— Не так уж трудно улучить момент, если пробудете там достаточно долго, — сказал Икс. — Если потренируетесь, все отнимает какие-то секунды…
— А если я откажусь, что у вас припасено? — спросил Мазур.
— Боюсь, ничего особенно для вас приятного, — словно бы с легкими нотками извинения усмехнулся Икс. — Вы ведь знаете этот дом?
Он достал из бумажника небольшую фотографию и показал Мазуру. Действительно, он узнал сразу — тот дом, где держали Риту, он самый, вот и табличка с названием улицы и номером…
Икс ровным голосом продолжал:
— Сутки назад штурмовики Фронта похитили жену одного из офицеров милицейского спецназа. В этом самом доме ее насиловали — а вы это фотографировали. У нас есть надежный свидетель, который при необходимости подробно опишет и вас, и вашего спутника, весь ваш визит… Такой человек есть. Подробное описание вашей одежды и одежды мистера Деймонда, ваши балахоны и маски, прочие детали… А вот алиби у вас нет — откуда? Никто об этом не подумал…
Мазур небрежно спросил:
— И вы полагаете, что показания вашего человека — давайте считать, что он есть, я верю — окажутся убедительным доказательством для русских спецслужб, если вы им этот компромат закинете? Это только слова, я так понимаю, и ничего больше…
— Безусловно, — кивнул Икс. — Потому мы и не собираемся «закидывать» этот компромат в спецслужбы. Мы его забросим в тот самый отряд спецназа. А уж они найдут способ причинить вам массу неприятностей… а то и вульгарно переломают кости. Как по-вашему, это реальная угроза, или я блефую?
— Реальная, — сказал Мазур чистую правду.
В самом деле, могут и кости поломать. Плынник не позволит конечно… но если они будут выходить не на Плынника, а, скажем, непосредственно на мужа? И Плынник попросту не успеет ничего сделать, вообще знать не будет? Свидетель у них есть, изволите ли видеть… Если это не срежиссированная Деймондом проверка, а действительно какие-то посторонние, разгадка нехитрая: кто-то из тех, кто был тогда в особнячке, этим стучит. Уж конечно, не кто-то из парочки бугаев в подвале — они видели только балахоны и маски, а вот обычной одежды не видели. Либо охранник в холле, либо второй типчик, который туда выходил, когда они поднялись из подвала, больше просто некому…
Между прочим, он давно уже определил по акценту, кто они такие. И ошибиться не мог. Это польский акцент! Может, веселья ради заговорить с ними по-польски и посмотреть, какая будет реакция? Предположим, мама у него чистокровная полька, после Второй мировой оказавшаяся в Австралии. Нет, не стоит. Глупая забава, и не более того. Даже если поверят, на шею все равно не кинутся и от намерений своих не откажутся — в разведке подобные сантименты неуместны.
— Конечно, можете вместе с вашим помощником нынче же днем сбежать из этих мест, — сказал Икс. — Ну что же, признаюсь: у нас не будет возможностей этому воспрепятствовать. Но в этом случае вы потеряете неплохие деньги — вы ведь рассчитываете пробыть здесь достаточно долго и заработать прилично. Не проще ли принять наше предложение? Несложная одноразовая работа за хорошие деньги…
Мазур сделал вид, что с удрученным лицом всерьез задумался, даже голову повесил. Незваные гости терпеливо ждали. Через минуту он поднял глаза:
— Получается, вы не оставляете мне выбора?
— Получается, так, — словно бы даже с некоторым сочувствием сказал Икс. — Что поделать, такая уж у нас грязная работа. Вариантов будущего только три: либо вы соглашаетесь, либо посылаете нас к чертовой матери и получаете все обещанные неприятности, если рискнете тут остаться, либо бежите отсюда, потеряв неплохой заработок. Есть еще и четвертый — рассказать все вашим нанимателям. Но если вы как следует подумаете, сами поймете, что пользы от этого не будет. Ну, конечно, они могут вас где-нибудь спрятать, но нормально работать вы после этого не сможете. Да и прятать, очень возможно, не будут — зачем им такая обуза, если они больше не смогут вас полноценно использовать? Логично?
— Логично, — кивнул Мазур.
— Итак?
— Черт, вы не оставили мне выбора…
— Иными словами, вы согласны?
— Придется рискнуть, — сказал Мазур.
— Ну, особенного риска и нет… Главное, проделать все достаточно ловко и быстро, — он глянул цепко, словно целился. — Только имейте в виду: у разведки свои законы. Если вы, дав согласие и взяв деньги, не выполните работу или кому-то нас выдадите, получите пулю в спину. Таковы уж законы игры, не мы их придумали, не нам их и менять… Верите?
— Верю, — проворчал Мазур. — Но я никак не могу гарантировать, что проверну это дельце завтра-послезавтра…
— Никто и не требует такой спешки, — сказал Икс мягко. — Скажем, неделя. За это время вы успеете придумать достаточно убедительный повод, чтобы оказаться в ее кабинете. Максимум — восемь дней. Но это и в самом деле максимум. Любая затяжка сверх этого срока будет расцениваться как умышленный саботаж. Уяснили, мистер Джейкобс?
— Уяснил, — проворчал Мазур. — Ну, а как мне вам сообщить, что дело прошло успешно… если получится?
— Сейчас мы все обговорим, — сказал Икс.
…Лаврик ухмылялся с таким видом, словно и не случилось ровным счетом ничего особенного.
— Завербовали ироды, говоришь?
— Одноразовое поручение, — хмуро сказал Мазур.
Лаврик сказал наставительно:
— В таких делах одноразовые поручения сплошь и рядом оборачиваются вербовкой. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Коли уж попал на крючок… Разговор они наверняка писали, как любой на их месте.
— Да уж наверняка…
— Ну, ничего страшного, — сказал Лаврик. — У поляков сильная разведка, еще с довоенных времен, к ним вербоваться не так уж и унизительно для самолюбия, не к эквадорцам каким-нибудь.
— А что, тут и эквадорцы есть? — мрачно усмехнулся Мазур.
— Пока вроде бы нет, — сказал Лаврик. — Но не особенно удивлюсь, если объявятся — я же говорил, сюда уйма шпионов набежала, порой из самых неожиданных мест… — он повертел в пальцах черную пластиночку. — Ничего не скажешь, весьма современными штучками пользуются ребятки.
— Что за система? — спросил Мазур.
— Интересная система, — сказал Лаврик. — В отличие от обычных «клопов» и «жучков» передачу самостоятельно не ведет. Кратенько объясняя, включается только тогда, когда откуда-нибудь поблизости на комнату направляют радиолуч определенной частоты. Узконаправленный излучатель, параболическая антенна… Обычная простенькая аппаратура, — он поднял запястье с массивными часами, — такой микрофончик не выловит, ни работающий, ни тем более «молчащий». Тут нужны приборы посложнее, способные зафиксировать присутствие луча. Весьма современная техника… Не думал, что поляки ее раздобыли.
— А почему именно поляки? — спросил Мазур, раздумывая вслух. — Конечно, они говорили со стопроцентно польским акцентом. Когда мне ставили язык, были еще дополнительные занятия — показывали, с каким акцентом по-английски говорят люди разных наций… да что я тебе рассказываю, ты сам ту же школу проходил. Может, это кто-то другой? И лишь выдает себя за поляка, говорящего по-английски с польским акцентом? Или это вообще проверка? Наш «социолог» вполне мог на всякий случай устроить.
Лаврик немного подумал:
— Что-то мне плохо верится в других, выдающих себя за поляков. Ты, если рассудить, фигура не такая уж значительная. А если совсем откровенно — вовсе уж незначительная. Обижаться нечего, я имею в виду, конечно, не тебя как такового, а твою австралийскую личину. Крепко сомневаюсь, чтобы к тебе стали подсылать столь уж искусных мастеров. Так что девяносто девять процентов за то, что это все же поляки. А что до проверки… Ну конечно, могут вдруг подумать, что надо тебе проверку устроить. Но и для проверки что-то уж слишком сложно: поляки с хорошим, пусть и не совершенным знанием английского, крайне современная техника… Я уверен, для проверки придумали бы что-нибудь гораздо проще. А насчет того компромата, которым они тебя пугали, — очень интересно… Вариант ответа один-единственный: кто-то в том милом домике стучит полякам. И ты совершенно прав, это кто-то из двух, которые вас там с Питером видели еще в обычной одежде…
— И что мне теперь делать? — спросил Мазур. — Выполнять поручение — рискованно, не выполнять — через восемь дней за мной начнут с пушками охотиться. Я как-то верю, что народ серьезный и пустых угроз на ветер не бросает…
— То есть как это что? — усмехнулся Лаврик. — Пойдешь к Питеру, сдашь ему микрофончик и расскажешь все как на духу. Если это все же проверка — в чем я серьезно сомневаюсь, — ты ее блестяще выдержал. А если это, что вероятнее, польская разведка, ты опять-таки будешь весь в белом. И еще пятьсот зеленых получишь наверняка.
— Уверен?
— Абсолютно, — сказал Лаврик. — Никто не станет выкидывать эту штучку в мусорное ведро, вовсе даже наоборот. Питер со Швейной Машинкой — профессионалы. А любой профессионал, тут и не может быть двух мнений, с визгом использует подобную возможность, чтобы толкать любопытным слухачам дезу. Чертовски удобный случай. Стопудово, они сами пришлепнут микрофончик под стол Беатрис — и будут по-прежнему непринужденно болтать… но гнать при этом сплошную дезу. Это азбука ремесла. Есть ситуации, когда поступки профессионала можно просчитать со стопроцентной вероятностью. Так что завтра же вызванивай чертова «социолога», подпустивши вполне понятного волнения, выкладывай все и проси помощи — как-никак, он твой наниматель, должен защищать лояльного работника. И я заранее знаю, что он тебе ответит… Тут все пройдет гладко. Вот с тем домиком, где фотостудия в подвале, обстоит не то чтобы сложнее, но чуточку унылее…
— Случилось что-то? — нахмурился Мазур.
— С одной стороны, все прошло благополучно, — сказал Лаврик. — Плынник управился за неполные сутки. У него тут есть собственные оперативные разработки, да и смежники кое-что подбрасывают с превеликой охотой, несмотря на порой имеющую место межведомственную рознь. Здесь все иначе: кое-кто откровенно злится, что Москва не дает им работать по-настоящему, а вот Плыннику сам черт не брат, и он частенько силовые акции устаривает… Короче говоря, он по каким-то там наводкам быстренько взял одного типчика из «Железных соколов», прямо причастного к похищению. И тот довольно быстро — Плынник в таких случаях интеллигентным гуманизмом не заморачивается, он им вообще не заморачивается — подонка расколол. Тот выложил и подробности похищения, и адресок, где держат женщину. Так что ты вне всяких подозрений, есть отличная возможность перевести стрелки на козла отпущения, чьи показания давно на пленку записаны, и подробнейшие…
— Будут освобождать?
— Да уже освободили, — хмыкнул Лаврик. — Что тянуть? Ворвались туда немаленькой оравой, крепенько настучали всем по организму — ну, как обычно, яростное сопротивление при задержании, как же иначе? — женщину освободили, — он немного посмурнел… — Вот только и всей радости — что ее освободили. Прижать никого не удастся, за решеткой промаются недолго, все до одного…
— Это еще почему?
— А потому, что мы, как неоднократно подчеркивалось, имеем дело не с местной гопотой, а с заокеанскими профессионалами, — сердито поджал губы Лаврик. — Они вытолкнули вперед очередного козла отпущения… впрочем, учитывая минимум неприятностей, какой с ними случился, скорее «манекена». В общем, один из тех двух бугаев, которых ты снимал в подвале за грязной работой, едва попавши к следакам, тут же преподнес свою версию событий. Бил себя пяткой в грудь и уверял, что он и Рита давненько уж состоят в устойчивых любовных отношениях. А теперь на нее вдруг накатило, она попросту сбежала от мужа к нему, и они пару дней кувыркались в постели и кушали спиртное. Когда ее освобождали, она и в самом деле была изрядно пьяна — ну конечно, вливали силком, но как это докажешь? А снаружи ее комнату заперли на ключ исключительно затем, чтобы сидела себе тихонько и не буянила — мол, есть у нее привычка, перебрав, малость пошуметь и побуянить. Чего ни коснись, у этого типа есть достаточно убедительное объяснение.
— Стоп, — сказал Мазур. — А кассета? Они ее что, не отправили?
— Отправили, конечно, — сказал Лаврик. — Только и на это объяснение готово. Она, дескать, сама захотела таких вот раскованных забав, и все было по согласию. А поскольку она твердо решила уйти от мужа к любовнику, он, будучи крепко пьян и пыжась от дурацкой гордости — не у кого-нибудь жену отбил, у одного из плынниковских головорезов! — взял да и отправил кассету. А если она теперь говорит совсем по-другому, разводит руками, так это явно оттого, что боится мужа и хочет предстать невинной жертвой похищения и изнасилования. Женщины ведь — существа коварные, всегда отмазку найдут… Вот и получается, что доказательств нет никаких — слова против слов и не более того. Чтобы предоставить твердые доказательства, нужно взять за шкирку вас с Питером и предъявить пленку — а кто ж это делать будет? Операцию сорвем… Кроме того, есть подозрения, что и пленке подыскали бы то же объяснение — мол поддавшая шлюха пожелала развлекаться, как кажут в порнофильмах. «Нацики» уже зашевелились, лощеные адвокаты маячат, парочка политиканов средней руки дала интервью репортерам об очередном акте произвола ОМОНа, скандал готовы раскручивать на всю катушку. В здешних непростых условиях приходится идти на попятный, с этим даже Плынник согласен. Так что всю гоп-компанию вскоре освободят. Одно утешение — по организмам получили, как следует…
— Ну ладно, — сказал Мазур. — Главное, женщину вызволили… Так мне что, вызванивать Питера? Темно уже, но далеко не ночь.
— Подождет до завтра, — сказал Лаврик решительно. — Все равно времени у тебя в запасе достаточно. — На его лице мелькнуло нечто хищное, выражение было прекрасно известно и в узком кругу всегда означало одно: «Лаврик на охоте»…
— Сегодня нам с тобой придется поработать, — продолжал Лаврик с тем же выражением охотника. — Понимаешь, ребятки наконец отыскали нынешнюю лежку Спратиса, тянуть нельзя…
…Поднявшись на последний этаж стандартной кирпичной пятиэтажки, Мазур позвонил в дверь справа — не коротко и не длинно, как раз в меру. Отступил на шаг. Видел, как дверной глазок заслонило что-то темное. Уже совершенно точно было известно, что Спратис там один — кто-то из ребят Лаврика несколько минут назад на цыпочках поднялся на пятый этаж и в темпе квартиру проверил с помощью соответствующей аппаратуры, есть такая, вполне компактная. Ну да, последний этаж. Беглец всегда выбирал последние этажи, как-никак прошел хорошую школу — на последнем если и станет поджидать засада, то только внизу. Его, скотину, хорошо учили…
Дверь распахнулась — и Спратис тут же мягким кошачьим движением словно бы перелился на пару шагов назад, чтобы заполучить свободу маневра. Лицо у него было, в общем, спокойное, а в руке он держал нацеленный Мазуру в живот пистолет — снова «вальтерок» гестаповской модели, с коротеньким стволом и молча ждал.
— Ну, привет, — сказал Мазур. — Что ж ты так гостей встречаешь, Ант? Да еще добрых старых знакомых и сослуживцев?
Спратис усмехнулся:
— Незваный гость хуже татарина, а? В особенности такой. Вычислили, значит…
— Ну, мы же могем, сам знаешь… — пожал плечами Мазур. — Чего уж там…
— И зачем пришел?
— Ты не поверишь, просто поговорить. И совершенно один.
— Ну да?
— Ага, — сказал Мазур. — И без оружия, разумеется.
— Будь любезен, отойди к противоположной двери. И без всяких штучек. Я, честное слово, буду стрелять, если что…
Мазур спокойно отошел. Спратис очень грамотно выглянул на площадку, прислушался.
— Вроде бы никого, — сказал он спокойно. — Но нельзя ручаться, что где-то поблизости не притаился наш дорогой Лаврик…
— Глупости, — сказал Мазур. — Не тот расклад. Говорю тебе, я один и пришел поговорить. Без всякого оружия.
— Как будто я не понимаю, какое ты сам оружие… — проворчал Спратис.
— Ну, ты тоже, одни были учителя… Может, все-таки впустишь поговорить? — Мазур распахнул куртку, вывернул наружные и внутренние карманы, повернулся вокруг себя. — Нет у меня оружия, сам должен видеть.
— Не в оружии дело… — сказал Спратис, все так же грамотно, спиной вперед, переместился в квартиру, в конец коридора. — Ладно, заходи. Только без глупостей.