меня назад, в общину. Помнится, я впоследствии сам думал о том, что оттуда до Хоп-лейн рукой подать.
— Подумать только! — воскликнула миссис Кадди с ужасным акцентом. — Подумать только, Фред!
— Что, как мне кажется, лишь подтверждает мое алиби, не так ли? — обратился отец Джордан к Аллейну.
— Думаю, что да.
Мистер Мэрримен, чья точка зрения на алиби, казалось, покоилась не на логичности рассуждений, а на придирчивости, возразил, что нужны доказательства, иначе результат будет неубедительным.
— О, свое алиби я смогу очень легко подтвердить, — спокойно ответил отец Джордан. — И убедительно.
— Лучше, чем я свое, — заметил Аллейн. — Мне кажется, в тот вечер я сидел дома, но провалиться мне на месте, если я сумею это доказать.
Капитан Бэннерман заявил во всеуслышание, что в тот вечер был вместе с судном в Ливерпуле, что он может без труда доказать.
— А теперь послушаем остальных, — сказал он, как бы по рассеянности схватив за локоток миссис Диллинтон-Блик. — Интересно, есть среди нас убийцы? — Капитан безудержно расхохотался собственной шутке и уставился на Аллейна, которого и без того мучили мрачные предчувствия. — Как насчет вас, мистер Кадди? Надеюсь, вы в состоянии отчитаться за свои поступки?