— Где деньги?
— Какие деньги? Ах, вот оно что… Прошу вас! — Владимир Александрович изогнулся и вытянул из-под себя оставленный перед этим в машине сверток.
Шамиль забрал его, отвернулся. Затем отдал команду водителю, и застоявшаяся «нива» начала медленно разворачиваться на дороге…
Все должно было на этот раз окончиться хорошо.
Виноградов уже знал это, но затылком, почти физически ощутил облегчение в момент, когда очередной изгиб трассы навсегда отрезал от них остатки попавшей в засаду колонны и автоматчиков на скалах.
В молчании проехали километра два — впереди машина Шамиля, за ней джип с гвардейцами.
Скорость была приличная. Не такая, конечно, как во время недавней погони, но тоже на грани допустимого — сидящих в «ниве» трясло и швыряло из стороны в сторону.
— Стой! Стой…
Шамиль обернулся с переднего сидения:
— Что такое?
Автомобиль сбавил ход и прижался к обочине.
— Смотри. Вроде, помирает? — Владимир Александрович показал на своего соседа. Тот почти сполз куда-то в узкое пространство между сиденьями и сотрясался от кашля, и судорожной кровавой рвоты.
Шамиль выругался и ударил ладонью о колено:
— Что делать, слушай? Вот, сволочь!
— Аптечка в машине есть?
— Конечно! Всякие медикаменты, туда-сюда…
Виноградов был даже рад представившейся возможности оказаться хозяином положения:
— Вытаскивайте его наружу, только аккуратно.
… Запрокинутое лицо чуть порозовело.
— Делать еще?
— Давай! Все равно уже.
Владимир Александрович нащупал вену и, кажется, попал с первого раза — содержимое ампулы перелилось из шприца в кровь умирающего. Теперь глаза его смотрели на окружающий мир равнодушно, без сожаления и злобы.
— Это ненадолго.
Человек, лежащий на придорожных камнях, разлепил губы и что-то сказал. Шамиль, судя по интонации, ответил отказом, а потом повернулся к Виноградову:
— Он просит, чтобы ты ушел…
— Нет проблем, — майор сделал движение, чтобы встать. Все люди Шамиля остались поодаль, у машин, и он тоже не прочь был оставить умирающего наедине с их командиром.
— Но я сказал, что ты не понимаешь по-нашему.
— Так и есть.
— Сиди. Можешь понадобиться.
Фраза прозвучала совсем невежливо. Владимир Александрович хотел даже напомнить, что не служит в республиканской гвардии и вообще не понял толком, что произошло — но предпочел пока на обострение не идти.
— Ладно. Беседуйте!
Шамиль кивнул и сразу же приступил к делу.
Он спрашивал.
Мужчина отвечал. Иногда начинал говорить сам, но быстро уставал, заходился в кашеле — и Виноградову приходилось использовать все скудные медицинские навыки и подручный аптечный запас, чтобы привести умирающего в чувство.
Владимир Александрович понимал только отдельные слова, такие как: «журналист», «заложник»,»доллар»… Было ещё несколько терминов и выражений, заимствованных из русского языка, но в правильности их восприятия майор был не совсем уверен.
Так продолжалось минут десять.
Потом лежащий на камнях человек сказал что-то насчет Аллаха, закрыл глаза и затих.
— Эй, чего он? — Тронул Виноградова за рукав Шамиль. — Все?
— Все, — подтвердил Владимир Александрович, проделав необходимые манипуляции с веками и пульсом.
Затем протер ладони мокрой от спирта марлей:
— Ну? Может, обьяснишь теперь?
Шамиль поднялся во весь рост и молча, сверху вниз начал рассматривать Виноградова. Владимир Александрович тоже встал с корточек и этим уравнял шансы.
— Ладно… Слушай!
Судя по тому, что услышал майор, его собственные представления о степени человеческой низости были так же далеки от реальности, как мечты курсистки прошлого века.
Оказывается журналистов никто не похищал. Они сами, добровольно сделались «заложниками» кровожадных бандитов.
— Зачем? Славы захотелось? — Поморщился Виноградов.
— Не только…
Страсть Самошина к игре давно уже привела его к состоянию, которое принято деликатно называть «серьезными финансовыми затруднениями». А хозяин того самого казино, которое любил посещать молодой человек, был по странному совпадению уроженцем ныне мятежной горной республики — и даже возглавлял в городе диаспору своих соплеменников.
Некоторое время на проигрыши молодого человека смотрели сквозь пальцы, используя его в качестве «карманного журналиста» и источника в средствах массовой информации. Но когда долги перешли грань, отработать которую мелким стукачеством и заказными репортажами Самошин уже никогда бы не смог, его пригласили на беседу в лесок…
Оттуда изворотливый телевизионщик вышел не только живым-невредимым, но и с одобренным планом компенсации ущерба. Идея заключалась в том, чтобы инсценировать похищение сьемочной группы, получить выкуп и поделить его по справедливости.
В случае успеха Самошин с Гвоздюком получали по двадцать пять тысяч и всемирную славу, а организаторы и исполнители операции — всего лишь жалкие полторы сотни тысяч долларов…
Остальное было делом техники.
Гвоздюк согласился сразу, после первой же бутылки — риска никакого, но деньги реальные. Неделя потребовалась на то, чтобы через постоянно действующие криминальные каналы организовать «встречу» в горах, потом какое-то время готовились «сенсационные материалы», как повод для начала «журналистского расследования», ещё несколько дней корпункт согласовывал в Москве командировку.
Наконец, Самошин с оператором прилетели в район трубопровода. Поснимали для виду пару дней, а потом… «Похищение» прошло как по нотам — водитель из местных все везде подтвердил, шум в прессе поднялся неимоверный, забила в колокола общественность!
Немного подержав всех в напряжении и неизвестности, организаторы акции разослали по дюжине адресов видеокассету с сюжетом о Самошине и Гвоздюке и требованиями выкупа.
Сначала Москва вместе с официальными властями республики пыжилась и надувала щеки. И те, и другие грозились стереть террористов в порошок, призывали к принципиальности, категорически отвергая любой торг с преступниками… Но потом страсти чуть поутихли, и вскоре на базу, где скучали «заложники» пришла весть о готовности заплатить за журналистов требуемую сумму.
Затем сообщили о том, что деньги уже тайком переправлены из России на базу республиканской гвардии и вскоре предстоит обмен.
Однако, следующим вечером в дом, где спали «заложники» пробрался пользуясь беспечностью охраны некий человек. Он предьявил журналистам записку от Виноградова, сообщил о предстоящем штурме базы, о способах сигнализации и о том, что в какой момент боя делать.
Самошин, разумеется, сообщил о визите своим деловым партнерам. Шпиона схватили и выяснив, кто он и зачем послан, довольно быстро замучили до смерти на глазах у обоих русских. Затем банда снялась с базы, предварительно оборудовав её минами и «наглядной агитацией» в виде изуродованного трупа.
Конечно, Самошин тоже переживал кровавые последствия своего «сотрудничества» с преступниками. Но его оператор… Гвоздюк просто-напросто сорвался. Он вообще был послабее характером, к тому же — пьяница, последнее время сутками находившийся на грани истерики.
В новом секретном убежище Виктор Гвоздюк, рыдая, сыпал угрозами все рассказать первому встречному менту, когда их выпустят на свободу. Разумных доводов и аргументов он не воспринимал, и Самошину не оставалось ничего другого, кроме как вновь призвать на помощь «партнеров».
Журналист собственноручно поднес другу стакан водки с растворенной в нем ампулой. «Лекарство» подействовало, и через несколько минут можно было диагностировать тихую и почти безболезненную смерть Гвоздюка от острой сердечной недостаточности.
А вскоре пришло известие, что полковник Асхабов решил все же играть честно. Те, кому положено, получили валюту и оставили в условленном месте «мазду» с Самошиным и тело покойного Гвоздюка.
После этого участникам «похищения» и расправы над близким родственником знаменитого Шамиля надо было срочно сматываться за кордон, в Россию. Но перевалы и горные тропы перекрыли усиленные наряды республиканской гвардии, поэтому пришлось выжидать момент.
Наконец, поступили сведения о том, что специально созданная Асхабовым оперативно-поисковая группа вернулась в крепость. И что сам Шамиль, её командир, сопровождает московского курьера.
Банда тронулась в путь, на границу. Но на территории, которую контролировал уже известный Виноградову «полевой командир»-орденоносец, колонну разгромили…
— Остальное ты знаешь, — сплюнул под ноги Шамиль.
— Не все. Допустим… Допустим, это правда. А когда они должны были отдать «долю» Самошину?
— Шутишь! Зачем ему деньги? Никто и не собирался.
Владимир Александрович хмыкнул:
— С кем поведешься… Верю! А что это за деньги в пакете?
— Пятьдесят тысяч долларов.
— Я разве спрашивал — сколько?
Шамиль поправил очки:
— Они отдали половину, чтобы без обид. Половину оставили себе, чтобы по-честному…
— Кто? — Не сразу понял Виноградов.
— Ну, те, кто перебил бандитов и отнял у них наш выкуп.
— Ага, — Кажется, майор постепенно начал улавливать сложную, основанную на тысячелетиях грабежей и разбоев логику и этику взаимоотношений между вооруженными группировками горной республики. — Значит, сотня вам, сотня им за работу. Верно?
— Верно, — кивнул с облегчением Шамиль. — И из нашей половины я им ещё половину заплатил. За «кровника».
— За какого?
— За этого, — Шамиль показал на труп под ногами. — Такой обычай… Если сам не успел, можно своего «кровника» у других людей выкупить. Понимаешь?
Майор догадался, что лежащий сейчас на камнях человек являлся или главарем банды «похитителей», или одним из тех, кто пытал и убил брата его собеседника:
— Поздравляю. Но… не дороговато ли получилось?
— Честь дороже! — Почти без акцента ответил Шамиль.
Спорить было глупо. В таких вопросах порядочные люди денег не считают — тем более, если они не свои.
— Все. Поехали.
— Подожди, — Виноградов снова присел рядом с трупом.
— Поехали!
— Сейчас, — руки Владимира Александровича начали торопливо обшаривать карманы лежащего. — Сейчас…
— Чего ищешь? Бумажку?
Майор поднял глаза и увидел листок, переправленный когда-то от него «заложникам»-журналистам:
— Отдай.
Шамиль сунул записку обратно за пазуху:
— Нет. Она мне ещё понадобится.
— Тебе? — Пожал плечами, вставая, Владимир Александрович. — Думаешь, таким компроматом можно меня шантажировать?
— Шантажировать? — Удивился собеседник.
— Записке этой всегда найдется тысяча обьяснений.
Но Шамиль уже сообразил, о чем идет речь, и покачал отрицательно бородой:
— Не волнуйся, майор! Просто я хочу показать её тому парню. Еще разок, последний… Понял?
Виноградов посмотрел в лицо собеседнику — туда, где за темными стеклами очков прятался единственный глаз:
— Чего же непонятного… А потом?
— Потом я её разорву. Или пришлю тебе на память, хочешь?
— Куда?
— Домой! — Видимо, такая озорная мысль Шамилю понравилась. — Точно домой прямо, слушай!
Владимир Александрович поморщился — спрашивать, откуда местной контрразведке известен его адрес было наивно и глупо.
— Поехали теперь?
— Поехали. Итак опаздываем, скоро темнеть начнет.
* * *
Следующий вечер застал Виноградова в гостиничном номере, рядом с военным аэропортом.
— Замотался? Смотрю, засыпаешь…
— Есть немного. — Сказывались долгие часы горной дороги, ночная равнина, встреча на блок-посту и ещё несколько десятков километров по своей территории. — — Ладно. Наливай по последней.
— А больше и нет!
В здоровяке, сидящем напротив, трудно было сейчас узнать того самого «прапорщика внутренних войск», который встречал и провожал Владимира Александровича у границы.
Чистенькая полевая форма, два ряда орденских планок над левым карманом, погоны с большими звездами… Чувствовалось, что и в костюме от Валентино он чувствует себя так же естественно и вольготно.
— Давай, Женя! — Поднял стакан Виноградов.
— Будь здоров.
Бутылку на двоих собеседники уже усидели, но водка забирала слабо. Впрочем, задача напиться до неприличия и не ставилась.
— Хорошая штука… — Человек, которого Владимир Александрович назвал Женей, в очередной раз повертел перед носом ТТ и положил пистолет на стол. — Уважаю! Давай меняться?
— Подарок… — Майору вспомнилось прощание с Шамилем — на трассе, уже перед проволочным заграждением, отделявшим республику «в составе России» от самой России.
— Понимаю, — кивнул Женя. — Святое дело.
Но Виноградов уже махнул рукой:
— Забирай! Все равно ведь пришлось бы сдавать.
— Саныч… Спасибо! Сочтемся.
— Ладно, брось. Ерунда.
— Нет, Саныч, — собеседник сгреб со скатерти пистолет. — Я тебе завтра к самолету такую вещь принесу… Такую! Не пожалеешь, честное слово.
— Брось, а? — Взгляд Владимира Александровича упал на остатки прозрачной влаги в стакане:
— Слушай, что там по поводу Гвоздюка? Говоришь, подтвердилось?
— Абсолютно! Гексафортин, лошадиная доза… Тут и здоровое-то сердце никакое не выдержит.
— И что теперь?
— А ничего. Наверху решили шума не поднимать, все работаем по официальной версии.
— Во, бля… политики!
— Не то слово, — согласился Женя.
— Кстати, а здесь московскую программу показывают? — Виноградов сначала посмотрел на циферблат «ориента», потом на убогий гостиничный телевизор.
— Конечно. В общем-то, только её ретранслируют…
Владимир Александрович потянулся и с трудом достал кнопку.
— В сеть надо воткнуть, — напомнил собеседник.
— Точно!
Они ещё продолжали смеяться, когда экран нехотя осветился изнутри. Информационный выпуск уже начался, и голос за кадром вел официальный репортаж:
«…ском зале Кремля Президент России принял представителей средств массовой информации.»
Камера дала крупный план, затем продемонстрировала стайку хорошо одетых мужчин и женщин. После короткого комментария опять показали Ельцина, читающего речь:
«В это непростое для страны время…»
Зрителям дали возможность немного полюбоваться на Президента и выслушать из его уст пару общих тягучих фраз.
А потом снова пошел закадровый комментарий:
«Борис Ельцин вручил ряду журналистов высокие награды за личное мужество, проявленное при выполнении профессионального долга…»
— Вон, гляди! — Впился глазами в экран Владимир Александрович.
— Вижу… Вылез, сволочь.
Алексей Самошин действительно стоял одним из первых, между директором крупнейшей российской телекомпании и какой-то старушкой в черном кружевном платке.
«Медаль ордена „За заслуги перед Отечеством“, которой посмертно награжден оператор Виктор Гвоздюк, получает его мать…»
Старушка вышла вперед и заплакала.
— Сейчас нашего покажут.
Точно. Камера с чувством запечатлела трогательное рукопожатие Бориса Николаевича и улыбающегося счастливца:
«За выдержку и стойкость, которые помогли достойно вынести тяготы и ужасы бандитского беспредела, тележурналисту Алексею Самошину вручаются именные золотые часы от Президента Российской Федерации!»
Крупно: коробочка, белый атлас, циферблат и пластинки браслета. Комментатор чуть не захлебнулся от восторга, но на экране уже показывали следующего героя…
— «Ролекс», наверное. Или «Омега».
Голос сидящего напротив здоровяка вывел Владимира Александровича из оцепенения:
— Что? Прости, не расслышал.
— Думаю, дорогая вещь эти часики.
— Дорогая… Выпить нету больше?
— Сейчас принесу, — подполковник по имени Женя уже поднимал свое крупное, тренированное тело из-за стола.
— Ладно, сиди. Не стоит, — вздохнул Виноградов…
ЭПИЛОГ
Машина плавно сбавила ход и прижалась к поребрику.
— Выходим?
— Да, здесь. — Молодой человек в светлом, почти до пят, плаще оказался на тротуаре раньше Самошина и даже успел помочь журналисту открыть дверь:
— Прошу!
— Спасибо, — «девятка» с неприметным номером сразу исчезла в направлении Артиллерийского музея, и мужчины остались вдвоем на набережной: