Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался — вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.
Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие — каменный век, но жить можно.
Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги — все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…
Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.
— Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! — Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. — Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?
— Верно, — кивнул без особой охоты майор. — А потом что?
— Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!
Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол «мазды» и отвезли в неизвестность.
После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать — под присмотр автоматчиков.
… Владимир Александрович зевнул:
— Ладно. Поздно уже… Я готов!
— К чему? — Поднял брови Асхабов.
— Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.
— А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?
Виноградов отставил чашку:
— Ничего себе, шуточки… Самошин — это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?
Хозяин опять сделал удивленное лицо:
— Какие деньги?
Несколько секунд в комнате висела тишина — Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.
Асхабов продолжил:
— Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.
Виноградов вздохнул:
— Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.
— Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы — не деньги, верно? Спишут, не впервой!
Возразить оказалось нечего:
— Спишут. Не впервой.
Ставки в игре значительно больше, чем портфель с валютой или даже судьба несчастного пьяницы-оператора. Кто-то там, наверху, привычно сдает карту, кто-то вистует, кто-то уходит без двух или остается при своих…
А вот сам майор в таком раскладе оказывается никому не нужен. Как раз, наоборот. Он теперь лишнее, а потому опасное звено в этой темной истории, потенциальный источник утечки.
Видимо, Асхабов почувствовал настроение гостя:
— Все в руке Аллаха!
— Посмотрим.
Глупо умирать заранее. Это мы всегда успеем… Поэтому Владимир Александрович сменил тему:
— Шамиля что-то давно не видно.
— Соскучились?
Виноградов с деланным безразличием пожал плечами:
— Вы сами сказали, что он доставит меня на границу.
— Шамиля пока нет. Он занят. Утром вернется…
Собственно, майора сейчас интересовало только, знает ли кто-нибудь кроме одноглазого про пистолет, лежащий сейчас у него за пазухой.
— Тогда я, пожалуй, пойду? Попробую заснуть?
Вполне возможно, Шамиль в суматохе просто забыл, что отдал ТТ Виноградову. Или не посчитал пока нужным доложить… Тогда у Владимира Александровича появлялся дополнительный шанс.
— Конечно. Спокойной ночи!
— И вам того же.
Поднявшись «к себе», Виноградов согнал с койки прикорнувшего на краю одеяла автоматчика:
— Все. Давай, брат, посиди снаружи…
Прежде, чем расшнуровать обувь, он прислушался к жалобному похрапыванию Самошина:
— Во, бедолага!
Журналист лежал на спине и при свете звезд лицо его казалось очень бледным, обиженным и усталым.
Владимир Александрович подумал, что, в общем, приятно так обманываться. Уже бывало пару раз, когда в тяжелой ситуации люди, которых он недооценивал и не замечал, оказывались на высоте.
Вот и Самошин.
Там, дома, вид его не вызывал у майора ничего, кроме пренебрежения и снисходительной ухмылки. А ведь гляди-ка! Глупо поступил, но по-мужски: сорвался черт-те куда, пусть в погоне за славой и журналистским долгом, полез под пули…
— Алексей… Эй, слышишь? Леха!
Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.
Стало тихо.
И Владимир Александрович заснул, придерживая рукой пистолет.
… Утро Самошин начал с извинений:
— Здорово я вчера перебрал? Да?
— Ерунда. По такому случаю можно.
— Но я точно ничего такого не сделал? Такого… старик, ну ты понимаешь?
— Все в порядке, Алексей.
— Не ругался? Во сне не кричал? Нет?
— Нет. Храпеть ты, правда, здоров! Как жена терпит?
— А я разведенный, — хохотнул Самошин. — Прости, старик! Нужно было в меня кинуть чем-нибудь.
— Да ты что! — Изобразил испуг Владимир Александрович. — А если бы зашиб ненароком? Такую ценную персону…
— Да, кстати. А сколько за меня заплатили? — Журналист придержал за локоть готового уже выйти из комнаты Виноградова.
Майор поскреб затылок:
— Башку бы вымыть… Леха, послушай! Не надо меня об этом спрашивать, ладно? Договорились?
— Хорошо, старик. А кого спрашивать? Кто платил?
— Не знаю. Скажем так: не знаю! Мое дело маленькое.
— Врешь?
— В Москве тебе все обьяснят. Что там?
В дверь, не постучавшись, сунул бороду охранник.
— Да, уже идем… Давай, Леха! Здесь опаздывать не принято.
Впрочем, никто никаких претензий не предьявил.
Асхабов только посокрушался, что гости пропустили утреннний выпуск телевизионных новостей:
— Про вас показали, да! Хронику опять, фотографии…
— Серьезно? — Приосанился журналист.
— А что конкретно? — Виноградова интересовали подробности.
— Сначала дикторша, беленькая такая, словами сообщила: так, мол, и так… рады сообщить зрителям долгожданную новость. Из плена, мол, освобожден наш коллега, специальный корреспондент ЦРТВ Алексей Самошин, захваченный бандитами в горах более месяца назад. Потом несколько кадров прокрутили, из архива, и дикторша снова: это бесспорный успех официальной дипломатии, первый шаг к взаимопониманию между Москвой и её недавним врагом.
— А дальше?
— Ну, дальше насчет того, что терроризм можно искоренить только совместными усилиями…
— Я не об этом, — покачал головой Виноградов.
Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:
— Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?
Самошина передернуло:
— Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!
— Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут — прямо с места событий!
— Каких событий? — Не понял Виноградов.
— Ну, не знаю, — засмущался журналист. — Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?
— Обязательно. С оркестром и с цветами!
Лицо у Асхабова было доброе, но Владимир Александрович предпочел отвести взгляд.
— Кто-то приехал?
— Сейчас посмотрим.
Хозяин выглянул в окно, на шум двигателей:
— Это Шамиль!
— Прекрасно. Как раз вовремя.
Рокот во дворе затих, и тут же одна за другой захлопали двери автомобилей. Со скрежетом открылся бронированный люк БМП, кто-то спрыгнул на землю, послышались гортанные реплики встречающих… Потом по крыльцу прогрохотали кованые подошвы, и в комнату вошел Шамиль.
Не то, чтобы он выглядел грязнее или хуже обычного. Но почему-то с первого взгляда стало ясно: минувшую ночь этот человек провел если и не в дороге, то во всяком случае под открытым небом.
Шамиль невесело обнялся со своим командиром, кивнул Виноградову, после чего сверкнул зеркальными стеклами на журналиста:
— Готов?
Владимир Александрович заметил, что очки у вошедшего старые, все с тем же потрескавшимся от удара покрытием.
— Да, можно ехать, — ответил Асхабов за всех по-русски. — У вас ведь вещей никаких?
— Никаких, — улыбнулся Самошин. — Саныч, ты тоже с нами?
Пока майор обяснял, что в аэропорту ему светиться никак нельзя, что о его существовании лучше нигде не упоминать и вообще — забыть напрочь, Шамиль о чем-то докладывал хозяину.
Разумеется, слушавший вполуха Виноградов не понял из их разговора ни слова. Но и без перевода можно было догадаться: вести оказались не слишком радостные.
— Старик, а как же ты сам обратно? Когда? — Потеребил майора за рукав Самошин.
— Скоро, — спохватился Владимир Александрович. — Вчера решили, что сначала отвезут вас к самолету. А потом уже и я: «Прощайте, скалистые горы…» Помнишь песенку?
— Помню. Горы эти, мать их душу! Но ты позвони сразу же, как вернешься. Договорились?
— Обязательно.
— Ох, Саныч, тогда мы с тобой… Мы с тобой, старик… Такое! — Самошин даже прикрыл глаза в предвкушении грядущей череды застолий. Теперь, после освобождения из бандитских лап, жизнь виделась ему одним сплошным праздником в лучах славы и профессионального успеха.
— Ну, счастливого пути! — Начальник республиканской гвардии оставил Шамиля и подошел к журналисту:
— Как говорится: не поминайте лихом!
— Ой, ну что вы… — пожал протянутую руку Самошин. — Спасибо. Спасибо огромное!
Уже на крыльце он попрощался с Владимиром Александровичем:
— Значит, как договорились?
— Конечно. Чтобы без неожиданностей…
Журналист не слишком ловко обнял Виноградова и пошел через двор, к прогревающей двигатели колонне.
— Доставит? — Майор показывал глазами на Шамиля, открывшего перед недавним заложником дверцу «нивы».
— Почему нет? — Усмехнулся Асхабов. — Вас же привез…
— Да, кстати! Удалось выяснить насчет той истории с минометным обстрелом? Кто на нас напал?
Собеседник поморщился и странновато взглянул на Владимира Александровича:
— Нет, майор. Но мы разберемся, так и передайте…
Водитель «нивы» подал звуковой сигнал.
Колонна из двух бронемашин, грузовика с гвардейцами и нескольких легковых автомобилей тронулась в путь — и вскоре исчезла за поворотом дороги.
— Значит, Шамиль пока никого не нашел?
Оба понимали, что имеется в виду.
Поэтому Асхабов покачал головой и вздохнул:
— Там тоже не мальчишки.
— Жаль. Большие деньги… Двести тысяч «зеленью»!
Собеседник открыл дверь дома и уже в коридоре обернулся к Виноградову:
— Майор, а вы уверены, что он того стоит?
Ответа не требовалось, но шагая вслед за хозяином Владимир Александрович искал — и не мог найти слова для того, чтобы уравновесить человеческую жизнь с чемоданом резаной и раскрашеной бумаги…
Остаток этого и почти весь следующий день Виноградов провел в ожидании.
Сначала пришлось немного понервничать по поводу Самошина. Сообщение о том, что спасенного журналиста и труп его напарника передали официальным российским представителям поступило только под вечер. Связь из-за грозового фронта была неустойчивая, но хозяин передал Владимиру Александровичу разговор с Шамилем: добралась колонна до Центрального аэропорта с опозданием, но без происшествий.
— Обратно в темноте не поедут. Там останутся.
— Почему? — Спросил майор.
— Людям отдохнуть надо… К тому же, ночью и в сильный дождь перевал опасен.
— Значит, — прикинул Виноградов, — ждать до завтрашнего вечера?
— Ну, может, чуть раньше.
— А кроме Шамиля меня никто до границы довезти не может?
— Вы же видите… — Хозяин подошел к окну и показал на почти пустой двор — Все ушли с колонной, здесь только резерв остался.
— Понятно. Позвонить-то хоть можно теперь? «Дяде Васе»?
— Разумеется! Почему только теперь? Разве я раньше запрещал? — Пока Виноградов по памяти диктовал номер, во взгляде начальника республиканской гвардии читалась неприкрытая издевка:
— Прошу, говорите…
— Алле, дядя Вася? — Прижал трубку к уху майор.
— Его сейчас нет дома, — ответил молодой женский голос. — Что передать, кто звонил?
— Это Володя. Племянник, блин! А когда он будет?
— Дядя Вася на выходные уехал. Так что-нибудь передать? — Заученно поинтересовалась далекая собеседница.
Владимир Александрович представил её себе — этакая телка в форме старшего прапорщика, посаженная дежурить на сутки среди коммутаторов, магнитофонов и секретных линий связи.
Да, действительно — сегодня суббота, у начальства либо банные посиделки, либо преферанс… Словом, заслуженный отдых в конце недели.
— Деточка, передай дяде, что я пока здоров. Но очень соскучился!
— Это все?
— И поцелуй его от меня… куда-нибудь. — Виноградов нажал на кнопку отбоя:
— Бар-рдак!
Конечно, следовало стереть из из телефронной памяти номер, но он все равно был одноразовым, предусмотренным только на эту операцию, поэтому — пусть…
К искреннему удивлению Владимира Александровича, на ужин его не позвали. Пришлось самому спуститься вниз и напомнить о собственном существовании:
— Простите… Есть кто живой?
Хозяина ни в кабинете, ни в столовой не было.
На прежнем месте темнел экраном выключенный телевизор, и Виноградов решил посмотреть хоть какую-нибудь ерунду. Но шарить по полкам в поисках пульта было бы невежливо и опасно, поэтому он пошел дальше, пока не столкнулся в дверях с одной из обслуживавших Асхабова женщин:
— Извините!
Не без труда обьяснив, чего хочет, майор вернулся в свою комнату. И через несколько минут получил поднос, прикрытый полотенцем.
— А что, полковника Асхабова нет?
Женщина исчезла, не ответив.
Владимир Александрович изучил положенное на вечер меню: пара кусков холодного мяса, какая-то приправа, белый домашний хлеб и все, необходимое для чая. Он принюхался: да, с таким соусом никакую отраву не распробуешь.
Впрочем, Виноградов сразу же отогнал дурные мысли — во-первых, помирать веселее на сытый желудок. К тому же, убивать его прямо в крепости, на базе республиканской гвардии никто не станет, для этого есть масса более подходящих мест.
Поужинав, майор спустился на кухню:
— Спасибо.
Все та же женщина приняла из его рук пустой поднос и молча поставила рядом с плитой.
— Спокойной ночи!
Виноградов опять не дождался ответа, пожал плечами и ушел наверх, готовиться ко сну.
Промучившись часа полтора, он все же рухнул в тяжелое забытье и до утра боролся с чередой наплывавших на мозг видений недавнего прошлого: горящие «жигули», бритый затылок солдата-военнопленного, Шамиль в неизменных очках и пули, веером стелющиеся над деревней.
… Для таких людей, как Виноградов, нет ничего томительнее безделья и неизвестности.
К тому же, под утро гроза перевалила через горы, и на старую крепость обрушились потоки воды. Вспышки молний, многократно усиленный отражением гром… Не успевало ещё утихнуть эхо одного раската, а как на смену ему раз за разом рождался другой.
Майор не слышал, когда вернулся Асхабов. Во всяком случае, позавтракали они вместе.