Перед тем как выйти на улицу, я остановил малышку. Она прислонилась к кирпичной стене здания, тяжело переводя дыхание. Вид у нее был такой, словно ее вынули из мешка для прачечной: казалось, девушка пережила труднейшие сутки вместо тех пяти страшных минут, которые прошли на самом деле.
– Одерни юбку как следует, – потребовал я. – У тебя выглядывает комбинация.
Она сделала несколько механических движений.
– Так-то лучше, – одобрил я. – Теперь поправь волосы и надень прямо шляпку.
Малышка выполнила мои указания. Результат на диво оказался хорошим: это то самое, что женщина в состоянии совершать даже во сне.
– О'кей, – восхитился я. – А сейчас посмотрим на твою улыбку. Иди со мной рядом и помни, что у меня за поясом не водяной пистолетик...
Мы вышли на авеню и пошли по тротуару налево. Со стороны ничем не примечательная пара: молодой человек (ну, тридцать лет ведь еще не древний возраст) с музыкальным инструментом и юная леди с покупками, сделанными после полудня. Патрульный автомобиль проследовал мимо, время от времени ненадолго включая сирену – так, на всякий случай. Я даже не удостоил его взглядом. Некоторые копы знали меня по долгу службы из-за моего бизнеса.
– Говорю тебе, – громко обратился я к моей спутнице, – это была та еще потеха, дорогая. Тебе следовало бы быть там. Ларри набрался до поросячьего визга и начал приставать к каждой юбке. Ларри – тот еще фрукт. Самый забавный тип из всех, кого я знаю. Скверно, конечно, что он сорвался с люстры и повредил себе позвонок. Говорят, теперь ему не один месяц валяться в больнице.
До универмага «О'Харна» надо было миновать по авеню пять зданий. Мне казалось, они никогда не кончатся.
Муниципальная стоянка за магазином оказалась набита битком. Девушка провела меня вдоль рядов припаркованных по диагонали автомобилей к «шеви» с открытым верхом, стоящему в заднем углу. Мы поспели вовремя: вот-вот должен был выскочить красный флажок за просрочку времени парковки. Еще минута, и малышка налетела бы на доллар штрафа.
Она остановилась и вопросительно посмотрела на меня. Прогулка явно пошла ей на пользу. В глазах появилось осмысленное выражение: презрение ко мне и всему, чем я занимаюсь.
Нет, не то чтобы она знала об этом, просто вообразила, что в состоянии догадаться.
– О'кей, – заявил я. – Доставай ключ и садись за руль.
Она перетасовала свои свертки с тем, чтобы сумочка оказалась сверху. На авеню взвыла сирена, и еще одна машина пронеслась мимо. Вой резко оборвался, когда патрульный автомобиль остановился за пять зданий от нас, у того места, откуда мы пришли. К нему присоединилась другая полицейская тачка. Я глянул на свои часы. Восемь минут четвертого. Ребята в голубом работали быстро: по-видимому, то, что ситуация кардинально изменилась, еще не просочилось через официальные каналы.
Девушка тоже прислушивалась. Неожиданно взглянув на меня, она сделала резкое движение. Все свертки выпали у нее из рук, а белая сумочка отлетела так далеко, что очутилась под соседним автомобилем. Малышка выпрямила плечи и геройски глянула мне в лицо, ожидая пулю. Она помогала полиции, сделав все возможное, чтобы отсрочить мое бегство, а сейчас приготовилась умереть.
Я ухмыльнулся, вытащил «Пи-38» и приказал:
– Пойди и достань!
– Что? – Девушка выглядела шокированной.
– Полезай под машину и подбери сумочку.
– Не стану! Вы не осмелитесь стрелять. Шум привлечет полицию.
– Давай-ка, сестренка, делай так, как тебе велено, – проникновенно проговорил я.
Пришлось демонстративно взвести курок. Необходимости в этом не было – пушка выстрелила бы и при простом нажатии на спуск, но при взводе раздался характерный щелчок. Глаза девушки увлажнились. Логика должна была бы ей подсказать, что я спас ее от Уити вовсе не ради удовольствия самому наделать в ней дырок, но логика в тот момент не выглядела для малышки убедительной. Мимо прошествовала какая-то супружеская пара, нагруженная свертками. Я повернулся так, чтобы им не была видна пушка. Они не обратили на нас никакого внимания. Отсюда казалось, что сирены воют по всему городу. В сложившейся ситуации я не мог питать никаких надежд, хотя не питал их вот уже некоторое время, а если быть точным – последние два с половиной года. Мне нечего было терять, протянув руку помощи малышке, а для нее это означало сохранить жизнь. В желании спасти ее вопреки ей самой было что-то от извращенного удовольствия. Оно уменьшилось бы наполовину, если бы девушка вдруг поверила мне и стала доверять. Человек в моем положении вынужден искать развлечения там, где только можно, не отказываясь от того немногого, что жизнь ему предлагает. Мне было приятно сознавать, что она в благородном порыве приносит себя в жертву, не ведая того, что этот верзила-садист, каким я являлся в ее представлении, на самом деле пытается спасти ей жизнь.
– Вставай на колени и лезь за сумочкой! – хрипло повторил я.
Малышка, видимо, вспомнила, как выглядел Уити, когда схлопотал пулю, поэтому беспрекословно присела на корточки и постаралась дотянуться до сумочки. Затем беспомощно взглянула на меня. Я слегка шевельнул пушкой и направил ее вниз, как бы прицеливаясь. Девушка облизнула губы, подняла выше юбку, опустилась на колени, затем резко, со вздохом, растянулась на земле. Наконец, извиваясь, подлезла под машину, достала сумочку и выползла обратно. Я взял у нее сумочку. Малышка встала, начала было себя отряхивать, но прекратила это занятие, заметив грязь на перчатках.
– Вот и ладно, – сказал я. – А теперь залезай в машину, садись за руль и веди себя хорошо. – Я положил футляр со «спрингфилдом» на заднее сиденье и побросал туда же все свертки. А усевшись подле нее, распорядился: – По Линкольн-авеню до Вестерн и по Вестерн, пока я не скажу тебе остановиться. Не нарушать правил движения. Не подмигивать полисменам. Поехали!
Глава 3
Окольный путь вывел нас на шоссе 401 за Аннандейлом. Около десяти миль мы проехали на запад, потом по узкой дороге, по которой, как мне говорили, продолжается городская троллейбусная линия, – на север, наконец, направились на восток по трассе 54 федерального значения, приведшей нас обратно в Кэпитал-Сити через его коммерческую южную сторону, с ее фабриками, бензоколонками и мотелями. Никто не проявил к нам никакого интереса. Я заставил малышку снова свернуть на юг на Дивишн-стрит. И мы ехали по ней до тех пор, пока она не превратилась в проселочную дорогу, которая через пару миль поднырнула под новую автомагистраль, после чего опять свернули на восток. Я знаю эти окрестности лучше многих, несмотря на то, что живу здесь всего два года. Поневоле изучишь местность, когда колесишь по ней с ружьем в поисках перепелов, белок и кроликов в охотничий сезон, а в остальное время года – за воронами и сурками. Выскочив на дорогу, ведущую на Тополиный остров, я заставил малышку свернуть на юг, так как решил про себя, что копы меньше всего рассчитывают встретиться со мной в этих местах.
Вскоре я переместил футляр от тромбона на переднее сиденье. По первоначальному плану «спрингфилд» надлежало оставить в той самой комнате на третьем этаже. Предполагалось, что по нему полицейские быстрее выйдут на след одной мелкой сошки по имени Тони, который к этому времени должен был находиться на пути в Мексику, как следует засветившись по дороге. Ну, если не сразу, то очень скоро. Дело в том, что у Тони был мотив: Мэйни отказал его брату в помиловании, и тот угодил в камеру смертников в тюрьме штата. Тони хорошо заплатили за предстоящий «отдых» за решеткой. Правда, он изъявил готовность самолично расстрелять Мэйни за небольшую добавочную плату, но по причине недостаточного мастерства в обращении с огнестрельным оружием ему не доверили. Эти гангстеры-психопаты не могут с расстояния пятидесяти ярдов попасть с первого выстрела даже в дом.
Открыв футляр, я извлек винтовку. Вообще-то, как мне кажется, я немного помешан на оружии: для меня нет в мире ничего прекраснее его. Разумеется, при этом я не имею в виду инкрустацию или там отделку, а именно само оружие – то, как ствол крепится к ложу, то, как затвор ходит в полированной стали ударно-спускового механизма, то, как... Впрочем, к дьяволу все эти дифирамбы! Как бы то ни было, но я был несказанно рад, что не оставил мою любимицу винтовку ржаветь и пылиться в качестве вещественного доказательства под каким-нибудь индексом "А".
Малышка слегка заерзала рядом со мной на сиденье: я понял, что краем глаза она видела, как я погладил ложе из орехового дерева. Возможно, подумала, что я поздравляю себя с тем, как расправился с Уити, и, может быть, у меня уже слегка текут слюнки в предвкушении того, что сделаю с ней. Я разрядил винтовку – собственно, для этого ее и вынул. Привычка – странная вещь. Мне довелось пройти хорошую школу во всем, что касается огнестрельного оружия, и я чувствую себя не в своей тарелке, когда знаю, что отложил в сторону пистолет или пушку с патронами в магазине. Протерев металлические части промасленной ветошью, я закрыл футляр и вновь переложил его на заднее сиденье.
По встречной полосе проехала полицейская машина. Ребята в больших шляпах не обратили на нас ни малейшего внимания. Но я заметил, как лицо малышки при этом напряглось, как ее руки в перчатках стиснули руль, хотя ей так и не хватило духа окликнуть копов. Когда они удалились, ее лицо расслабилось, а глаза за очками слегка увлажнились. Полагаю, от разочарования, а также от крушения надежд и отвращения к себе самой за то, что недостало смелости завопить во всю глотку. Она была довольно хорошенькой, несмотря на очки. Наверное, двадцати двух – двадцати трех лет. Большую часть времени выглядела совсем юной девчушкой – по крайней мере в тех условиях, в которых я ее наблюдал и которые нормальными никак не назовешь, – но иногда в ней проглядывала зрелость.
Затем малышка принялась устраиваться за рулем более комфортабельно. Должно быть, тот полицейский автомобиль был ее последней надеждой, а теперь она решила немного заняться собой. И вскоре настолько снизила скорость, что смогла стащить запачканные перчатки. С отвращением бросив их на сиденье, она почистила перед пиджака, одернула юбку и начала ее отряхивать. Словом, принялась устраиваться как дома, готовясь к тому, что ее заставят еще долго ездить, и мирясь с мыслью, что освобождение не будет таким скорым, как она еще совсем недавно надеялась. Когда же снова взялась за руль, я заметил на ее пальце кольцо. Всегда полезно знать, что имеешь дело с замужней женщиной, хотя в данных обстоятельствах это вряд ли было для меня важно.
Набив трубку, я раскурил ее и поинтересовался:
– Какого дьявола ты делала в том здании, хотелось бы мне знать?
Она ответила не сразу, а только когда собралась с мыслями.
– Ну, я... – Моя собеседница смешалась и слегка покраснела. – Я просто должна была... Ну, короче, я там работаю.
– Где там?
– В обществе страхования «Северная звезда». Я секретарша мистера Фенвика.
– Кто такой мистер Фенвик?
– Он и есть «Северная звезда».
– О'кей, – удовлетворился я, – продолжай.
– Ну, я работаю там, – повторила она. – И естественно, у меня есть ключ к... Я имею в виду туалет. Мне захотелось перед отъездом... – Ее голос затих.
– Значит, ты явилась туда лишь затем, чтобы воспользоваться сортиром, и это все? – удивился я.
– Д-да.
– У тебя от него был ключ, а само здание оказалось открытым... – Я расхохотался.
Она заерзала и с негодованием взглянула на меня:
– Что тут смешного?
– Ты никак не желаешь понять, – начал я объяснять. – Сейчас весь этот чертов штат встал на уши, а все из-за чего? Да из-за того, что двое глупцов, если не идиотов, не смогли немного потерпеть. Если бы тебе не стало невтерпеж, ты туда не пришла бы, а если бы Уити не приспичило, он не оставил бы дверь офиса незапертой и ты не смогла сунуть свой нос куда не следует... Кстати, малышка, ты, часом, не того?
– Что вы имеете в виду?
– Разве тебе мама не говорила, что допытываться, почему стреляют, невежливо? Людям это здорово не нравится. Какого дьявола ты не сбежала опрометью по лестнице и не схватила за грудки ближайшего полисмена, если уж тебя так потянуло на подвиги?
Она сердито возразила:
– Я же не знала, что это выстрел. Шум был как от взрыва. Меня прорвало.
– Лапочка, взрывы тоже предпочитают одиночество. Им лишние свидетели также ни к чему... В чем дело?
Она потерла уши, сначала одно, затем другое, словно наш разговор напомнил ей о чем-то ее беспокоящем. Наконец ответила:
– Уши болят.
– Еще бы! Ты же стояла почти перед стволом, когда оружие бабахнуло. Еще пару дней будет сказываться.
Я тоже кое-что припомнил и, вытащив из своих ушей ватные тампоны, выкинул их в окошко автомобиля. Если полиция может что-то извлечь из пары ушных затычек, валяющихся в кювете, что ж, могу лишь пожелать им удачи! Потом глянул на руки, но не снял перчаток из свиной кожи, так как еще не решил, что сделаю с малышкой и ее машиной, прежде чем начну оставлять повсюду отпечатки пальцев. А чтобы поддержать разговор, произнес:
– Ты когда-нибудь видела фильм под названием «Шейн»? Там Голливуд, пожалуй, единственный раз ухитрился воспроизвести ружейный выстрел в натуре. Обычно их так называемые выстрелы тарахтят, как жареные кукурузные зерна на сковородке.
Девушка взглянула на меня настороженно и как-то странно.
– Скажите мне кое-что, – вымолвила она и смешалась, очевидно опасаясь неадекватной реакции с моей стороны. Но через несколько секунд все-таки собралась с духом и мужественно спросила: – Вы чокнутый?
Я ухмыльнулся и увидел на ее лице облегчение: должно быть, обрадовалась, что этот чудовищный тип, сидящий с ней рядом, не пришел в ярость. Однако от прямого ответа я ушел.
– Хороший вопрос. А сама-то ты как думаешь? Девушка снова смутилась. Нетрудно было догадаться, в каком направлении работали ее мысли: если ей удастся меня разговорить на эту личную, даже интимную, тему, то, возможно, получится и заслужить мое доверие, а дальше и убедить отпустить ее подобру-поздорову. С другой стороны, конечно же, рассуждала малышка, у меня, очевидно, неустойчивый характер и такой разговор может дать мне повод проявить излишнюю фамильярность... или, даже хуже, натолкнет на мысль воспользоваться преимуществами моего положения. А она определенно не желала, чтобы в моей голове возникли подобные идеи. Короче, с ее стороны это был акт отчаянной балансировки на краю пропасти, но ведь ей приходилось – так она, безусловно, думала – бороться за свою жизнь.
– Я... я думаю, вы странная личность, – выдала девушка, посчитав такие слова достаточно безопасными.
Большинство людей никогда ничего не имеют против, если их называют странными. Всегда предпочтительнее считаться немного загадочным и интересным, нежели вполне нормальным и тусклым до тошноты. Только мне на ее характеристику было плевать. Я сухо ответил:
– Не знаю, странный я или нет, но в эту минуту тебе со мной безопаснее, чем с кем бы то ни было. Не будь меня, ты бы уже влипла по уши, отчудив какой-нибудь дурацкий финт, продиктованный чувством общественного долга, как ты его понимаешь. На всем свете я один-единственный человек, с которым тебе сейчас нечего бояться.
– Вы же не ожидаете, что я на самом деле в это поверю?
– Нет, – признался я, – но лучше было бы поверить.
– И легче для вас.
– Точно, – не стал я спорить. – Но вбей себе в голову крепко-накрепко один факт. Не сомневайся, что я мог бы позволить тому громиле там, в офисе, пристрелить тебя, но не сделал этого. И говорю тебе это, исходя не из умозрительных рассуждений, а руководствуясь тем, что знаю наверняка. Вот тот самый голенький факт, каким ты располагаешь. И не дай ему затеряться в ворохе досужих размышлений.
Некоторое время малышка молча вела машину, потом глянула на меня.
– Я... я никак не возьму в толк, – вымолвила она несколько неуверенно, – вы ведь спасли мне жизнь, верно? Понимаете, это случилось так быстро, что я и опомниться не успела... Он собирался меня застрелить? И все из-за того, что я туда зашла? А вместо этого вы застрелили его?
– Попала в точку.
– Но... но ведь был еще выстрел, который заставил меня открыть дверь.
Я мог ответить лишь так:
– Лучше забудь об этом раз и навсегда. Ясно?
– Но как я смогу? – возразила она. – Я ведь слышала выстрел. Вы же вот не забыли... Вас там было двое вооруженных, в той комнате, чтобы кого-то убить! Кого-то на улице. – Ее голос вдруг стал прерывистым, словно ей не хватало дыхания.