— А что? — сказал Мазур. — Мы у себя дома, в Австралии, тоже любим за доброй выпивкой хорошо поесть. И не вяленую кенгурятину, как о нас сплетничают… — он снял трубку.
— Здесь отличные копченые миноги, — подсказал Деймонд. — Если хотите, заплатить могу я.
— Вот уж нет, — решительно сказал Мазур. — Я до сих пор чувствую себя перед вами в долгу, а в долгу я оставаться не люблю… Миноги, говорите?
Очень быстро трудами куколки-горничной стол принял облик, гораздо более приятный сердцу русского человека, нежели вчерашний аскетизм по-западному. Копченые миноги, сыр, ветчина и белый хлеб, да вдобавок фарфоровая миска с пикулями — незамысловато, но в немалых количествах.
— Вы не бывали в России, Джонни? Значит, никогда не видели, как пьют русские. Сейчас я вам продемонстрирую. Они — да и местные тоже — свою водку закусывают соленым огурцом, и со временем я понял, в этом что-то есть… Смертельный цирковой номер, барабанная дробь…
Он налил себе граммов шестьдесят, взял двумя пальцами огурчик, подмигнул Мазуру, залпом выпил, сунул в рот огурчик целиком и старательно им захрустел. Помотал головой:
— Уф… Вот так и пьют в тесном дружеском кругу что в России, что здесь.
Удивил русского человека, ага, хоть на пол падай в изумлении и ножонками сучи…
— Я, конечно, в России не был, да и здесь всего-то пару дней, однако… — сказал Мазур. — Смертельный номер повторить могу запросто.
Он налил себе примерно столько же, прикончил одним махом и сжевал огурчик. Взял копченую миногу, которых давненько уж не ел, откусил половину.
— Неплохо, — покрутил головой Деймонд. — Теперь я за вас спокоен — с такими навыками вы быстренько найдете общий язык с местными. Это что, австралийская школа? Я ни разу не был в Австралии, так уж сложилось…
— Да нет, — сказал Мазур. — Африканская. Приходилось сидеть где-нибудь на обочине под деревом и пить стаканами жуткий пальмовый самогон, который разливали из канистры. Опять-таки для установления тесных дружеских отношений.
— Понятно… Вот, кстати, об Африке. Я чертовски любопытен, собственно, это профессиональная черта социологов. Еще вчера, когда вы показывали свой альбом, обратил внимание: иные, можно сказать, вполне благопристойные снимки в явно респектабельных изданиях, тем не менее тоже подписаны псевдонимами. Почему так? Профессиональный секрет или?
— Ну, если сугубо между нами, — сказал Мазур, знавший ответ и на этот вопрос. — Бывают деликатные ситуации… Кто-нибудь может по фото опознать страну — а мне бы по ряду причин не хотелось, чтобы знали, что я бывал именно в этой стране.
— Я о таких вещах чуточку наслышан, — сказал Деймонд. — Социологу приходится иметь дело с самыми разными сторонами жизни… Нелегальным образом через границу, а?
Мазур уклончиво усмехнулся:
— Вообще-то в Африке сплошь и рядом граница — чисто условное понятие, более условное даже, чем ваша граница с Канадой. А с визами иногда бывает сущая заморочка: когда возникают разные проволочки, когда визы иностранцам вообще не дают, если в стране какая-нибудь заварушка…
— Отчаянный вы парень, Джонни, я погляжу…
— Это все здоровый цинизм, — сказал Мазур. — Я ведь говорил вчера: риск порой очень хорошо оплачивается… Значит, вы бывали в России? Давно?
— С полгода назад.
— И как там у них?
— Если коротко, бардак фантастический. Почище, чем здесь.
«Самое печальное, что он все верно охарактеризовал в двух словах, сердито подумал Мазур. Именно так и обстоит, увы…»
— А для человека моей профессии там есть что-нибудь интересное? — спросил он. — Что-нибудь, что стоило бы трудов и риска?
— Как вам сказать… В самой России, пожалуй, нет. А вот кое-где по окраинам кипят страсти не хуже африканских, с резней и отрубленными головами, примерно как на иных ваших снимках. У меня, слава богу, не было необходимости туда соваться. Да и вам бы не советовал, при всем вашем опыте. Там действительно пожарче, чем в Африке…
«Сам знаю, сердито подумал Мазур. Видывал…»
— Вы что, всерьез собрались в Россию?
— Начинаю к этому склоняться, — сказал Мазур. — Африка и Южная Америка любителям остренького уже, признаться, чуточку поднадоели — одно и то же, ничего принципиально нового. А здесь, такое впечатление, ничего достойного внимания или, будем откровенны, приличного чека от какой-нибудь редакции, похоже, не дождешься. Сонное царство. Эта история, из-за которой я получил по физиономии, и доллара не стоит.
— Не торопитесь делать выводы, — сказал Деймонд, наливая по второй. — Во-первых, весьма даже не исключено, что и здесь может произойти что-то интересное для такого парня, как вы (он глянул что-то очень уж многозначительно). А во-вторых… Честно признаться, у меня к вам деловой разговор, Джонни. Я хоть и книжный червь, но все же американец и прекрасно понимаю, что такое бизнес. Мое предложение может оказаться небезынтересным для вашего бизнеса…
Внутренне Мазур возликовал: вот оно, очень похоже! Но, сохранив на лице невозмутимость истого коммерсанта, спросил:
— Звучит заманчиво… А поконкретнее можно?
— Охотно, — сказал Деймонд. — Будь мы персонажами шпионского романа, можно было бы сказать, что я вас вербую. Но поскольку мы с вами олицетворяем своими персонами далекие от шпионажа профессии, следует употреблять другие термины. Я просто-напросто хочу предложить вам поработать на здешний Национальный Фронт. В качестве, естественно, фотографа.
Мазур изобразил на лице некоторое размышление. Протянул:
— Вообще-то я привык работать сам на себя… Но если на кону хорошие деньги…
— Хорошие, — заверил Деймонд.
— Тогда почему бы и нет? Я, правда, не вполне понимаю, зачем им именно я? Здесь что, нет людей, способных управляться с фотоаппаратом?
— Людей хватает, — сказал Деймонд. — Но тут мало одного умения обращаться с фотоаппаратом.
Многое зависит и от личности того, кто жмет на кнопку. Кое-кому здесь пришло в голову, что необходим как раз фрилансер вроде вас: человек западного мира, имеющий выходы на немалое, надо полагать, число изданий самого разного толка: от вполне респектабельных до откровенно бульварных. К тому же ваш опыт вас, несомненно, научил, что бывают разные деликатные дела, когда кого попало с улицы не позовешь.
— В точку, — сказал Мазур. — Побултыхался в сложностях жизни. Как же…
— Вот потому ваша кандидатура и вызывает интерес. Ваша работа четко делилась бы на две части: в одних случаях вас будут просто наводить на события, где вы сможете сделать снимки, на которых сможете неплохо заработать. В других готовы сами платить деньги, чтобы вы для них что-то отсняли и отправили в те или иные издания, с которыми поддерживаете отношения. Либо одно, либо другое. Что скажете?
— Пожалуй, можно согласиться… — задумчиво сказал Мазур.
— Вот и прекрасно. А поскольку мы имеем дело с самой натуральной грубой прозой жизни…
Он достал бумажник и аккуратно выложил рядком на скатерть пять стодолларовых банкнот. Пояснил:
— Это даже не аванс — попросту бонус. В знак серьезности намерений ваших потенциальных работодателей. Чтобы вы отнеслись к делу серьезно и поняли, что пустословием тут и не пахнет ничуточки.
— Можете быть уверены, я уже отношусь к делу серьезно, заверил Мазур. — При таких бонусах…
И он сделал якобы непроизвольное движение, чтобы взять деньги со стола. Деймонд поднял ладонь:
— Одну минуточку, Джонни… Я бы хотел, чтобы вы всецело прониклись серьезностью ситуации. Нигде и никогда деньги не платят просто так, вам эта нехитрая истина должна быть прекрасно известна.
— Разумеется, — сказал Мазур.
— В таком случае мне бы хотелось, чтобы вы накрепко уяснили одно: вам следует держать язык за зубами. Письменных контрактов никто заключать не будет, это не нужно ни им, ни вам. Но я с этой публикой общаюсь уже два года и хочу предупредить со всей серьезностью: порой она может быть и весьма опасной. Честно расплачиваться они умеют, но с тем же успехом в случаев излишней болтливости способны…
— Дать кирпичом по башке, — подхватил Мазур. — У меня достаточно жизненного опыта, чтобы быстренько прийти к таким выводам.
— Ну, я бы не стал выражаться столь прямолинейно, но смысл, если честно, именно таков. Хорошая работа, хорошая оплата, но при этом — старательное сохранение тайн ваших работодателей в точности так, как это принято у врачей и адвокатов. Ситуация даже серьезнее: врачам и адвокатам почти никогда не грозит получить кирпичом по голове… Между нами, представителями свободного мира: хотя здешние политиканы и усердно изображаю тех самых цивилизованных европейцев, кое в чем это сущие дикари… но упаси вас боже делиться с кем-то такими откровениями, — он ухмыльнулся не без цинизма: — Изо всех сил делайте вид, что считаете их как раз цивилизованными европейцами, стонущими под ярмом русских варваров, — им это крайне льстит… Вы все хорошо уяснили?
— Уяснить-то я уяснил, — сказал Мазур. — Немало общался со всевозможными национальными фронтами и фронтами освобождения. Везде одно и то же, даже в Европе, если говорить, скажем, об Италии, Северной Ирландии, да и не только о них. Они везде одинаковы. Так что все тонкости, касающиеся вещей вроде падающего на голову кирпича, я понимаю прекрасно.
— Вот и отлично.
— Подождите, — сказал Мазур, не делая ни малейших попыток протянуть руку к деньгам. — После того, что вы сказали, возникает некий нюанс, мне прекрасно знакомый по прошлой работе… Есть один-единственный случай, когда я отказываюсь от самой выгодной работы: если только возникает угроза, что мне на хвост сядут местные спецслужбы. Была парочка примеров, но я о них, простите, рассказывать не буду — вот это как раз относится к числу профессиональных тайн. Работа, за разглашение подробностей которой можно, обобщенно выражаясь, получить кирпичом по голове, наводит на подозрения… Мне бы не хотелось, чтобы у меня на хвосте повис русский Кей-Джи-Би. В сущности, я маленький человек, Пит, одинокий и беззащитный в нашем жестоком мире. Обидчиков у меня может отыскаться предостаточно, а вот серьезных защитников нет. Профессиональная осторожность, знаете ли. Русская спецслужба — контора серьезная…
— Успокойтесь, — безмятежно сказал Деймонд. — Могу вас заверить, никогда не возникнет ситуации, когда спецслужбы сели бы вам на хвост. Никакого нарушения законов. Попросту деликатные дела, вот и все. У вас, я думаю, достаточно жизненного опыта, чтобы почувствовать разницу между этими двумя понятиями?
— Пожалуй… — протянул Мазур. — Ну, хорошо. Считайте, что мы договорились. Однако предупреждаю сразу и честно: если только возникнет реальная угроза посадить себе на шею русские спецслужбы, я моментально выхожу из дела. И пусть эти ваши работодатели не говорят потом, что их не предупреждали…
— Принято, — спокойно сказал американец. — С одним условием: если угроза и в самом деле будет реальной, а не надуманной.
— Ну, у меня достаточно опыта, чтобы отличить одно от другого и не паниковать без серьезной причины…
— Значит, договорились?
— Договорились, — сказал Мазур, сложил банкноты одна к другой, потом пополам, спрятал бумажник. — Вот теперь стоит и выпить за успех предприятия…
— Одну минуту, — остановил его жестом Деймонд. — Нужно прояснить еще одну очень немаловажную деталь. Вы, безусловно, понимаете, что пленки… некоторые пленки нужно не переправлять обычной почтой, а пользоваться, скажем так, более деликатными, обходными путями?
— Ха! — сказал Мазур. — Это же азбука ремесла. Мне столько раз приходилось пользоваться обходными путями…
— А здесь у вас такой путь есть? — спросил Деймонд деловито. — Или вашим работодателям придется организовать свой?
— Есть, — сказал Мазур. — Иначе я бы сюда и не приехал.
— А хотя бы в общих чертах рассказать можете? Я не из праздного любопытства интересуюсь, речь идет о серьезных делах.
— Конечно, могу, — сказал Мазур. — Одного моего хорошего африканского знакомого как раз перевели в их здешнее посольство. Черный, дипломатический ранг довольно невысокий, но обеспечивает стопроцентную защиту от обыска на таможне. При необходимости мой помощник сядет на поезд и отвезет ему пленки в Москву — здесь пока что Советский Союз, а советские визы у нас в полном порядке, мы сюда, естественно, прибыли законнейшим образом.
— Отлично, — кивнул Деймонд. — Хороший вариант. Я краем уха слышал об этих африканских дипломатах, которые за умеренное вознаграждение что только не таскают через границу… Думаю, работодателей такой вариант вполне устроит.
«Точнее говоря, тебя, — мысленно прокомментировал Мазур. — При таком обороте дел ты совершенно в стороне. И те, кого ты именуешь „работодателями“, тоже. Все шишки в случае чего посыплются на двух австралийских бродяжек, которые никого не представляют, кроме себя, и никаких письменных контрактов не имеют… Ну, нам-то с Лавриком наплевать. Великолепно все складывается, лучшего и желать нельзя…»
Оставшись через часок с лишним в одиночестве, он вернулся к столу с пустой бутылкой и почти опустевшими блюдами. Поскольку пьяным себя не чувствовал, достал из холодильника свое виски. Лаврик ждал долго, подождет еще пару минут — как раз достаточно, чтобы в одиночестве остограммиться за успех предприятия и выкурить сигаретку…
Пуская дым в потолок, он ухмыльнулся своему отражению в овальном зеркале: ну вот, хотя его никто формально не вербовал, он сподобился получить денежки от АНБ. Потому что у «работодателей» своих денежек нет, откуда у них доллары — и это, конечно же, денежки АНБ. Причем, если вспомнить концовку известного анекдота — «а главное, все правильно…»
Он снял телефонную трубку, набрал номер Лаврика и сказал (разумеется, по-английски, с учетом возможных слухачей, кто бы они ни были):
— Майки, заскочи ко мне, если есть настроение глотнуть виски. У меня тут бутылочка…
И, по-прежнему ухмыляясь, глянул на часы, отсек время — интересно было, через сколько секунд Лаврик объявится.
Лаврик уложился в тридцать четыре.
Глава шестая
Зрелища неприятные и приятные
Ну что ж, Агентство национальной безопасности, а, может, все же госдеп, не суть важно, денежки платило исправно, но и отрабатывать их требовало ретиво. Мазура выдернули на другой же день, хотя он был воскресный — что, в общем, противоречило советскому трудовому законодательству, но разве его обязаны соблюдать американские тайные агенты и австралийские фрилансеры? Никоим образом…
Мазура столь внезапный вызов на работу только радовал. Должен был радовать и Джонни — потому что приехавшая за ним Беатрис моментально внесла ясность: сегодняшняя работа будет из категории тех, что полностью оплачиваются работодателем. Кому бы это не понравилось?
У парадного крыльца гостиницы стоял вишневый «фольксваген», выглядевший не просто начищенным до блеска, а новехоньким — хотя, как все машины в городе после короткой даже поездки, уже заляпанный понизу снежной кашицей почти серого цвета.
— Вот, можете меня поздравить, — сказала Беатрис не без гордости. — Наконец-то прибыла покупка железной дорогой. И я теперь на колесах. Обожаю водить сама, но здесь почти сплошь эти чертовы механические коробки, а у меня с ними нет никакого опыта. С автоматом только рухлядь.
— Что же не взяли американскую? Их в Европе купить нетрудно…
Беатрис деловито сказала:
— Мне очень часто приходится ездить по Старому Городу, а на большой американской машине по тамошним улочкам — занятие не из приятных, сами видите…
Она сбавила скорость и почти ползком разминулась с «жигулем», так же ползущим навстречу, машины едва разъехались, чуть-чуть не задевая друг друга боками.
— Действительно… — сказал Мазур.
И подумал: интересно, обыкновенная у нее машинка или движок из профессиональной необходимости форсирован неплохими умельцами, как у Лаврика? По звуку мотора не определишь — этим тонкостям Мазура никогда не обучали, то, что у Лаврика «форсирашка», он понял исключительно оттого, что немало поездил на «жигулях» и сразу определил разницу, а вот на «жуках» новой модели кататься до сегодняшнего дня не приходилось.