– Да ты не бойся, я ненадолго, – утешала его старшая сержантша. – Мы же в Ленинград за новым оборудованием, туда и обратно, уже завтра или послезавтра вернемся.
– Да я и не боюсь, – отвечал он, прекрасно понимая при этом, что не знает, где может оказаться через день или два.
Девушку звали Наталья Шевердякова, но для Димы она уже давно была «Наташа» или «Наташенька». А если точнее – первая и на данный момент единственная любовь.
Собственно, и этой их встречи могло не быть, хотя они и служили в одной бригаде. Так уж оно в один прекрасный момент получилось, хоть Дима и подозревал, что на флот Наташка пошла именно из-за него.
Можно сказать, что любовь тут была давняя, еще со школы, когда драки на переменах и дерганье за косички в младших классах плавно переросли в провожания-обнимания в старших классах. С этой самой любовью их родители поначалу активно боролись, а потом плюнули и смирились. Ну, то есть не то чтобы смирились. Просто сочли, что у Димы, которого Наташины родители по сей день считали полудурком (ни профессии, ни нормальной работы, и вообще ни кола ни двора, а туда же – одна любовь на уме!), рано или поздно кончится любовный запал, а их Натаха найдет себе кого-то поприличнее. Ошиблись…
Жили возлюбленные в Питере, в Автово, в соседних домах, и планы дальнейшей совместной жизни у них тоже были давними. Вот только человек предполагает, а жизнь располагает.
Отличником в родной школе писавший довольно приличные (по мнению друзей-приятелей и знакомых девушек) стихи законченный романтик Дима не был, а его родители были простыми работягами без связей, считавшими, что сыну тоже стоит пойти по рабочей стезе, в какие-нибудь инженеры. Только особой тяги к железкам, сопромату и начертательной геометрии у него до обидного не наблюдалось, и в итоге Дима попытал счастья, сунувшись на филфак университета (а куда еще столь поэтической натуре податься?). Правда, как оказалось, там таких, как он, «лириков» хватало – конкурс, постные рожи экзаменаторов, которых больше интересовали не стихи, а даты очередных партийных съездов и прочая ерунда, вроде литературного наследия В.И. Ленина. Короче говоря, он не поступил, а когда его призвали в армию, решил использовать это время с максимальной, как он полагал, пользой. Правда, тут пришлось использовать влияние Наташкиного папаши, который то ли действительно помог, то ли просто мелко отомстил воздыхателю. Так или иначе, Дима оказался в морской пехоте Балтийского флота. Разумеется, он, как и многие, хотел в воздушный десант, но, как ему объяснил в военкомате толстый красномордый подполковник, ВДВ – не помойка и кого попало в эти чересчур разрекламированные войска не берут. А Дима, хоть и не был Гераклом, все-таки имел наглость полагать, что он себя тоже нашел отнюдь не на помойке и не в абортарии (хотя сержант Стеценко, регулярно заставлявший его драить очки в сортирах родной «учебки», усиленно, но, как оказалось, тщетно убеждал его в обратном).
А когда, уже после этой самой «учебки», Дима попал в Балтийск, оказалось, что Наташа уже служит в их бригаде на узле связи. Что творилось в голове у этой девушки, не смогли до конца понять даже родные отец и мать. Иначе с чего вполне успешно поступившая в Политех дочь вдруг, сдуру как с дубу, перевелась на заочное и, устроив папе скандал, собралась идти служить. Да не куда-нибудь, а на флот. Папа понял, что пороть ее уже поздно, и неохотно посодействовал любовному порыву упертого чада, определив дочь поближе к вероятному кандидату в зятья, в 336-ю бригаду связисткой.
В первый раз увидев Наташку в родной бригаде, Дима понял, что любовь все-таки есть и это страшная вещь, заставляющая людей порой делать странные и даже необъяснимые шаги. А еще он понял, что возлюбленная все-таки дожала своего сурового папулю. А он у нее был не хухры-мухры – контр-адмирал Семен Алексеевич Шевердяков был замначальника тыла ДКБФ. И единственную дочь любил, хоть иногда и весьма своеобразно.
Интересно, что на флоте Наташа сделала более удачную карьеру, чем Дима. Он-то был обычным стрелком, а она уже через год стала старшим сержантом и из просто связистки превратилась в серьезного спеца по части радиоэлектронной борьбы и радиоперехвата. Настолько серьезным, что ей даже предложили делать офицерскую карьеру в этой области, о чем она пока раздумывала. А Дима в это же время не поднялся выше младшего сержанта, хотя и был у отцов-командиров на хорошем счету. Ему тоже предлагали потом продолжить военную карьеру, но при этом его уговаривали пойти по стезе политработы (замполит, кстати говоря, и уговаривал), а Диме все, что связано с идеологией, поднадоело еще в школе. Поэтому особого интереса к этим уговорам он не проявил, тем более что армейская или флотская служба не сахар, что у солдат, что у политработников…
Единственная радость состояла в том, что они были рядом и часто виделись, а от дальних командировок, типа нудных боевых служб в Атлантике или Средиземном море, Диму миловал бог, а вернее всего – будущий тесть.
То есть миловал до недавнего времени. А сейчас – увы. Постоянная боевая готовность удручала, к тому же Диму нервировали разговоры о перемещениях родного подразделения. В последнюю неделю только и говорили, что о возможной переброске бригады в Польшу или ГДР, а вчера эти слухи получили подтверждение – тяжелую технику начали грузить на суда.
А раз так – расстаться они могли надолго и момент следующей встречи было очень трудно предугадать.
Хотя, по молодости лет, в неизбежность следующей встречи Диме охотно верилось, а вот перспектива большой войны его как раз не очень впечатляла.
– Ладно, давай прощаться, – сказал он, обнимая Наташку. – У меня через двадцать минут самоподготовка заканчивается, а потом сразу на построение. А ведь еще надо успеть добежать.
– Давай, – сказала Наташа, по глазам которой было видно, что расставаться она не хочет.
А надо…
– Ну, до свидания.
– До свидания, Димочка. И не бойся, если что, я тебя найду. По крайней мере в радиоэфире. Позывной узнаю…
– Твои бы слова, милая, да богу в уши.
– Береги себя.
– И ты.
На этом они поцеловались и разошлись.
Конопатый танкист с биноклем довольно лыбился в своем люке, поскольку этой лирической сценой он был вполне удовлетворен.
Глава 9. Война, где всегда тишина
– Как сегодня? – спросил мужчина, не оборачиваясь.
– Да как обычно, – ответила женщина, продолжая медленно раздеваться.
Мужчина встал и вдруг ни с того ни с сего включил стоявший на тумбе у книжных полок музыкальный центр «Nakamici», сразу же прибавив громкость. Раздевшаяся до нижнего белья женщина с некоторым удивлением уставилась на него. Мужчина явно поставил первую попавшуюся кассету – из динамиков звучал альбом «A Broken Frame» от «Depeshe Mod». А уж она-то точно знала, что поклонником этой группы он никогда не был.
– Ну вот что, – сказал мужчина, неожиданно и резко переходя с немецкого на русский, подходя к ней поближе. – Сегодня была отдана команда о возможном переходе к активным действиям.
Стягивавшая трусики женщина посмотрела на него как-то по-особенному, но это продолжалось ровно секунду, до того момента, когда она облачилась в короткий домашний халатик из щелка цветочной расцветки.
Эти двое были диверсантами-нелегалами ГРУ и жили здесь, в Ганновере, уже четвертый год, по мере возможности изображая семейную пару. Впрочем, публично демонстрировать супружеские отношения здесь требовалось нечасто, западные немцы, в большинстве своем, были людьми консервативными. По документам они были супругами Хейгабель, Фридрихом и Урсулой. Он числился автомехаником в одном местном автосервисе «Фольксвагена», она была сотрудником авиакомпании «Люфтганза» – пару лет отлетала стюардессой на ближневосточном направлении, а сейчас работала в здешнем представительстве этой компании. На самом деле их звали Иван Ермолин и Ольга Смыслова. Она – старший лейтенант, он – капитан, и были они специалистами весьма широкого профиля, как и все подобные им боевики в этой «конторе».
В спокойные недавние времена у подобных им «засланцев во вражеский стан» работы по основной специальности было не особо много – активные диверсии все-таки подразумевают какую-никакую войну. В основном, до сего момента, они содействовали местной советской и восточногерманской резидентуре, например в переправке через границу различных людей и грузов. Приходилось участвовать и в силовых акциях, но последних было не так уж и много, всего пара эпизодов за неполных четыре года, да и назвать их силовыми акциями, достойными офицеров ГРУ, ни у кого язык не поворачивался. Поскольку оба раза под видом несчастных случаев убирались «коллеги» – боевики из местных «красных бригад». Один, было дело, присвоил крупную сумму денег, а другой вдруг начал много болтать, ставя тем самым под угрозу деятельность своего куратора – сотрудника разведки ГДР. В итоге один был очень кстати сбит грузовиком, а машина второго качественно впечаталась в ограждение автобана – тормоза отказали, бывает…
Приходилось заниматься и агентурно-разведывательной деятельностью. Например, год назад московское руководство вдруг сильно озаботилось возможным размещением на границе ГДР и ФРГ ядерных фугасов. Советская и гэдээровская агентуры буквально рыли носом землю, но результат оказался разочаровывающим. Публикации о ядерных фугасах, проскочившие в западногерманской прессе, оказались «дезой», похоже, оплаченной местными «зелеными» и социал-демократами, – и тем и другим требовались лишние очки на предстоящих выборах. А в остальном вся эта идея, вполне вероятно, была «утечкой информации», спланированной американской разведкой, в том числе и в целях изучения общественного мнения на этот счет. Как выяснилось, правительство ФРГ санкции на размещение подобного оружия на своей территории вообще не давало и не обсуждало этот вопрос, командование бундесвера на все, что было связано с ядерным оружием, всегда реагировало крайне нервно, а если американцы и вели какие-то земляные и прочие работы, то это носило явно экспериментальный характер.
И вот сейчас, похоже, начиналось то, ради чего они тут, собственно, и торчали все это время.
– Когда и каким образом поступили ценные указания? – спросила Ольга-Урсула.
– Обычным порядком. Ко мне на работу зашел связной.
– Кто именно?
– Манфред.
– Н-да, тогда это действительно серьезно. Продолжай.
– После этого мне пришлось быстро уйти с работы и взять несколько дней отпуска за свой счет по семейным обстоятельствам. Я сразу же тебе в офис позвонил. Но там сказали, что тебя нет на месте.
– Все правильно. Я сегодня в аэропорту была, решала проблемы с дополнительными рейсами в период летних отпусков… Так когда все ожидается?
– Судя по всему, в ближайшие дни или даже часы.
– Вот даже как… Выходит, что – война?
– Все может быть.
– Что ты успел сделать?
– Ты не бойся, я уже обзвонил и свою и твою группу.
– Хорошо. Раз так – когда я со своими встречаюсь?
– Через три часа в кафешке у автостоянки на Гроноштрассе. Мы еще вполне успеем поужинать.
– Что сообщили по задачам?
– Манфред передал пакет. Чуть толще обычного. Вот задачи твоей группы. Интересно, что мосты и взлетные полосы предписывается беречь, а спецсредства, судя по всему, применять не собираются.
И он протянул напарнице пару листков.
Женщина с интересом их просмотрела и усмехнулась:
– Понятно. Все знакомо. Но если основная установка именно такая, значит, наши собираются наступать. Вооружаемся, надо полагать, по плану, из наших тайников?
– Да, а дальше, если все начнется всерьез, будем пользоваться арсеналами «коллег» и трофеями. Поскольку однозначно предписано оставаться в тылу противника как можно дольше. Ну а остальное тебе и так известно.
– Известно. Берем всех своих?
– Да, всех.
Вопрос был не праздный, поскольку русскими здесь были только они двое. Остальной личный состав их групп составляли местные ультралевые (как правило, лица с практически анархистскими убеждениями или адепты почти святого, по их понятиям, Че Гевары) либо эмигранты с Ближнего Востока (в основном палестинцы), большая часть из которых давным-давно была или завербована разведкой ГДР, или сотрудничала с ней. Кое-кто имел опыт городской партизанской войны на Ближнем Востоке. Собственно, побывали в Бейруте и лжесупруги Хейгабель (под видом летнего отпуска в Греции), тоже получив там неоценимый опыт. Публика в группах была специфическая, местами довольно мутная, но им можно было доверять, поскольку все они давно и осознанно сделали свой выбор и сейчас жили в основном на нелегальном положении, по чужим документам. И дело свое они знали хорошо – круче них в Европе сейчас, наверное, были только ирландцы из ИРА – те ребятишки, что подсовывали англичанам бомбы в Ольстере…
Дальнейшее фальшивые муж и жена делали уже практически автоматически. Ольга-Урсула сделала звонок своему начальству и, сказавшись больной, отпросилась на ближайшие 2–3 дня. Потом они наскоро поужинали.
А через два часа лжесупруги Хейгабели вышли из дома, разными путями (он через парадный выход, она – через располагавшийся под домом подземный гараж), одетыми не броско, по-походному (джинсы-кроссовки-майки), и отягощенными вместительными спортивными сумками. В сумках были стволы, кое-какие документы и вся хранившаяся у них в квартире наличность. Они разошлись в разные стороны, чтобы очень скоро встретиться вновь, но уже в составе полнокровных диверсионных групп.
До поры до времени рассчитывая на лучшее, они не могли знать, что до начала боевых действий остаются считаные часы…
Глава 10. Те, кто на другой стороне-4