Когда он подошел к дому и увидел свет в кухонном окне, он почти физически ощутил достигшее его через холод тепло. Тепло Лейси.
Теперь он сам удивлялся, что когда-то мог считать ее холодной. И не просто холодной — бессмысленной, поверхностной, бесполезной. Декоративной куклой — и только.
Она оказалась намного-намного лучше. И он страшился дня, когда она уедет, вернется к своей карьере.
Он никогда не сможет отблагодарить ее за то, что она делает для него, вынашивая его ребенка. И она знает это. Но она не знает, и никогда не узнает, что благодаря ей он снова почувствовал себя счастливым. Когда Лейси, сама того не ведая, пролила на него свой свет, он увидел — его горе, возможно, не вечно. Он всегда будет любить Элис и свято хранить память о ней, но теперь Дэрмид знал — он способен полюбить снова, и за это он должен благодарить Лейси.
Лейси, городскую даму.
Лейси, которая не любит маленьких детей.
Мне повезло, думал он с усмешкой, что первой женщиной, которая привлекла мое внимание после смерти Элис, стала женщина, которая меньше всего этого хотела.
Дэрмид отряхнул снег с сапог и открыл заднюю дверь. Лейси стояла у стола с кулинарной книгой в руке. Ее щеки раскраснелись от шедшего от плиты жара. Она великолепно выглядела в красной кофточке и облегающих брюках. Черные волосы собраны на затылке в свободный пучок, из которого выбиваются отдельные пряди.
Но она казалась чем-то расстроенной.
— Где Джек? — рассеянно спросила она.
— У Артура. Они сейчас придут.
— Хорошо покатались?
— Прекрасно! — Дэрмид повесил куртку на крючок за дверью. — Слушай, индейка источает дивный аромат.
— Надеюсь, она будет такой же на вкус, — ответила она взволнованно. — Это моя первая индейка. И она еще не готова, потому что я слишком поздно поставила ее.
— Уверен, она будет великолепна.
— Я сделала начинку, но забыла добавить кое-какие специи, и…
— Лейси, Артур и Джек не ждут обеда из клуба гурманов.
— Я знаю, но я так хорошо все продумала и хотела, чтобы получилось вкусно, а теперь… И я забыла, совершенно забыла купить клюквенный соус!
К его ужасу, из ее глаз полились слезы. Он даже не осознал свой порыв, но его руки вдруг обняли ее и прижали к груди.
— Лейси, — пробормотал он, проведя губами по ее волосам. — Лейси, пожалуйста, не плачь.
— Я такая глупая. Я ничего не умею. Я очень старалась быть полезной, но как бы я ни старалась, я никогда не смогу стать Элис.
— Во имя неба, зачем тебе быть Элис? Что плохого в том, чтобы быть Лейси?
— Все, — выдавила она сквозь слезы. — Я безнадежна.
— Лейси, — он крепко держал ее в объятьях. — Ты не безнадежна. Ты замечательная. Поверь мне, ты самый замечательный человек их всех, кого я знаю. Я ничего, ничего в тебе не хотел бы менять.
И, возможно, потому, что в ее заплаканных зеленых глазах плескалось недоверие, он поцеловал ее.
Ее губы были мягкими, дыхание было, как мед. Но она не отвечала на его поцелуй… по крайней мере, пять долгих секунд, а потом вздохнула, сдалась, обняла его и раскрыла ему свои губы.
Поцелуй был сладок до боли. И он мог бы длиться вечно, если бы ребенок не начал возражать. То ли колено, то ли локоток вдруг коснулся его, и это чудо заставило его забыть обо всем остальном.
— Ты чувствуешь? — спросил он ее щеку.
Лейси засмеялась сквозь слезы.
— Маленькая драчунья, правда? И решительно хочет держать своего папу в узде.
Он несколько раз ласково провел рукой по ее спине, чувствуя через блузку шелк ее кожи.
— Ты думаешь, меня нужно держать в узде?
Но прежде, чем она успела ответить, дверь открылась, и в кухню влетел Бегун. За ним вошли Джек и Артур.
Ну вот, нас опять прервали, с обидой подумал Дэрмид.
Джек настоял, чтобы, пока индейка еще не готова, они сыграли в настольную игру. И хотя всем было весело и все громко смеялись, и хотя Лейси воспряла духом, когда оказалось, что индейка действительно великолепна, у него так и не появилось случая еще раз поговорить с ней наедине до того, как она пошла спать. Это было горькое разочарование.
* * *
На следующий день, вечером, когда Дэрмид просматривал счета у себя в кабинете, позвонила Фелисити.
— Мне надо поговорить с Лейси. Меня просил кое-что ей передать Отто, ее агент в Нью-Йорке. Он ее разыскивает.
— Она пошла подремать. Я попрошу ее тебе позвонить, когда она встанет.
— Нет, пусть она позвонит Отто. Она будет в таком восторге! — И Фелисити процитировала: — «Я думаю, вы знаете, что у нее был очень привлекательный контракт с „ГлориБи“, и она от него отказалась, когда к ней обратились по поводу этого ребенка. Ну, так вот, возможно, „ГлориБи“ все еще заинтересована в ней, если она думает снова начать работать».
— Конечно, я ей передам.
— Мы надеемся увидеть вас в следующем месяце. Вы еще собираетесь в конце февраля в Шотландию на пятидесятилетие твоих родителей? Ты и Джек?
— Да. Родители хотели, чтобы я взял с собой Лейси, но мне эта идея не нравится.
— По-моему, ты прав. Это будет завершающая стадия ее беременности, а перелет долгий. Риск слишком велик.
— Слушай, Флисс, этот контракт с «ГлориБи», от которого Лейси отказалась. Она никогда ничего мне не говорила о нем. Очевидно, она не хочет, чтобы я знал. Забудь, что ты мне о нем говорила. Идет?
— Конечно.
Повесив трубку, Дэрмид долго сидел, откинувшись на спинку кресла, глядя в пространство. Лейси пошла на такую неслыханную жертву? И ничего ему не сказала? Он знал, она — необыкновенная женщина, но то, что он услышал сейчас, потрясло его до глубины души.
— Придется звонить ему домой, — сказала Лейси, когда Дэрмид передал ей поручение Фелисити. — Учитывая разницу во времени, вряд ли он еще в офисе. Интересно, что ему надо?
Они стояли у подножья лестницы, где Дэрмид перехватил ее, когда она спускалась вниз. Он предложил:
— Позвони из моего кабинета.
— Спасибо.
— Ты поспала?
— Я старалась заснуть, но кто-то, — она улыбнулась и провела рукой по животу, — вот этот маленький кто-то вздумал поиграть.
Лейси думала, что он улыбнется, но он смотрел на нее так, словно не слушал ее, словно думал о чем-то другом.
И вдруг, совершенно неожиданно, он воскликнул:
— Лейси, я надеюсь, ты знаешь, как я тебе благодарен за то, что ты делаешь?
Он выглядел ужасно несчастным, и у нее перехватило дыхание.
— Что ты, Дэрмид! Ты не должен благодарить меня! Знаешь, когда я оглядываюсь назад, я чувствую только радость… и благодарность к тебе за то, что ты позволил мне сделать это для Элис.
Неожиданно для себя самой она подалась вперед и поцеловала его в щеку. А потом вошла в его кабинет, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Ее сердце переполняла любовь к нему, носить ее в себе было почти невозможно. Но это безнадежная любовь.
Надо постараться достойно принять реальность.
Как не похож он на того человека, который держал ее на расстоянии все прошлые годы. Тогда она считала его черствым, даже злобным. Теперь она знала — у него золотое сердце, он — один из самых замечательных, самых отзывчивых людей, которые ей когда-либо встречались. Но, как это ни грустно, он не для нее. Так что лучше продолжать жить той жизнью, которую она себе избрала.
Она набрала номер Отто. Он снял трубку после четвертого гудка.
— «ГлориБи», — сообщил он ей, перекрикивая хор посторонних голосов. — Они все еще хотят тебя, Лейси. После ухода Кинги они пригласили Марлис, но она уже успела нарушить условия контракта, так что юристы компании засуетились. Нужно время, чтобы пыль осела, но после этого они снова поведут переговоры с тобой. Торопить тебя они не станут. Подождут, пока ребенок родится. Я просто хотел, чтобы ты знала… — Из трубки донесся детский смех. Какие-то голоса пели: «С днем рожденья…» Отто сказал: — Я должен идти. Пока, дорогая. Буду держать с тобой связь.
Повесив трубку, Лейси откинулась на спинку кресла и сложила руки на животе.
Она знала — все так и будет. Каким-то чудом она сможет получить и то, и другое. Судьба не только дала ей время, чтобы родить ребенка Элис, но и возможность достичь желанной вершины в своей карьере.
Когда она появилась в гостиной, Джек и Дэрмид смотрели телевизор. Дэрмид обернулся, увидел ее сияющее лицо и спросил:
— Хорошие новости?
— Замечательные!
И она выложила ему все, что сказал ей Отто. Дэрмид, казалось, был очень рад за нее. Наверное, это к лучшему. Да, она полюбила жизнь на ранчо, особенно теперь, когда хозяйство налажено и его так легко вести, но все равно сидеть дома и быть просто заботливой мамочкой — не для нее. Так почему же тогда сейчас, когда она узнала такие фантастически прекрасные новости, она вдруг так сникла?
— Ну, как у нас дела? — спросил Дэрмид.
— Прекрасно! — Лейси сжимала его руку, пока он вел ее от клиники к машине. Уже наступил февраль. Хотя снег уже давно растаял, ночью еще подмораживало и кое-где было скользко.
— Доктор Робинсон говорит, девочка очень большая, и если бы мы не знали точной даты, она бы поклялась, что мой срок гораздо больше.
— Когда следующая консультация?
— Через три недели. — Она улыбнулась ему сияющими глазами. — Двадцать третьего.
Она никогда еще не была так красива, подумал Дэрмид. Морозный ветер превратил ее щеки в розы, а волосы — в парящие черные шелковые ленты. Ему захотелось поцеловать ее полураскрытые губы. Но он удержался. Когда ребенок родится, она подпишет новый контракт с «ГлориБи» и вернется к прежней жизни. И если когда-нибудь он и обманывал себя, думая, что может состязаться с ее карьерой, ее радостное возбуждение после разговора с агентом не оставило ему никаких надежд. И он твердо решил отдалиться от нее эмоционально: чем больше сладких воспоминаний о ней после ее отъезда, тем больше боли. Поэтому он просто сказал:
— Двадцать третье — это плохо. Я пробуду в Шотландии до двадцать четвертого, и я хочу сам отвезти тебя. Позвони в клинику, когда мы приедем, и договорись на двадцать пятое.
— Дэрмид, я вполне способна вести машину. Мне бы не хотелось, чтобы ты ворчал…
— Я не ворчу. — Они подошли к машине, он открыл ей дверцу. — Дороги в это время года могут быть скользкими, и…
— Я вожу машину с шестнадцати лет!
— Я не получу никакого удовольствия от юбилея, если буду постоянно бояться за тебя.
— Это шантаж!
— Да, — хмыкнул он, — знаю. Но вдруг он подействует?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Лейси засмеялась.
— Да, — ответила она. — Подействует.
И, когда они приехали на ранчо, позвонила в клинику и договорилась на другое число.
— Ну вот, — сказала она, повесив трубку. — Теперь ты получишь удовольствие от юбилея?
— Насколько это возможно в таких обстоятельствах.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне не хочется уезжать, когда ребенок должен вот-вот родиться.
— Еще не вот-вот! Ребенок родится в конце марта. А ты уезжаешь только на несколько дней.
Лейси сказала «только». Но она знала — ей будет безумно не хватать его. Пожить в Дирхевене — это хорошо, но без Дэрмида, а это плохо: она не хотела разлучаться с ним даже на миг.
А время мчалось вперед пугающе быстро. Не успеешь оглянуться, как месяцы, проведенные на ранчо, станут воспоминанием. Горьким и сладким одновременно. На всю жизнь.
— Ты так тяжко вздохнула, — сказал Дэрмид. — Ты устала? Пойди приляг, а я сделаю тебе горячего чая. Выпьешь чашечку, потом вздремнешь.
— Спасибо. Приятно будет вытянуть ноги. Но можно мне вместо чая получить горячее молоко?
По дороге к себе Лейси заглянула в детскую. Прислонившись к дверному косяку, она смотрела на розовые стены. Ей вспомнилось, как смеялись Фелисити и Джордан, когда она сказала, что сама их покрасила. Да, она сделала это сама и теперь, осматривая плоды своих трудов, нашла, что получилось отлично.
Но зато Дэрмид достал с чердака и привел в порядок колыбельку. И он повесил бело-розовые шторы, которые им дала Фелисити, и постелил розовый ковер.
А Джек благородно пожертвовал свои лучшие мягкие игрушки, и настенную лампу с абажуром с детскими картинками и стишками, и коврик для колыбельки, который Фелисити простегала, когда он только родился. Джек заявил, что из всего этого вырос.
Лейси стояла и думала — скоро дочка Элис будет лежать в этой колыбельке и радоваться этой уютной комнате. Она погладила свой живот. Дочка Элис. Странно! Лейси никогда не думает о ней, как о своем ребенке. Но, с другой стороны, вовсе не странно, если учесть, что ей никогда не хотелось завести собственных детей. К этому ребенку она чувствовала нежность, чувствовала семейную связь с ним, родственную привязанность — то, что естественно было чувствовать к ребенку Элис…
— Вот, значит, как мы ложимся спать.
Лейси обернулась и увидела Дэрмида. Он стоял па лестничной площадке с чашкой горячего молока в руках.
— Я думала, — сказала она, — как это грустно, что, когда ты привезешь девочку домой, Элис не будет ждать ее тут, не увидит ее.
— Ты не сказала «когда мы привезем». Ты все еще собираешься сразу же отдать новорожденную мне? Не останешься хотя бы на несколько дней, пока будешь восстанавливать силы?
Лейси покачала головой и, оторвавшись от косяка, сказала:
— Нет. Моя работа будет сделана, моя роль сыграна. Дальше растить девочку тебе. Я знаю, у тебя получится хорошо. Как с Джеком.
— А ты вернешься к своей работе и станешь лицом «ГлориБи». Мы оба получим то, чего хотели.
Они вошли в ее комнату, и Дэрмид поставил молоко на столик у кровати. Она больше не стеснялась снимать при нем туфли и брюки. Потом она забралась под одеяло, а он взбил и поправил ей подушки. Ей стало тепло и уютно.
Дэрмид протянул Лейси чашку, она взяла ее обеими руками.
— Спасибо, — сказала она. И добавила мягко: — Ты так заботишься обо мне, Дэрмид.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб с нежностью, от которой у нее заныло сердце.
— Как я могу не заботиться о тебе? Ты подносишь мне дар, которым я буду дорожить всю жизнь.
Она увидела в его глазах слезы, и ее сердце заныло еще сильнее. А когда он вышел и закрыл дверь, ее собственные глаза наполнились слезами, и она не пыталась остановить их.
Дэрмид попросил Артура перебраться на время их отсутствия в большой дом.
— У тебя в домике нет телефона, а я буду позванивать время от времени. У меня больше шансов застать тебя, если ты поживешь тут.
И они решили, что Артур поселится в большом доме в день их отъезда.
Вечером накануне Лейси зашла в комнату Джека, чтобы уложить его вещи. Мальчик сидел по-турецки на кровати и выбирал книжки и игрушки, которые хотел взять с собой. Увидев, что Лейси укладывает в сумку новый голубой костюмчик, Джек возмутился:
— И это тоже надо брать?
— Конечно. Ты должен быть красивым на торжестве.
— Мы с папой не выставочные животные, — сказал Джек, явно смакуя эту фразу.
И тут в дверях появился Дэрмид.
— Нет, не выставочные. Но я уже говорил тебе: когда речь идет о семье, приходится терпеть.
— А как твои приготовления? — спросила Лейси.
— Я бросил кое-что в дорожную сумку. И готов ехать.
— И килт?
— И килт, — усмехнулся Дэрмид. — Я не надевал его со дня своей свадьбы, но хочется доставить удовольствие старикам.
— Пап, во сколько мы завтра едем? — спросил Джек.
— Вылет в четыре дня. Мы сядем на паром рано утром и еще успеем пообедать в Дирхевене. А потом дядя Джордан отвезет нас в аэропорт.
— Ты поедешь нас провожать, тетя Лейси?
— Конечно, если ты хочешь.
— Хочу. Но это хорошо, что ты не летишь с нами. Ты бы не поместилась в кресле.
Лейси засмеялась.
— Ты прав. Твоя маленькая сестренка уже не такая маленькая.
— Это хорошо, — сказал Джек. — Когда она будет здесь, я смогу с ней играть. Скорее бы! — Он посмотрел на отца. — А как мы ее назовем, а, пап?