— Нет, любитель он с серьезом, но не созревший еще.
— Да, но пока он, выходит, возит только на обмен и на продажу… — разочарованно протянул Грошев. — Впрочем, может быть, он возит не только цветочные луковицы…
Что-то сместилось, глаза у продавцов потухли. Они быстро переглянулись и замкнулись в себе.
— Возможно, возможно, — быстро и отрешенно пробормотал тот, что был одет в щегольскую нейлоновую куртку. — Чего не бывает на белом свете.
Второй, в стеганке, сомневающе покачал головой.
— Он ведь не только к нам ездит. Машина своя, отчего не ездить? И почему не подвезти попутно?
— Да, конечно, — небрежно кивнул Николай. — В конце концов, это его дело.
— Вот именно, — многозначительно сказал человек в нейлоне.
Они говорили так, что Николай не понимал — то ли они знали о чем-то предосудительном в поведении Камынина и подсказывали, то ли, наоборот, прикрывали Ивана Тимофеевича. И это настораживало. Но выйти из своей роли Николай себе не позволил.
— Просто меня заинтересовало — неужели можно зарабатывать деньги на луковицах?
— А почему бы нет? В вашем городе есть десятка два, а то и три таких любителей, что если бы они захотели, то смогли бы жить только на цветах. Как, впрочем, и в нашем. Только…
— Что — только?
— Только, когда имеешь дело с цветами, думаешь все-таки не о заработке. Тут, молодой человек, иные материи.
— Нет, почему? — опять покачал головой продавец в стеганке. — Заработать можно. И зарабатывают. И страшного тут ничего нет — цветы без труда не растут. Лишь бы без спекуляции.
— А спекулируют?
— Как сказать… Вернее, как посмотреть. Вот мы с ним тоже вроде бы спекулируем. Меняем свое на чужое, а лишнее продаем. Но я себе на машину не заработал. Тут, молодой человек, главное в другом интересе. — Продавец говорил вроде бы доверительно, даже с легким трепетом в голосе. — А Камынин что ж… Он, конечно, может со многих мест возить. И продавать может… Только мы этого не замечали. — Курносый продавец в стеганке вдруг выпрямился, и его скрытые под мохнатыми бровями маленькие глазки как бы раскрылись и сверкнули зло, настороженно и непримиримо. — А вы, молодой человек, как я вижу, не цветами интересуетесь… Так вот сразу скажу — надоело. Свои проверяли, проверяли, а теперь еще и приезжие нос суют. Вам понятен мой намек?
— Понятен… — усмехнулся Николай.
— Так вот, когда к себе приедете, сразу скажите, что имели дело с бывшим старшиной милиции Егоровым, — он вдруг подтянулся и с нескрываемым презрением протянул: — Салага…
Можно было рассердиться, смутиться, но Грошев только рассмеялся. Ну раскусили его — ну и что? Видно, мужики дельные, увлеченные. Крепкие мужики. И он примирительно сказал:
— Ладно, бывший старшина Егоров. Не пугайся. Цветы меня тоже интересуют. Я ими, может, еще до пенсии займусь. Фамилии мне ваши дал Камынин. Честно говоря, что-нибудь подозрительного за ним не наблюдалось? Вроде спекуляции или перевозки других, кроме луковиц, товаров?
— Нет, — сказал Егоров. — Не замечалось. В точности я, конечно, ручаться не могу. Но глаз у меня наметанный — нет в нем этого. Однако я не помню, чтобы, приезжая, он открывал багажник. Весь материал возле него в лукошке обретался. И еще можешь заметить: мы свои операции здесь, на глазах, проводили или дома. А он потом в Москву ехал и обратно заезжал с новым материалом. Но впрямую подозрений нет. Не возникали.
Они попрощались не то чтобы дружески, но и не враждебно.
А вот коллега по следствию оказался не очень приятным человеком. Он долго и въедливо проверял документы, потом созванивался с начальством и уже потом, получив прямой приказ ознакомить Грошева с интересовавшим его делом, опять стал звонить и спрашивать — все ли можно рассказать или, может быть, подозрения оставить про запас?
Его водянистые, почти немигающие глаза смотрели пристально и въедливо.
Дело было действительно очень похоже на то, которым занимался Грошев. В подворье старинного монастыря угрюмая просторная трапезная оказалась занятой под склад автомобильных деталей. Толстенные перекрытия и стены, забранные коваными решетками маленькие окна, выложенный мощными каменными плитами пол. Выдача и прием деталей через одну дверь. Никаких возможностей для хищения.
Следствие установило, что один из рабочих дважды замечался в продаже дефицитных запасных частей. Кладовщик, точнее заведующий складом, и второй рабочий утверждали, что их сослуживец эти запчасти брал не со склада, а покупал у разных лиц. Рабочий в начале следствия выглядел лишь контрагентом у этих «разных лиц».
Однако никто из «разных лиц» не допрашивался, и постепенно, под влиянием признаний этого рабочего-контрагента, изменили свои показания и завскладом, и второй рабочий. Они стали допускать, что их товарищ мог воровать не только мелочи, которые он сбывал возле автомагазина, но и более крупные детали и агрегаты, пропадавшие со склада в солидных количествах. Рабочего осудили, заведующего складом сменили, второй рабочий ушел сам.
— Все они там одним миром были мазаны, — сказал коллега. — Один за всех отдувается.
— Вы намекнули, что есть новые подозрения. И сейчас на складе обнаружились нехватки?
— Да… Опять меня в это втягивают. А я говорю — не мое уже. Украсть со склада извне невозможно. Вора нужно искать внутри.
— И вы нашли?
— Ищу.
Больше разговаривать с этим «коллегой» Николаю не хотелось. Он записал адреса бывшего завскладом, уволившегося рабочего и пошел смотреть склад. В глубине обнесенного каменным забором двора бывшая трапезная тоже казалась «непотопляемой». Николай обошел ее с трех сторон, убедился, что проникнуть в помещение без взлома невозможно, и через пролом в заборе вышел к четвертой стене здания. Она была глухой, без окон, и только наверху, под самой крышей, виднелась вентиляторная дыра: круглая, ровная и зарешеченная. До нее метров шесть от земли.
«Та же картина, — почти ожесточенно подумал следователь. — И это совпадение уже не может показаться странным».
Им овладела деятельная веселая бодрость, и он отправился разыскивать бывшего заведующего складом. Дома того не оказалось, но на работе — крупном тракторном заводе — его разыскали сразу. Сухонький, с изможденным лицом и большими крепкими руками, он встретил Грошева привычно-настороженно, поначалу отвечая на вопросы отрывисто и односложно. Но потом подобрел и разговорился.
— Что меня больше всего смущало? — прикрывая глаза и разводя темными от въевшегося масла руками, рассуждал он. — Выбор деталей. Тут должен предупредить — цена автодеталей на рынке совсем иная, чем, например, в магазине. Возьмите прокладочку к помпе. Цена ей пятак. А на рынке и в рубль не обойдешься. Или сальники, подшипники… Если дефицит — не то что индивидуальные владельцы, а таксисты и просто шофера любые деньги отдадут. Вот этот наш рабочий, Василий, хороший, между прочим, человек, семейный, но любитель выпить, этим и пользовался. Мы детали иногда получаем в контейнерах, а иногда возим сами, машинами. Экспедитор на заводе, пока оформляют документы, обязательно норовит пробежать по производству. Там в портфель прокладочек наберет, там разных резиновых деталей или еще чего… Крупного, ясно, не вынесешь, а мелочь тянут. Ну вот, привезет и сдает Василию. Тот сунет трояк или пятерку, а сам вечерком к магазину или к стоянкам такси: «Вот, ребята, не нужно ли?» Иному сегодня не нужно, но мелочь-то дефицитная, и берет про запас.
— А скажите, не бывало так, что у вас не хватало каких-нибудь деталей?
— Ну как же! Склад — одно слово. Что-то забыл занести в карточку, в каком-то заводском ящике оказалось не десять, а двенадцать деталей. Так все время — одного не хватает, другое в излишке. Очень плохой учет на заводах. По своему теперь знаю. Вали кулем — потом разберем. Ну а раз так, вертишься: лишнее сменяешь у кого-нибудь на то, чего самому не хватает. Иной раз и загонишь, опять-таки через Василия, чтобы купить другое и восполнить недостачу. А вот когда кражи у нас пошли, тут совсем иное дело. Ровно как кто знал, что в тот час на рынке с руками оторвут. У нас на складе детали для грузовых и для легковых машин лежали. Так вот, брали самое дефицитное и по возможности легкое. Например, динамка, генератор — дорогая вещь. Ни одной не пропало. Карбюраторов же — десятки. Лампочки у нас появились импортные, более мощные, чем наши, — пропали. Передние амортизаторы, пружины — за ними все охотятся. Да… Брали непременно на выбор и обязательно такое, что можно сразу снять, заменить, или совершенно необходимое для ремонта — реле там всякие и так далее. А ведь все это по разным стеллажам лежало. Это ж нужно было знать, куда что я положил. Выбирать, одним словом.
6
Домой Грошев ехал в автобусе. Его наполнили студенты, грибники, механизаторы в промасленных спецовках. Одни входили, другие выходили. И эта смена людей и впечатлений успокаивала Николая.
Что ж… Поездка оправдала себя. Обнаружился почерк преступления. Правда, его можно расценивать и как совпадение методов хищения разными людьми, но в одинаковых условиях. Годилось и это.
Самый вероятный и заманчивый способ проникновения в склад через вентиляционные отверстия. Однако слова бывшего заведующего складом убедительны — с такой высоты хрупкие детали не выбросишь. Можно представить, что взрослый вор подбил мальчишку, и тот научился различать качество трикотажа и его расцветку. В конце концов, их не так много. Но разбираться в сотнях деталей — тут уже самый гениальный мальчишка запутается. Впрочем, Лариса ведь рассказывала о своем ученике Кротове, который мастерит карманные транзисторы и прекрасно разбирается и в деталях и в материалах. Дети, конечно, очень развиты. Очень…
Ивонин выслушал Грошева и сказал:
— Вот что, Николай. Операция «Меченые атомы» принята. На днях с центральной базы придет партия отменного, самого дорогого трикотажа и только определенных цветов. Кроме как у нас, он нигде не появится месяц. Наши соседи предупреждены, и, когда трикотаж пойдет в ход, будет организовано наблюдение.
Все прошло как по писаному. Трикотаж прибыл, первую его партию продали в местных магазинах, и… заведующая секцией сообщила: похищено семь пачек.
Остаток трикотажа опломбировали и перенесли в другую секцию.
Николай и подоспевшие оперативные работники обошли всю секцию. Николай влез на стеллаж и рукой потряс решетку. Она шаталась, но не так, чтобы ее можно было вынуть. Значит, с этой стороны все в порядке. На стеллажах он не нашел никаких подозрительных следов, пошел к наружной стене, осмотрел еще раз и снова не обнаружил ничего подозрительного.
На какое-то мгновение им овладело отчаяние. Если трикотаж заранее подготовляли к похищению, то в этот раз заведующая рисковать не стала бы. Не дура же она. Ведь понимает толк в товаре и видит, что на этот раз товар пришел необычный и не попасться с его продажей на стороне просто невозможно. Да и сообщила она о краже немедленно.
Может быть, именно такой скрупулезной точностью и показной честностью она и отводит от себя подозрения? Может быть, у преступника есть тайник, куда он складывает краденое, чтобы потом, когда тревога уляжется, то краденое и пустить в оборот?
Но где тайник? Николай обшарил на базе все, и везде одна и та же почти монолитная кирпичная стена. Вряд ли бывший хозяин-купец на своем обыкновенном складе строил какие-нибудь особые тайники. А впрочем, чем черт не шутит…
Николай опять лазил по секции, простукивал стены, пол, потолок, искал трещины, царапины и ничего не обнаружил.
Он вышел на солнце, присел на старый ящик и задумался.
«Ладно, оставим в стороне заведующую секцией. Подумаем о тех, кто мог красть извне. Заведующий базой сказал, что пломбы оказались в полном порядке и оба сторожа бодрствовали. Хорошо, допустим, у Камынина есть отмычки, есть запасные пломбы и он выследил электрическую сигнализацию, разгадал ее секрет и научился обезвреживать. И вот, пользуясь всем этим арсеналом, он проник в секцию и вынес оттуда тюки с трикотажем. Куда он их дел?»
Кроме как в груде ящиков у склада, спрятать украденное негде. Двор узкий и чистенький — пуст. Ящики Николай осмотрел и, конечно, ничего не нашел. Значит, если Камынин украл, он должен был кому-то передать краденое. Кому? Либо своей напарнице, либо кому-то третьему.
«Ладно, это мы еще проверим», — подумал Николай и стал размышлять за тех, кто мог сделать невозможное — красть через закрытое решеткой вентиляционное отверстие. Они могли прийти только со стороны оврага.
Он спустился в овраг и медленно направился вдоль почти пересохшего после летней жары ручья. Здесь веяло прохладой, шуршал высокий бурьян, валялись бутылки и консервные банки. И тут на влажной земле он увидел глубокий отпечаток детского ботинка. Вероятно, ребенок наступил на банку, нога соскользнула и отпечаталась в сырую глину.
Теперь Николай шел согнувшись и вскоре опять напал на след того же ботинка, только его носок был повернут в обратном направлении. Значит, ребенок проходил здесь, по крайней мере, дважды — туда и обратно. Николай стал на четвереньки. Он осматривал каждый метр земли, возвращался, сравнивал и снова двигался вперед, по течению ручья.
Ручей скрывался в дюкере — круглой бетонной трубе. Ее жерло выглядывало из-под кучи строительного мусора. За выровненной площадкой была дорога, а дальше — бульвар, административные здания. У самого жерла дюкера Николай обнаружил еще один след детского ботинка. Николай согнулся и вошел в дюкер.
Здесь было сыро и сумрачно. Когда глаза освоились с полутьмой, он увидел струящийся ручеек и намытые им бережки — тонкий темный песок. На нем тоже виднелись знакомые следы.
Грошев зажег спичку и, торопливо прослеживая следы, продвинулся дальше. Стало светлеть, и над головой проступило мутное, забранное решеткой отверстие ливнестока. Чуть дальше дюкер обрывался: начинался перепад-слив, по которому ручей перекатывался в нижний бьеф.
Над головой прорычал мотор, и мутный свет, идущий через ливнесток, перебила тень промчавшейся машины.
Ливнесток на дороге. Значит, если поставить машину возле его решетки, а похищенные товары протащить по дюкеру, то их без особого труда можно подать на поверхность, прямо к багажнику.
Николай ясно представил себе, как это могло происходить. Ребенок передает наверх тюк с трикотажем. Кто-то взрослый, скорее всего шофер, нагибался и протягивал руку под кузов машины…
Да, именно так он и поступал: наезжал на ливнесток задком машины, прикрывал его от посторонних взглядов. Откроет багажник, капот, сделает вид, что ремонтирует машину, и в нужный момент, когда из ливнестока подадут сигнал, протянет руку, возьмет тюк, положит в багажник и прикроет чем-нибудь. Поскольку и днем и вечером красть неудобно, следует подумать, кто мог видеть ремонтирующуюся машину ночью.
7
В отделении милиции быстро установили, кто дежурил в ночь похищения товаров, и Грошев побеседовал с милиционерами. Да, проезжая этим довольно глухим в ночное время переулком, патрульные видели, что как раз в районе ливнестока стояла белая машина и из-под нее торчали ноги шофера. Явление обычное, и милиционеры проехали дальше. Ничего подозрительного в эту ночь в районе не случилось. Город спал спокойно.
— Но что это была за машина? Такси? Частная? Государственная?
Патрульные переглянулись, и один из них неуверенно высказал предположение:
— Если бы это было такси, то в кузове были бы пассажиры… Или на фоне фонарей было бы видно, что машина пуста.
— Правильно, — подтвердил второй. — А если бы машина оказалась свободной — светился бы зеленый огонек. Шоферу незачем включать счетчик и гасить огонек: ведь платить-то в таком случае должен водитель.
И только шофер патрульной машины колебался.
— Не уверен… Дверца у машины была приоткрыта — я даже отжался подальше от нее, шашечек на ней вроде не было.
— А багажник? Багажник был открыт или закрыт? — с надеждой спросил Грошев.
— Багажник? — задумался водитель. — Багажник?.. Понимаете, я чуть притормозил, думал, что патрульные, может, спросят что-нибудь у водителя… Да… Точно. Багажник был открыт, иначе я бы наверняка увидел номер машины. И помнится, еще подумал — шофер или растяпа, или у него плохой аккумулятор.
— Почему?
— Так, видите ли… Он возился под машиной без переносной лампы. А в темноте много ли наработаешь? Значит, либо не имел переноски, либо экономил аккумулятор.
— А во что был одет шофер?