Когда неприятный запах рассеялся, носорог начал щипать траву, а антилопы, расставив караульных, спустились к пруду.
Махамба, дрожавший в кустах, был невидимым свидетелем постыдного бегства Нгоньямы. Поколебалась его уверенность в том, будто дух Мозелекаца вселился в льва. Во всяком случае дух, обитавший в носороге, оказался сильнейшим. Животное травоядное одержало верх над хищным зверем. Не скрывался ли в этом какой-то тайный смысл?
Махамба сдвинул брови и глубоко задумался. По некоторым признакам он давно уже предугадывал засуху. Быть может, и победа носорога указывает на грозящее бездождье? Дичь уйдет, засохнет трава, не будет ни мяса, ни маиса, ни тыкв, ни земляных орехов. При мысли о голоде Махамба съежился и покачал головой. Что делать? Если бы удалось ему найти местечко, где земля даже во время засухи останется влажной благодаря глубоким подземным источникам! Там можно было бы посадить маис, который послужит приманкой для антилоп. Но где найти такое местечко? А зеленые луга в окрестностях Уа Бакки? Он, Махамба, заставит своих жен вскопать землю и посадить маис, тыквы и земляные орехи; потом он обнесет поле изгородью и расставит западни для дичи. Тогда будет у него и маис и мясо. Для маиса он устроит кладовку в земле. Никто не найдет его кладовки, потому что отверстие он прикроет хворостом и травой.
Так размышлял дальновидный Махамба. Притаившись в кустах, он разрабатывал план борьбы за существование.
А что поделывал Нгоньяма? Униженный и смущенный, он бесцельно блуждал во мраке, словно хотел подальше уйти от места своего поражения. Можно ли примириться с сосуществованием такого отвратительного животного, как носорог? Толстая шкура делает его неуязвимым* а нрав у него такой горячий, что бедным хищникам приходится спасаться бегством.
Озлобленный Нгоньяма зарыкал, с удовольствием прислушиваясь к собственному голосу. Дальнее эхо отозвалось на рев; словно раскаты грома прокатились над землей. Нгоньяма посмотрел в темноту и вдруг резко поднял голову: вдали мелькнул отблеск пламени, послышался заглушенный лай собак.
Об огне Нгоньяма имел представление: он видел его в краале, где жил Махамба. Знал он и собак и относился к ним недоверчиво, как к спутникам человека. Глухо заворчав в ответ на лай, он рысцой побежал вперед, навстречу огоньку. Да, действительно, здесь появился человек, но запах его показался Нгоньяме незнакомым. Были здесь и собаки, а также какие-то странные, невиданные доселе животные. Нгоньяма подполз ближе и, притаившись в траве, в течение двух часов терпеливо наблюдал, сбитый с толку новыми впечатлениями.
У костра сидели два человека - чернокожий и коричневый - вернее, не коричневый, а белый, но под африканским солнцем кожа его потемнела. Были здесь и две собаки - одна большая серая, другая маленькая белая; обе, навострив уши, смотрели в ту сторону, где притаился Нгоньяма. Костер, горшки, бочка с водой, мясо, поджаривавшееся на угольях, а также повозка и брезентовый тент нисколько не заинтересовали Нгоньяму, так как были недоступны его пониманию. Но он не мог отвести глаз от четырех животных, привязанных к колесам повозки. Небольшого роста, серые, они походили на зебр.
В течение двух часов следил за ними Нгоньяма; люди поужинали и закурили трубки, собаки обгладывали кости и изредка посматривали в сторожу льва. Но Нгоньяма не обращал на них внимания, всецело поглощенный видом странных животных. Наконец он встал, намереваясь обойти вокруг лагеря. Когда он зашел с наветренной стороны, собаки тревожно зарычали, а серые животные навострили огромные уши. И вдруг одна из серых зебр подняла морду и заревела!
Никогда еще Нгоньяма не слышал такого зловещего рева. Кожа на лбу его собралась в складки, он отступил шагов на пятьдесят и с трудом поборол желание ответить на этот рев. И в ту же секунду в нескольких шагах от него зарыкал лев, о присутствии которого Нгоньяма и не подозревал. Громко залаяли собаки. Чернокожий вынул из костра горящую палку и поджег две кучи хвороста, сложенного поблизости, а коричневый человек взял какой-то длинный предмет, отражавший пламя костра.
Всмотревшись в темноту, Нгоньяма увидел огромного льва, стоявшего в траве; подле него лежала львица и нетерпеливо подергивала хвостом.
Нгоньяма припал к земле и стал ждать дальнейших событий.
Лев, бесшумно ступая, обошел вокруг лагеря, а большая серая собака следила за каждым его шагом. Коричневый человек что-то сказал собаке, и та вскочила, оскалив зубы и ощетинившись. Нос ее, словно иголка компаса, все время поворачивался в ту сторону, где находился лев. Коричневый человек опустился подле нее на колени и поднял блестящую палку, которую держал в руках. В темноте вспыхнули два ярко-зеленых кружка, и тотчас же из блестящей палки вырвалось пламя и раздался оглушительный треск.
Лев заревел от боли, но львица ни малейшего внимания не обратила на проявление таинственной власти человека. Нгоньяма посмотрел на нее: она стояла, поджав одну лапу, вытянув шею и не спуская глаз с четырех странных животных. По-видимому, ее занимала одна только мысль - раздобыть мяса. Треск и пламя не произвели на нее впечатления.
Маленькая белая собачка с красными глазами и коротким хвостом увидела львицу и залилась лаем. Тогда чернокожий бросил в темноту горячую ветку. Рассыпая искры, ветка прорезала воздух и упала в двух шагах от львицы, которая с рычанием попятилась. Снова вырвалось из палки красное пламя и раздался треск; львица высоко подпрыгнула, показав белый живот, и тяжело упала на траву.
Нгоньяма поспешил улизнуть. Разумеется, он понятия не имел о том, что случайно наткнулся на лагерь золотоискателя. Белая собачка была бульдогом с железными нервами, а серая ищейка указала золотоискателю место, где находился лев. Белый человек, почерневший под африканским небом, не боялся призраков ночи и надеялся на свое оружие. Что же касается четырех странных животных, похожих на зебр, то это были ослы, равнодушные ко всему, кроме еды.
Но для Нгоньямы урок не прошел даром: молодой лев на опыте убедился в том, что хищник, подстерегающий добычу, должен хранить молчание, если не хочет погибнуть. А человека Нгоньяма признал более опасным врагом, чем носорога.
К восходу солнца Нгоньяма ушел на пятнадцать километров от зеленых лугов Уа Бакки. В желудке его было пусто. Сощурив глаза, бежал он навстречу восходящему солнцу и вдруг услышал шорох в сухой траве: в десяти шагах от него показалась большая плоская голова крупной змеи. Нгоньяма остановился как вкопанный. Змея и лев в упор смотрели друг на друга. В прищуренных глазах льва горели голодные огоньки, а глаза змеи тускло блестели. Нгоньяма двинулся вперед, чтобы ее обойти. Змея высунула раздвоенный язык и злобно зашипела. Тело ее, скрытое высокой травой, судорожно подергивалось.
Туловище змеи было раздуто посередине. По-видимому, она недавно позавтракала и еще не успела переварить пищу. Сейчас она не могла ни нападать, ни спасаться бегством.
Пока пресмыкающееся тщетно старалось изрыгнуть непереваренную пищу, лев сделал прыжок. У змеи не было сил нанести ему сокрушающий удар хвостом, и через несколько секунд лев перегрыз ей позвоночник у основания шеи, размозжил голову и жадно стал пожирать добычу.
Глава VI. Засуха. Появление грифов. Собачья стая
Надвигалась засуха. Нгоньяма, как и Махамба, всем своим существом ощущал ее приближение. Весть о ней посылал ему сухой горячий ветер, раздражавший его широкие ноздри. За это время нос у Нгоньямы вырос; широкий у основания, он спускался к верхней губе, украшенной длинными усами.
Сейчас он инстинктивно предчувствовал надвигающуюся трагедию. Раскаленная земля покрывалась трещинами, влага испарялась, и над горизонтом повисла дымчатая завеса. На этом широком туманном экране возникали сказочные миражи: синело тихое озеро, сбегали к воде зеленые берега, затененные развесистыми деревьями.
Нгоньяма раздувал ноздри, но с призрачного озера не веяло прохладой и влагой; по-прежнему воздух был сухим и горячим. И вдруг берега начинали таять, исчезали развесистые деревья, а пруд переносился на другое место - туда, где несколько секунд назад рос терновый куст с длинными, очень острыми колючками. И куст превращался в пальмовую рощу, дремлющую на берегу синего пруда, но пруд оставался мертвым - не слышалось радостного кваканья лягушек, пения птиц, шелеста крыльев.
Лев пристально смотрел на пальмовую рощу; и на его глазах она снова превращалась в колючий куст. Потом он поворачивал морду в другую сторону и видел несущийся по равнине столб песка, подхваченный двумя встречными течениями воздуха. Через минуту песчаный столб бесшумно падал на землю.
Эти тайны жизни лев постигнуть не мог; они не приковывали к себе его внимания и в памяти не оставались. Но вот по земле скользнула тень, и лев насторожился и посмотрел на небо. Это было ему понятно: высоко над его головой летел гриф, изредка взмахивая гигантскими крыльями. За ним показался второй, третий. Растянувшись длинной вереницей, плыли по небу птицы-хищники. Отлетев на большое расстояние, птица-вожак застыла в воздухе, а солнце серебрило ее распростертые крылья. И тогда начался зловещий танец смерти: двадцать громадных птиц, кружась над землей, стали медленно по спирали опускаться вниз на распростертых, неподвижных крыльях.
Нгоньяма встал и побежал в ту сторону, где кружились птицы. Бывают такие времена, когда и лев не брезгует падалью, если ему удастся ее найти. А сейчас такой момент настал. Грифы нашли мясо. Откуда они прилетели? Быть может, с гор, находящихся за сотни километров отсюда, а может быть, парили в небе на такой высоте, что с земли самый зоркий глаз не мог бы их разглядеть, тогда как им видно было все, что делалось на земле.
Большие прозрачные глаза страуса пронизывают далекие пространства, поразительной дальнозоркостью отличается орел, но глаза грифа - самый удивительный инструмент. Словно драгоценные камни, вставлены они в лысую голову. С головокружительной высоты они замечают лежащую на земле падаль.
Нгоньяма рысцой бежал в ту сторону, где кружились хищные птицы. Раскаленная земля обжигала ступни его лап. Наконец услышал он пронзительные крики птиц, терзавших падаль и ссорившихся друг с другом над окровавленными ребрами издохшего животного. Но огромные птицы своими крыльями заслоняли от него добычу. Громко каркали вороны, прыгая вокруг пировавших грифов, которые отняли у них лакомое блюдо.
Когда Нгоньяма подошел ближе, вороны с громким карканьем отскочили в сторону, а грифы вытянули длинные голые шеи. Увидев льва, они, переваливаясь, отошли, распростерли крылья и, оторвавшись от земли, стали кружить над падалью.
Вороны оживленно закаркали над его головой и, отлетев в сторону, уселись на дерево, которое росло неподалеку. Стая гиеновых собак неслась по равнине, и появление ее на сцене было чревато последствиями. Согласится ли лев добровольно уступить добычу?
Собаки бежали, навострив уши, высунув язык. Местонахождение падали указали им грифы, кружившие над разлагающейся тушей. Заметив льва, вся стая остановилась.
Нгоньяма высокомерно посмотрел на каркающих ворон и с самым независимым видом направился к туше. Это была мертвая зебра. Мясо издавало резкий запах, но было еще съедобно. Лев долго обнюхивал зебру, потом обошел вокруг и приблизился к ней с другой стороны - ему не хотелось стоять спиной к собачьей стае.
Вороны еще громче закаркали, словно поняли этот маневр, но собаки не хотели спешить. Они изучали позицию и выжидали. Когда лев прилег возле туши, они перешли на другое место, откуда им было его видно, и стали смотреть на него в упор.
Нгоньяма проглотил несколько кусков сильно разложившегося мяса и тогда только почувствовал на себе взгляд всей стаи. Резко подняв голову, он сразу заметил, что собаки настроены враждебно. Они придвинулись ближе, глаза их сверкали. Впрочем, когда он поднял голову, они прикинулись равнодушными. Одни собаки сидели, высунув язык, и можно было подумать, что они любезно улыбаются. Другие растянулись на земле и ловили мух, и только самые молодые, не скрывая своего волнения, бегали вокруг.
Еще ни разу не приходилось Нгоньяме иметь дело со стаей гиеновых собак, но эти настороженные уши и злые глаза словно предупреждали его о грозящей опасности. Проглотив несколько кусков мяса, он снова поднял голову и убедился, что стая придвинулась еще ближе. Сомнений быть не могло: собаки объявили ему войну, и Нгоньяма, не задумываясь, принял вызов. Он встал и, низко опустив голову, двинулся навстречу стае.
Собаки отступили, и этим моментом лев воспользовался. Выпустив когти, ощетинившись и грозно рыча, он прыгнул вперед. Стая рассеялась, но через несколько секунд было уже трудно решить, лев ли преследует стаю, стая ли преследует льва!
Нгоньяма не мог уследить за тридцатью собаками. Одни бежали впереди, другие наступали на него справа и слева, острые зубы вонзились ему в задние лапы. Нгоньяма позорно поджал хвост и закружился на одном месте, а собаки отступили: их маневр удался - они заняли позицию между львом и падалью.
Теперь преимущество было на стороне стаи.
Собаки выжидали, рассчитывая, что лев удалится. Победа была обеспечена, но в их намерение не входило преследовать льва. Неизвестно, как поступил бы на его месте старый лев, но Нгоньяма был молод, неопытен и вдобавок сильно проголодался. Он не знал, что игра проиграна, и, надеясь застигнуть стаю врасплох, сделал два гигантских прыжка. Раздался лай, рычание, треск сломанных костей. А затем стая проучила льва. Собаки нападали на него и спереди, и с тыла, и с флангов; куснув его, они отскакивали, а их место занимали другие. Лев, не ожидавший такого отпора, выбрал из стаи одну собаку и гнался за ней на протяжении полукилометра. Но стая его преследовала, и он должен был забраться в колючие кусты, откуда высовывалась только его голова.
И снова преимущество было на стороне стаи. Правда, одна собака погибла, но зато им удалось отогнать льва на полкилометра от гниющей туши. Собаки сомкнулись кольцом вокруг кустов и терпеливо ждали дальнейших событий. Но вскоре до слуха их донеслось хлопанье гигантских крыльев: грифы опустились на землю и присоединились к воронам, клевавшим падаль. Это зрелище заставило стаю галопом помчаться назад; малейшее промедление могло привести к тому, что от зебры остался бы один скелет. Грифы едва успели разлететься, когда собаки завладели добычей.
Нгоньяма встал, вылез из кустов и рысцой побежал прочь. Пробежав с километр, он оглянулся, так как до слуха его донеслись подозрительные звуки. Вдали он разглядел буро-черные пятнышки, быстро к нему приближавшиеся. Собачья стая! Он забился в заросли колючих кустов. Ну, что же! Если собаки думают продолжать войну, он встретит их и сведет счеты с каждой по очереди.
По-видимому, стая склонялась к той же точке зрения. Выследив льва, собаки повертелись вокруг зарослей, но не посмели перейти в наступление. С визгом и воем они понеслись дальше.
Зализав свои раны, Нгоньяма заснул и спал долго, Проснулся он ночью и, сердито ворча, тронулся в путь. Его мучила жажда, и вообще чувствовал он себя прескверно. Должно быть, съеденное им разложившееся мясо не пошло ему на пользу. Он разжевал и с трудом проглотил несколько сочных стебельков целебной травы, которая росла на дне высохшего ручья. Началась рвота. После этого он почувствовал облегчение, но жажда по-прежнему его мучила. Зализав шершавым языком раны, нанесенные собаками, он долго жевал траву. Потом его охватила странная слабость.
Двое суток провел Нгоньяма возле русла высохшего ручья. Какой-то яд проник в его кровь. Быть может, виной тому была съеденная им падаль или укусы собак отравили кровь. Его спасла целебная трава; сильный организм поборол болезнь. За эти два дня Нгоньяма сильно похудел и, казалось, еще крупнее стала его голова, обрамленная длинной гривой. На третий день, с трудом передвигая тяжелые лапы, он поплелся дальше.