— Привет, — немного смущенно пробасил знакомый голос, — не разбудил?
— Нет, Дэн. Я полночи не спала, в пять встала. Ты как?
— Ну, как, нормально… Алиска сказала, ты звонила. Извини, я сам-то, понимаешь ли, не помню. Перебрал вчера, вот и…
— Денис, не извиняйся. Что ты, как неродной? Со всеми бывает. Жена сказала тебе, почему я звонила?
— Сказала, — Дэн глубоко вздохнул, — я просто поверить не мог. И без того башка трещит, а тут еще это… Кирюха, как же так, а? Болел он, что ли? А мы и не знали ничего. Или авария?
Кира вспомнила, что не сказала Алисе, как именно умер Леня.
— Он покончил с собой. Мама его сказала.
— Ленька? — заорал Денис. — Покончил с собой?! Да он не мог! Не мог, это точно! Ты же знаешь, какой он!
Кира его понимала: она и сама не верила.
— И все-таки он это сделал. Мама его сказала, — повторила она.
— Бред какой-то! — Денис помолчал и спросил: — А что конкретно — отравился? С моста прыгнул?
— Повесился в своей комнате.
— Просто не знаю, что сказать, — устало и печально проговорил Денис. — Но все равно это как-то… Слушай, ты нашим-то сказала? — спохватился он.
— Элке сказала. — Кира решила не упоминать о странном поведении подруги. — У Мили телефон отключен. Сколько раз звонила — никак.
— А городского у них нет?
— Может, и есть, но я его не знаю.
— Ясно. Получается, Миля на похороны не попадет. Потом узнает.
— Получается так.
— Давай, я за тобой заеду, — предложил Денис.
— Спасибо, — обрадовалась она.
— Адрес у тебя тот же? У родителей?
— Нет, мы с мужем в другом месте живем. Да и родители переехали, дом в деревне купили, — пояснила Кира.
— Молодцы. Диктуй, пишу.
Кира объяснила, где теперь живет. Встретиться договорились в девять.
Когда она, за десять минут до назначенного времени, спустилась во двор, черный громадный джип уже караулил возле подъезда. Кира взгромоздилась на подножку и уселась на пассажирское сиденье.
Денис был такой же, как и всегда в последнее время: солидный, дорого одетый, серьезный. Только заметно похудел и осунулся. Цвет лица нездоровый, под глазами залегли тени. Правда, что ли, пить стал?
— Привет, — еще раз поздоровалась она.
— Привет. — Дэн правильно истолковал ее взгляд, усмехнулся и спросил: — Изменился? Постарел?
Кира смешалась.
— Нет, что ты, — залопотала она, но поняла, что это звучит глупо, и сказала честно: — Вообще-то изменился. Ты … приболел?
Денис хохотнул.
— Как деликатно выразилась! «Приболел». Моя, небось, наговорила вчера?
— Мы с ней мало разговаривали, — уклонилась Кира от ответа, — я про Леню попросила передать, и все. Ни о чем ее не спрашивала.
— А ей и не надо, чтобы у нее кто-то спрашивал! Сама все скажет. Жаловалась, что я пьяная скотина?
— Жаловалась. — Кира не видела смысла врать.
— Как же! Свободные уши нашла — и вперед! — зло проговорил Денис. — А я ее любил, дурак. На руках носил. Одевал, как куклу, везде возил, покупал все, на что глаз упадет. А уж когда Ленку родила, так и вообще… Да, появились у меня кое-какие проблемы! Да, стал употреблять — нервы ни к черту! Ты что — перетерпеть не можешь? Так нет, вызверилась, как овчарка. Ни понимания, ни заботы, какое там! Орет, пилит, мамашу свою подключила. Та и рада меня сволочить: доченьку со свету сживают! А то, что эта доченька ни дня не работала, каждый год шубы и машины меняла — забыла? Сука старая, — прошипел он.
Кира молчала. Ей было неловко, она не знала, что сказать
— Извини, меня что-то понесло, — опомнился Денис. — Миля так и молчит?
— Молчит.
— Хорошо, хоть Элка приедет.
— Угу, — кивнула Кира.
— Ты сама-то как? Ничего?
— Ничего, — она пожала плечами, — работаю там же, порошки стиральные на рынок продвигаю. Машину новую купили, квартиру...
Кира осознала, до какой степени ей безразлично то, чем еще полгода назад она страшно гордилась, чему радовалась. Теперь все стало казаться нереальным, призрачным. В любой момент могло измениться.
— Ты меня прости, конечно, лезу не в свое дело, но… У тебя все нормально? В смысле, ничего не случилось? — мягко поинтересовался Денис.
«Надо же, неужели заметил?»
— Нет, все хорошо, а что?
— Просто спросил. Ты без настроения. Хотя, — оборвал он сам себя, — какое сегодня, к черту, настроение?
Ленька жил в обычной панельной пятиэтажке. Дверь подъезда была открыта, рядом стояла красная крышка гроба. Кира и Денис поднялись на второй этаж. Дверь квартиры тоже оказалась незапертой, и они тихонько прошли внутрь.
Сколько раз они бывали в этом доме в студенческие годы! Здесь ничего не изменилось: тот же выкрашенный темно-зеленой краской подъезд, та же дверь, обитая черным дерматином. И в квартире все осталось прежним — обои, линолеум, мебель. Правда, немного пообтрепалось.
Только Леньки не было. Он ушел от них навсегда. Первый. И так необъяснимо рано. Его тело лежало в большой проходной комнате, возле него сидели и стояли какие-то люди. Миновав тесную прихожую, Кира и Денис тоже направились было туда, но их остановил голос Лениной мамы:
— Кирочка, Дениска! Вы пришли! — Она сидела на кухне, на единственной табуретке. Остальные, видимо, были под гробом с телом Леньки.
Елену Тимофеевну было не узнать: полностью седая, с растрепанными, торчащими из-под черного платка волосами. Руки страшно тряслись, глаза покраснели и опухли. Кира помнила ее совсем другой, подтянутой, строгой на вид, с аккуратной прической и в очках с тонкими дужками. Мама Лени была учительницей химии. Отец, тоже педагог, преподававший в суворовском училище какую-то военную дисциплину, умер несколько лет назад. Ленька был их единственным поздним ребенком. Долгожданным и выстраданным. Теперь Елена Тимофеевна осталась совсем одна.
Они подошли и поздоровались. В кухне остро пахло валокордином.
— Елена Тимофеевна, миленькая, нам так жаль, так жаль, что… — Кира присела на корточки возле сломленной горем матери, осторожно погладила сложенные лодочкой руки, неловко спросила:
— Вы как — держитесь?
— Держусь, а кто же будет Ленечку хоронить? — Она опять заплакала. — Хоть бы и меня Бог прибрал! Одна осталась — для чего? Никому не приведи Господь детей своих хоронить! Сама бы легла вместо него! А вот живу, никому не нужна, а живу!
У Елены Тимофеевны, видимо, начиналась истерика. Кира тоже расплакалась, Денис держался из последних сил. Из комнаты прибежала какая-то женщина, тоже в черном платке, сердито зыркнула на вновь прибывших.
— Только успокоилась и опять, — пробормотала она. — Леночка, ты выпей-ка еще сердечное. Скоро уж вынос. Нельзя так убиваться, ты что? Ленечка там все видит, ему не нравится!
Уговаривая Елену Тимофеевну, она настойчиво вытесняла из кухни Киру и Дениса, давая понять, что они тут лишние. Те поняли и послушно направились в комнату. Кира шла с замиранием сердца: прежде никогда не видела покойников, разве что по телевизору. Бабушки и дедушки умерли, когда она была совсем маленькая. Родители, беспокоясь за ее психику, не разрешили девочке смотреть на них. И теперь Кире было страшно взглянуть на мертвого Леньку. Она боялась, что неподвижное, восковое лицо отпечатается в памяти, навсегда вытеснив образ живого Лени Казакова.
Но переживала Кира напрасно. Увидеть друга юности в последний раз ей не довелось. Его хоронили с закрытым лицом.
— Уж больно страшный, — доверительно прошептала Кире на ухо маленькая круглолицая старушка. — Вы-то кто ему будете?
— Друзья. Учились вместе в институте, — пояснила Кира за них двоих.
— А я тетка, отцова двоюродная сестра, — представилась собеседница.
Кире не хотелось ни о чем с ней говорить. Нужно было помолчать, подумать, вспомнить, попросить прощения, мысленно проститься с Леней. Но словоохотливая тетка желала пообщаться. Она принялась подробно рассказывать, как они тут все «намучалися». Тело повезли вскрывать и долго не отдавали обратно, пришлось «через своих» договариваться. Места на кладбище дорогие, «народ вовсю мрет — хоть дорого, а куда деваться!», и «могильщики дерут втридорога».
У Киры разболелась голова. Происходящее напоминало злой фарс. Кира и Денис отошли от гроба, встали возле стены. Никого из тех людей, что приходили прощаться с Леней, они не знали.
В дальнем конце комнаты вполголоса беседовали две женщины. Одна из них вскользь бросила взор на Киру, поймала ответный взгляд и снова отвернулась. Кира поразилась удивительной, совершенной красоте девушки. Густые рыжие волосы, выкрашенные так искусно, что выглядели натуральными, огромные прозрачно-зеленые глаза, идеальный овал лица. «Бывает же такое», — изумленно подумала Кира, и в этот момент вспомнила, что это та самая Ленькина коллега, с которой он был летом на выставке, и которая посоветовала им, куда съездить отдохнуть. Как же ее все-таки звали? Впрочем, какая разница.
Красавица тем временем попрощалась с собеседницей, в последний раз глянула на тело Лени и тихонько вышла из комнаты. Киру, по всей видимости, не узнала. «Я не настолько ошеломляюще хороша, чтоб западать в память сразу и на всю жизнь», — усмехнулась про себя Кира. Она, как и все, проводила фею взглядом, и через минуту забыла о ее существовании.
…Кира очень удивилась бы, если б узнала, что незнакомка, которую, кстати, звали Полиной, прекрасно ее помнит. И хорошо, даже слишком хорошо знает. Связь между ними, о которой Кира и не подозревала, была многолетней, прочной и мучительной для Полины. Разорвать незримую нить пока не получалось, хотя она очень старалась освободиться…
Возле гроба, не сдавая позиций, пропуская приходящих и быстро оттесняя их, плечом к плечу стояла сплоченная группа пожилых женщин, видимо, родственниц, во главе с теткой. Они горячо обсуждали перипетии скорбного обряда. Кира волей-неволей прислушалась.
Из перешептываний было ясно, что священник не разрешил отпевать Леню. «Самоубивец он! Таких не положено», — свистящим шепотом утверждала всезнающая тетка.
— Как он умер? — внезапно громко спросил чей-то голос. Кира и Денис обернулись. В дверях стояла Элка. Видимо, она пришла уже какое-то время назад и слушала, о чем здесь говорили. Друзей или не увидела, или не сочла нужным заметить.
Элка была в стильной короткой норковой шубке серого цвета и белых сапогах. Волосы убраны под вязаную белую шапочку. В руках она нервно теребила сумочку и перчатки из мягкой сиреневой кожи. Одета хорошо, но выглядит отвратительно, ужаснулась Кира. Что с ней такое? Может, заболела? Эльвира страшно похудела, кожа на лице шелушилась. Глаза горели лихорадочным блеском, губы потрескались. Ни тени косметики, хотя обычно Элка тщательно красилась, даже когда шла выбрасывать мусор.
Кира рванулась было к подруге, но та не обращала на нее никакого внимания. Замерев, ждала ответа. Вчера ее тоже только это и занимало. Почему?
— Так чё, известное дело, — ответила говорливая родственница, радуясь возможности обсудить происходящее с новым человеком, — удавился, во как!
— Повесился? — кровь отхлынула от и без того бледного Элкиного лица, и оно стало совсем белым.
Она беспомощно оглянулась на Киру и Дэна, словно только увидела, шагнула к ним и закрыла лицо руками. Плечи ее затряслись. Кира кинулась к Элке, и через минуту они стояли в обнимку и горестно рыдали.
Хоронили Леньку за городом, на небольшом сельском кладбище. Отец его был родом из этих мест, сына положили с ним рядом. Могильщики еле-еле сумели вырыть могилу и протоптать к ней дорожку: зима выдалась снежная. На кладбище поехали человек десять, из близких родственников — только мать. Бывшая жена не приехала, детей Ленька не нажил.
Возле могилы Елене Тимофеевне стало плохо. Она страшно кричала, обеими руками вцепившись в гроб, а потом упала без чувств. Все растерялись, засуетились, лекарств ни у кого, разумеется, не оказалось. Ситуацию спас Денис. Начальственным голосом велел могильщикам заканчивать, подхватил несчастную мать на руки и понес в машину. Там у него была аптечка со всем необходимым.
Когда церемония на кладбище закончилась, Кира и Эля тоже медленно побрели к джипу. Кира не чувствовала ног, так сильно они замерзли.
— Отмучился. Хватило сил, — вдруг сказала Эля.
— Ты о чем-то знала? Знала, что с ним творилось? — спросила пораженная своей догадкой Кира.
— Ничего я не знала, — сердито буркнула Эля. — Но раз повесился, значит, плохо было. Вот и сказала, что отмучился.
Кира не вполне поверила, но по тону Элки поняла, что та больше ничего не скажет. До машины дошли молча. Елена Тимофеевна полулежала на переднем сиденье. Она порозовела и выглядела чуть лучше.
— Елена Тимофеевна с нами поедет, — пояснил Денис, — в автобусе холодно и трясет.
— Спасибо, — Ленина мама с благодарностью посмотрела на Дениса, потом перевела взгляд на Киру с Элей. — Хорошие вы ребята. Не забывайте меня. Заходите иногда.
— Конечно, — пообещала Кира, — зайдем.
Обратная дорога была, как обычно, короче. Уже на въезде в город Елена Тимофеевна отчетливо произнесла:
— И молиться-то мне за него не разрешают. Раз он сам такое над собой сделал — наказать его! А что он и так уж себя наказал, так это все равно.
Остальные молчали. Было страшно поддерживать разговор: все боялись, что Елене Тимофеевне опять станет плохо. Но она, видимо, хотела выговориться.
— Он меня на ночь поцеловать зашел. Как всегда. У нас так заведено было, еще с детства. И вдруг в дверях остановился. Стоит и смотрит на меня. Я ему: что, сынок? А он говорит: запомнить тебя хочу, а то мало ли. Я и значения не придала, и сердце не дрогнуло. Он ведь, сами знаете, иногда чудные вещи говорил. И делал. Что начнет, все у него получается, но вечно на половине возьмет и оборвет. Вот раз — и женился. Кто она? Что она? Не сказал. А потом взял — и развелся. Я с женой его и познакомиться-то толком не успела, они в Самаре жили. Она оттуда родом. Сюда приехал, дело пытался открыть. Вроде пошло у него, да с кем-то поссорился, и всё, конец. Потом устроился в фирму какую-то, рекламу они делают. Зарабатывать начал хорошо. У него ведь столько идей всегда в голове было! Машину купил, на квартиру стал откладывать, приоделся, я так радовалась. С девушкой познакомился, стал встречаться. Хорошая девушка, он мне рассказывал про нее. Юлей зовут. А потом опять — бац! С Юлей расстался, работу бросил, машину продал. И все это за одну осень! Из дому выходить перестал. Лежит и лежит. А я-то, дура, злюсь! Мне бы радоваться, что он жив – здоров, а я ругаю его. И, чего, говорю, тебе неймется вечно? Все своими руками ломаешь! Он молчит. Никогда не отвечал. А потом взял, как всегда, и сломал на половине. Себя самого.
Голос ее звякнул опасной нотой, но на этот раз Елена Тимофеевна не заплакала. Смотрела прямо перед собой сухими глазами и продолжала монотонно говорить:
— Он зашел и вышел. А я заснула. Всегда с вечера крепко засну, сплю как убитая до часу – двух, а потом проснусь и все: ни в одном глазу. Так и мучаюсь часов до пяти утра. После снова засыпаю. В ту ночь проснулась от стука. Вскинулась, зову Леню. Не отвечает. Потом-то уж поняла, что за стук был. Табуретка под ним упала. Я пока вставала, пока шла… Захожу, а он уж висит.
Елена Тимофеевна повернулась к Денису.
— Так что вы не сомневайтесь: это он сам. Точно. Никто его не убивал. Он со мной, получается, даже попрощался. Только я не поняла.
Она умолкла и больше уже ничего не сказала до самого дома.
Глава 7.
В новогоднюю ночь Кира с Сашей решили остаться дома, как и почти всегда с момента их встречи. Они считали Новый год еще и своим, личным праздником, и ни с кем не хотели его делить. В прошлом году ради эксперимента сходили в ресторан — не понравилось. Видеть рядом с собой в волшебную, сказочную ночь жующие, нетрезвые, хохочущие чужие лица было как-то неправильно. Вроде и еда вкусная, и шоу-программа не скучная, но им все равно было не по себе. И не елось, и не пилось, и не шутилось. Да и желания в общепитовском заведении как-то не загадывались. Чтобы поверить, что все непременно сбудется, требовались свой дом, своя собственная елка и собственноручно накрытый стол.