Про сосланных с трех планет, видно, попросту решили забыть за ненадобностью.
Было бы еще ничего, если б хоть один из них был образованный, или сообразительный, или просто с умом, направленным на полезное для жизни дело. Но умных, к сожалению, те цивилизации не послали, оставили себе. Готовых средств питания, которые ссыльные привезли с собой, хватило им лет на девятьсот. А детей рождалось все больше, и надо было думать о будущем.
Нужно сказать, мой мальчик, в то время на планете Три росли дикие леса, через которые трудно было пробраться. Избалованные ровной температурой на родине к причудам нового климата двуногие приспосабливались с мучениями. Часть из них была съедена зверями лютыми, пока прилетевшие сами не научились ловить и есть этих диких зверей.
Несладко им жилось. Корабли с продовольствием, которые им перед отлетом обещали прислать, почему-то задерживались. Скоро из лайнеров начали исчезать вещи. Пришлось выставлять солидную охрану.
А двуногих подстерегала новая беда. Переселенцы проглотили все запасы лекарств и начали умирать. Умирали они от болезней, о которых ничего не слышали. Может, их косил грипп? Вместо того чтобы умело, как их сородичи в других галактиках, бороться, чтобы уничтожить болезни, они бродили по лесам и хныкали. Немало погибло от укусов ядовитых змей и насекомых.
Все двуногие: и белые, и черные, и желтые - стали раздражительными и сердитыми. Они ссорились по малейшему поводу и грызли друг друга, пока еще не в прямом, а в переносном смысле. Им и в голову не приходило, что чужую цивилизацию можно поднять. Вместо этого они опускали свою на недосягаемую низкоту.
Нужно сказать тебе, мой мальчик, что был среди двуногих белых с планеты Восемь созвездия Лебедя человек, попавший сюда случайно. Его звали Рам. Когда-то он был актером Театра невидимок, но был выгнан из театра за то, что пытался стать видимым. Из лагеря труда и отдыха он со всеми попал сюда, и на известной тебе планете Три ему очень не нравилось. С несколькими двуногими Рам создал что-то вроде тайной организации, которая решила удрать обратно. Для этого был один путь: захватить лайнер, который стоял под надежной охраной. Двуногие стали настойчиво готовиться к побегу.
Когда планета Три повернулась к Солнцу так, что в месте, где стоял лайнер, стало темно, Рам с приятелями решили действовать.
Смешали они угольки от костра, желтой серы и селитры и подложили под охранников, которые мирно спали возле лайнера. На планете Восемь никто не знал, что такое порох. Но не рассчитал Рам силу взрывчатого вещества здесь, на планете Три: опыта у него было мало. Взрывная волна опрокинула лайнер и повредила ему рули управления. Разумеется, как ты понимаешь, мой мальчик, актера и его приятелей решили послать за это на съедение диким зверям в джунгли.
Но не таков был Рам. Он не дался. Он бежал и решил проникнуть в лагерь черных двуногих, чтобы украсть их лайнер. Не буду подробно рассказывать тебе, сынок, про это. Дела те настолько жестоки, что ты будешь долго вспоминать их и не заснешь.
Пошел Рам со своей дружной бандой в лагерь черных двуногих. А те догадались, что на них совершается нападение. Умели они читать мысли на расстоянии. У них было кое-что для защиты, и они решили постоять за себя. Видя, что план побега проваливается, актер со своей шайкой решил в отместку уничтожить лайнер черноногих. Подложил пороху - и взорвал. Так путь к возврату был отрезан, потому что у желтоногих их маленькие кораблики давно развалились.
Расстроились пришельцы с трех планет - белые, желтые и черные. Теперь они вынуждены остаться на планете Три не на срок, пока перевоспитаются, а навсегда.
Что делать? Те, кто попрактичнее, а потом и остальные перешли жить в пещеры.
Их красивые, яркие, теплые одежды износились, а новых взять было негде. И они стали убивать зверей, одеваясь в их мохнатые шкуры. Синтетическая пища кончилась, а нужно было на чем-то готовить простую. И они стали разводить костры, печь из глины горшки и варить в них. Оружие для ловли животных тоже износилось с годами. Пришлось делать простые луки и стрелы.
Может, если б они были разумней и трудолюбивей да собрались все вместе, им удалось бы сохранить лучшие вещи из тех, которые они привезли, и создать новые такие же. Но они бесконечно ссорились и много сил тратили на вражду. И пытались навязать друг другу вкусы и привычки своих планет. А скоро и вообще перестали общаться друг с другом. И на каждом материке, в каждой пещере сложился свой мир. Рам, самый прыткий из них, полюбил красивую обезьяну и начал с ней новый род, более приспособленный к жизни на планете Три.
У-уу! Да ты уже засыпаешь, малыш.
Тысячи лет прошли с тех пор, много воды утекло, много двуногих родилось и умерло. И они постепенно совсем забыли о жителях тех планет, откуда они родом, забыли, что они потомки переселенцев с Лебедя, Пса и Кассиопеи, забыли, чья кровь течет у них в жилах. Когда двуногих стало больше, они расселились по всей планете Три. Создали города, много сложный вещей. От худших родились лучшие, а может, и от лучших худшие. И враждуют с тех пор, обижая друг друга. Кое-кто из них и рад бы помириться. Но уже есть у них атомная бомба, а вот-вот появится кое-что пострашнее.
Теперь ты понимаешь, сынок, почему двуногие так настойчиво рвутся в космос. Инстинкт зовет их увидеть ту жизнь, которая их создала.
Но какое тебе дело до каких-то двуногих на планете Три... Спи, сынок! Баюшки-баю...
Фиолетовый луч
Рассказ
28 октября
Не иначе как меня продуло: голова раскалывалась от боли, начало знобить. От набегающих огней светофоров рябило в глазах, и они слезились.
- Согнуло тебя, Хохряков, - прокричал машинист, мой напарник, давай-ка домой!
Он снял трубку радиофона и попросил прислать мне замену. Возразить не хватило сил.
Домой я добрался с трудом. Дул ветер, смешанный с дождем. Меня пошатывало, и старшина возле метро, повернувшись в мою сторону, погрозил дубинкой.
Лифт у нас, как всегда, не работал. Задыхаясь, я добрался к себе под крышу на двенадцатый этаж. Ключ никак не хотел попасть в замочную скважину. Сердце стучало, словно колеса на стыках, когда разгоняешь состав: все быстрей и быстрей. Лечь, скорее лечь! Наскоро выпив чаю, я, почти не раздеваясь, упал в кровать и забылся.
Зазвенело стекло, на пол посыпались осколки. Открыв глаза, я тут же зажмурился: резкий свет заполнял комнату. По стенам метались красно-синие языки. Пожар! Собрав силы, я приподнялся на локтях и попытался встать. В окне передо мной стоял человек. Я не мог ошибиться: он шевелил руками и вообще двигался, хотя против света казался тенью. Услышав мой крик, человек круто повернулся и исчез.
Вскоре комната перестала светиться, и снова наступила темнота.
Я заставил себя встать, хватаясь за мебель, добрался до окна и протянул руку. Она стала мокрой от дождя: стекла в раме не было. За окном зияла мрачная яма улицы - ни машин, ни прохожих. С трудом добравшись до кровати, я забылся.
Утром потащился к врачу, тот нашел у меня воспаление легких и велел лежать. Я рассказал ему о ночном видении.
- Ну-ну! - ухмыльнулся доктор. - Температура спадет - бреда не будет...
Позвонил приятелю, тот вставил стекло.
12 ноября
Через две недели я снова вышел на работу и, сидя в тепловозе, старался не открывать окон.
Сменился я вчера утром, написал на путевом листе "Происшествий не произошло" и домой. В комнате собачий холод. Бросился к окну - стекла опять нет! Я потрогал лоб: может, опять температура. Воры? Но в комнате все на месте. Диплом об окончании Транспортного института висит на стенке под стеклом. На кой мне работать инженером, если машинистом я получаю в полтора раза больше? Нет, не все на месте: бутылка "Экстры", которую я купил к собственному дню рождения, на треть отпита.
Я спустился вниз за милиционером. Он осмотрел выбитое окно и нехотя достал блокнот:
- Бывает, бьют стекла после поддачи.
- Кто же два раза бил мое окно?
- Кто пил, тот и бил, - он покосился на бутылку. - При чем здесь я? Зови лучше стекольщика.
Но мой адрес, фамилию и место работы на всякий случай записал.
30 ноября
Сейчас три часа утра. Не переставая льет дождь. Мы стоим на небольшой станции. Скоро кончат формировать состав.
Два дня только и думаю, как поступить. Ночью сплю плохо, часто встаю, подхожу к окну. Странно: оба раза это случилось, когда я должен был работать в ночную смену. Значит, тип, который стоял в окне, знал, что меня не будет. А если мне снова вернуться домой ночью, неожиданно?
Надо зайти в диспетчерскую и попросить, чтобы завтра кто-нибудь подменил меня. Причину выдумаю любую, поверят.
Вечером я никуда не пошел, лег пораньше и, не зажигая света, пролежал часов до трех. Снизу перестали доноситься звуки машин, улица затихла.
Кажется, я был готов к этой минуте, и все же стало страшно. В комнате вспыхнул фиолетовый свет. Я вскочил, одним прыжком очутился у окна и застыл, будто прижатый тормозными колодками. Не знаю, сколько минут прошло в таком напряжении. Никто не появлялся, и я осторожно выглянул в окно.
Будто карнавальный прожектор рассек улицу. Фиолетовая полоса гудела. Она тянулась к моему подоконнику от дома напротив.
Там, в окне, появился человек. Мгновение - и он повис над улицей, между домами. Он медленно, но уверенно шел по воздуху, направляясь ко мне.
Стараясь не дышать, я прижался к стене. Послышались шаркающие шаги, будто по асфальту. Еще минута, и темная рука ухватилась за переплет рамы. Массивная фигура взгромоздилась на подоконник и тяжело спрыгнула на пол.
Бросился я на пришельца и схватил его за шею. Внезапность помогла мне, я его свалил на пол. Но, падая, он успел зацепить мою ногу, и я закричал от адской боли. У меня сила есть, но он легко освободился, тяжелое тело навалилось мне на грудь.
- Спокойно, парень, - прошипел человек. - Я же не вор...
- Не вор, а кто же - в чужой квартире? Благодари Бога, что я ослаб после болезни. Не то вытряс бы из тебя желание ходить ко мне в гости по ночам!
Человек нервно засмеялся и встал.
- Слушай, я все знаю про тебя, - сказал он. - Знаю, ты свой парень, тебе доверять можно, не то что некоторым. Заходи ко мне завтра. Все узнаешь. Только не болтай никому, прошу!
Он поспешно влез на подоконник.
- Дом напротив. Квартира сто восемьдесят три. Меня зовут Фельдман.
Человек пересек улицу по воздуху и исчез, как появился.
Фиолетовый луч погас.
5 декабря
Утром, когда в смену идти было не надо, поднялся в дом напротив.
Вчерашний гость встретил меня улыбкой во весь рот. Глаза у него не бегали от страха, как тогда. Он запер за мной дверь и пошел доумыться.
Я огляделся. Мне случалось почитывать книжки о сумасшедших изобретателях. Приборы, провода, сигнальные лампочки. Не так было в комнате Фельдмана. Обыкновенное жилье среднего инженеришки. Только середину комнаты загромождал длинный шкаф, который делил ее на две половины.
Пока Фельдман вытирался, фыркая от удовольствия, я наконец-то рассмотрел его. Было ему за сорок. Лицо отечное, как у всех работающих по ночам, и вообще вид потрепанного судьбой человека.
- Ты давно машинистом? - спросил он.
- Лет двенадцать, считай, сразу после института.
- А я с детства сижу на электронике, в институт меня не приняли, самоучка. Чинил телевизоры и магнитофоны. Но сейчас они редко ломаются... Не сердись, что влез тебе в комнату. Мне до зарезу нужно окошко напротив моего.
Фельдман подошел к шкафу.
- Над этой штукой я бьюсь давно. Жена не выдержала, ушла и ребенка забрала.
- Я и сам холостой.
- Знаю! Это-то и удобно. Сейчас эта штука - единственное, для чего я живу. Хоть какая-то, да цель! Есть будешь?
Он поставил на стол кефир и хлеб. Я есть отказался, а он глотал так поспешно, словно куда-то опаздывал. Смахнув крошки на пол, он подошел к шкафу, торчащему посреди комнаты. Фельдман открыл дверцы и, простодушно улыбаясь, смотрел, как у меня расширились зрачки. Гигантский объектив уставился серым немигающим глазом в мое окно в доме напротив.
- Ты, между прочим, первый это видишь, - гордо сказал он.
Кое-что я помнил из курса физики, который нам читал в институте толстый профессор Бруштейн. Но ни о чем подобном слышать не приходилось. Фельдман придумал установку, которая создает - как бы это сказать? - твердый луч. Твердый, как железобетон. По такому лучу можно ходить, даже, может быть, ездить.
- Чего же ты теперь делаешь? - спросил я.
- Повышаю надежность. Спираль выдерживает пятнадцать минут и сгорает. А мне нужен надежный излучатель, чтобы держать луч хотя бы часа два...
- И для этого надо бить стекла?
- Как же мне проверить плотность луча на расстоянии? А из твоего окна я мог безопасно проводить измерения и не висеть над улицей... Да ты не сердись. Пришлось торопиться, вот и разбил стекло... Заплачу! Я тогда изрядно замерз и глотнул водки...
- Послушай, старик, - сказал я, - работа моя нелегкая, но для мозгов простая: стрелки да светофоры - я, наверное, изрядно отупел. Ну, допустим, добьешься ты этой высокой плотности. И что?
- Чудак! Представь себе: дорога, построенная в одно мгновение. Только привез камеру и включил.
- Фантазия...
- Но ты же луч видел! Скажем, мост через реку... Легко передвигать, ставить на определенное время. Не надо ни опор, ни фундаментов. Я хочу лепить из света дома, понимаешь? Настоящие здания. Крыши над городами. Строить везде: на земле, под водой, в космосе...
- Кому это все тут нужно?
- Никому! Но по лучу рвануть можно отсюда через границу - вот что! А хочешь, рванем вместе? Конечно, риск... Сам понимаешь...
К этому я как-то не был готов. Мы помолчали.
- Тебе помочь? - спросил я.
- Хорошо бы. Только ночью, когда улица пуста.
- В эту ночь я работаю.
- Значит следующей.
Так я стал его соучастником.
9 декабря
Около трех часов ночи Фельдман включил установку. Защелкали реле. Розовые и синие искры побежали снизу, заполнив трубу. Она заиграла голубым светом. Мы присоединили дополнительное питание.
- Контакт! - процедил Фельдман, и глаза его сверкнули.
Загудел излучатель. Шелестели вентиляторы, охлаждая воздух в камере. Лучевая трубка налилась фиолетовым светом. Еще мгновение, и луч вырвался наружу. Фиолетовая полоса метра полтора шириной уперлась в мое окно.
- Давай, Хохряков, пробуй, - одобряюще сказал Фельдман.
Он видел, что я медлю.
- Ладно, я пойду вперед, ты вали за мной.
Фельдман взялся руками за раму окна и ступил на светящуюся полосу. Поколебавшись, я последовал его примеру. Луч был шершавый и теплый, словно нагретый солнцем тротуар. Идти было легко, но казалось, под ногами что-то вибрирует. Я сделал несколько шагов, глядя в спину удаляющемуся Фельдману. Потом глянул в пролет между домами. Сильно закружилась голова.
- Не смотри вниз!
- Низ-низ-низ... - эхо несколько раз повторило его голос в провале улицы.
Чувствовать себя цирковым канатоходцем не очень-то приятно, и вздохнул я свободно только тогда, когда ухватился за косяк рамы у себя в картире.
- Страшно? - спросил Фельдман.
Он слегка светился отраженным светом.
- Да брось ты! Говори чего делать!
- Давай перенесем к тебе приборы.
Легкие снежинки крутились в воздухе и таяли, не долетев до луча. Ящики оказались тяжелыми, но идти второй раз было не так страшно. Фельдман то и дело оглядывался.
- Чего боишься?
- Месяц назад мне не хватило полупроводников, - сказал он, - и мне их предложил по дешевке один деятель. А он, оказалось, вынес их из закрытого НИИ. Теперь его застукали в проходной, и уж наверняка он расколется. Если распутают, то и меня потянут.
Фельдман стоял на фиолетовом луче метрах в двух от окна, снимал показания приборов и диктовал мне. Я записывал цифры в таблицу. Он взглянул на часы и двинулся к своему окну.