— Ах, мистер Деннисон! — покраснела она.
Я по-отечески добродушно улыбнулся.
Тут в дверях появился молодой человек в форме матроса торгового флота. Я не сразу узнал в нем Филипа, хотя смотрел в упор. Из-за спины его показались Ал и Райко.
Они подошли, и мы обменялись приветствиями. Официант сдвинул вместе два столика, чтобы все могли разместиться.
— Завтра мы отчаливаем, Деннисон, — объявил Филип. — Может, больше и не увидимся.
— Да, я уже слышал.
Ал многозначительно взглянул на меня.
— Они собираются сбежать с корабля во Франции.
Я удивленно поднял брови.
— Чем вы собираетесь там заниматься? Филип пустился в объяснения:
— К тому времени союзники возьмут Париж, и война скорее всего закончится. Мы выдадим себя за французов. Я не очень хорошо говорю по-французски, поэтому прикинусь идиотом-крестьянином, а все переговоры будет вести Майк. Поедем на повозке, запряженной волами, ночевать будем на сеновале. Доберемся до Латинского квартала…
Послушав немного, я прервал его:
— А что вы будете есть? Там все по карточкам.
— Мы скажем, что потеряли карточки. Объясним, что мы беженцы, бывшие узники концлагеря.
— И кто все это объяснит?
— Я же говорю, Райко. Он наполовину француз. А я буду глухонемой.
Я с сомнением взглянул на Райко. Тот кивнул:
— Все правильно. Французский я знаю от матери, и по-фински тоже говорю.
— Ладно, делайте что хотите, мне-то что.
— По-моему, дурацкая затея, — заметил Ал.
— Осторожность — добродетель, не свойственная молодежи, — улыбнулся я. — Вообще, если подумать, ничего страшного в этом нет. — Ал бросил на меня уничтожающий взгляд, проигнорировав который, я мечтательно произнес: — Ах Франция… Передайте ей от меня привет, когда доберетесь — если доберетесь.
Официант начал подносить еду. Сначала креветки, затем горячий суп. Одновременно с супом появились коктейли. Так всегда бывает, и в результате либо суп стынет, пока пьешь коктейль, либо вкус коктейля теряется на фоне супа.
Ужин подошел к концу. Хелен заявила, что едет домой, в Квинс. Ал дал мне четыре доллара — очевидно, желая оплатить все, что съели они с Райко и Филипом, — но я был рад получить хотя бы столько.
Мы вышли, обсуждая, что будем делать. Ал предложил:
— Может, навестим Конни?
— Кто это? — спросил Филип.
— Девушка, которая работает в «Пикчерс магазин». Помнишь, я рассказывал, как был с ней на крыше две недели назад?
— Ладно, пойдем.
— Только она переехала, — сказал Ал, — а нового адреса у меня нет, потерял, кажется… Надо узнать у Агнес или у кого-нибудь еще.
Я пожал плечами.
— Стало быть, не пойдем.
— Стало быть, нет, — согласился Ал. Мимо шел черноволосый мальчик лет двенадцати.
— Привет, Гарри, — кивнул ему Ал.
— Привет, Ал.
У кафе «Цыганка Мари» играли в крепе по-крупному, на кону стояли сотни баксов. Мы остановились посмотреть. Толстый неопрятный тип с огромной сигарой во рту поставил пять долларов, взял кости и выбросил десятку. Вокруг толпились игроки, держа деньги в руках или прижимая купюры носком ботинка к земле, чтобы не унесло ветром. Они тут же принялись делать ставки на банкомета и заключать пари друг с другом: «четыре к двум против», «пять против, одиннадцать», «два против, тройка» и так далее. Банкомет набрал ставок долларов на тридцать, все два к одному, выбросил десятку и стал собирать деньги со всех сторон, выхватывая из протянутых рук и вытаскивая из-под ног. Его сменили, и сразу выпала семерка. Потом он повторил дубль, два раза выбросив десятку. Игроки были напряжены, глаза у них так и горели. Кости снова покатились по доске. Девятка. Проигравшие принялись наращивать ставки: «шесть к четырем против», «десять против, тройка», «пять на выигрыш». Все сосредоточились на игре, никаких посторонних разговоров не было слышно.
Нам надоело, и мы двинулись дальше.
— Пойдемте к Мэри Энн, — предложил Ал. — Она прелесть, только муж у нее урод, и выпить никогда не предложат.
— Тогда зайдем выпить к Джорджу, — сказал Филип.
Я покрутил носом.
— А может, к Бетти Лу?
— Отлично, давайте.
Мы развернулись и двинулись к Бетти Лу. Мы с Алом немного отстали. По дороге Филип подпрыгнул и сорвал ветку с дерева. Ал взглянул на меня.
— Он просто чудо, правда?
Бетти Лу жила в полуподвале. Приехала она с юга, занималась христианской наукой и работала на радио, искренне веря в его великую образовательную миссию. Если ей верить, после войны наука с культурой так и польются на нас потоком из радиоприемников — лекции университетских профессоров по всем предметам запишут на пленку и будут передавать круглые сутки. Я сказал, что на мой взгляд это ужасно, за что был назван «отвратительным циником».
У Бетти Лу уже сидел гость, коротышка из Бруклина, смахивавший на таксиста. Несмотря на жару он был в двубортном костюме с ярким галстуком и вел себя чрезвычайно галантно. С собой он принес бутылку калифорнийского бургундского и холодный ростбиф в нарезке. Филип рассеянно поздоровался и тут же принялся уминать ростбиф, запивая вином. Ал не отставал, пристроившись рядом. На гостя из Бруклина они больше внимания не обращали.
Мы с Райко тоже уселись. Я угрюмо молчал. Филип, не забывая о ростбифе, зашарил по книжным полкам, перелистывая страницы жирными пальцами. Внутренне сжавшись, я стал задавать Бетти Лу вопросы о радио.
Вскоре коротышка из Бруклина собрался уходить. Он обменялся рукопожатиями со мной и Райко, потом нерешительно взглянул в сторону остальных. Филип перебирал стопку грампластинок, Ал сидел на полу, скрестив ноги, й смотрел на бруклинца.
— К сожалению, мне пора, — сказал коротышка.
Бетти Лу проводила его до двери и пригласила заходить еще.
Филип с Алом возились с патефоном. Наконец, он заработал, и они поставили музыку из «Лебединого озера».
Вдруг из кухни выбежала большая бурая крыса. Она застыла в нерешительности посреди комнаты, потом пискнула и кинулась в ванную.
— Господи! — воскликнула Бетти Лу. — Опять эта крыса.
Она взяла на кухне печенье, намазала его фосфорной пастой, потом раскрошила и разбросала кусочки по углам. Ерунда все это, крысы чуют фосфор, а кроме того, в полу столько дыр, что сюда могут пробраться крысы со всего Нью-Йорка.
Через некоторое время пришла девушка и с ней двое мужчин. От нечего делать я стал болтать с одним из них — о том, какая гадость кубинский джин и о высоких ценах на спиртное. Он заявил, что всему предпочитает скотч, а я высказался в пользу коньяка, которого, впрочем, теперь не достать.
— Да нет, в принципе можно, — возразил он.
— Нуда, по доллару за глоток. — Вздохнув, я объяснил, что настоящий коньяк бывает только французский, произведенный в городе, который так и называется. — Никакое бренди не имеет с ним ничего общего.
Подумав, он согласился.
— Калифорнийское бренди никуда не годится.
— Испанское тоже, — добавил я.
— Да и вообще, бренди — дрянь, — заключил он.
Наступило долгое молчание. Извинившись, я вышел в туалет и прислонился там к стенке, осматриваясь, нет ли крыс.
Когда я вернулся, Ал с Филипом вызвались сбегать за бутылкой рома, взяв деньги у новых гостей. Чтобы избежать нудной беседы, я сел возле патефона и начал ставить пластинки. Бетти Лу вовсю болтала с Райко — похоже, он ей здорово понравился.
Наши друзья вскоре явились, притащив с собой двух французских матросов, которых подцепили у Джорджа. Все тут же залопотали на скверном французском — кроме матросов, которые лопотали на скверном английском, стараясь объяснить, что вообще-то они порядочные люди и с кем попало не знакомятся, а остальные их успокаивали, что, мол, беспокоиться не о чем.
В конце концов все разошлись. Филип заявил, что голоден, и мы отправились в «Райкерс» на Седьмую авеню. Проходя мимо автобусной остановки, он вдруг ударил по табличке — так, что та закачалась взад-вперед. Ал, недолго думая, разбежался и пнул деревянный стенд для газет возле греческой кондитерской. Стенд упал, хозяин тут же выскочил, и Алу пришлось разориться на доллар.
Позже, сидя за стойкой в «Райкерс» и поедая яичницу, Райко сообщил мне, что Бетти Лу возненавидела Филипа с первого взгляда. «В нем чувствуется что-то нездоровое, — сказала она. — Он пахнет смертью».
Я покачал головой.
— Сильно сказано.
Когда мы вышли из «Райкерс», Филип показал мне доллар и похвастался, что стащил его у Бетти Лу из сумочки.
8 — Майк Райко
Среда выдалась на славу — один из тех ясных и прохладных июньских дней, когда все вокруг голубое, розовое и кирпично-красное. Я высунул голову из окна спальни Джейни и огляделся. Было уже одиннадцать, но воздух оставался свежим и прозрачным, как ранним утром.
Джейни все еще дулась на нас с Филом, что мы поздно вчера притащились, и завтрак готовить не встала, а Барбара ночевала дома, в Манхассете.
Мы снова пошли в Юнион-Холл и на углу Семнадцатой наткнулись на Рэмси Аллена. Он сидел и ждал нас на ступеньках, улыбаясь во весь рот.
На щите объявлений оказалась целая куча новых вакансий. Я тут же стал обходить кабинеты, требуя исправить мне категорию.
— С карточкой должника на корабль устроиться невозможно, — пожаловался я чиновнику, — а мне нужно срочно заработать.
— Ничего не могу поделать, — отвечал он сухо.
Я вернулся в зал. Фил сидел на стуле и читал «Европу» Роберта Бриффо. Аллен сидел рядом и смотрел на него.
Услышав о моей неудаче, Аллен сказал, что здесь работает его знакомая девчонка из Гринвич-Виллидж.
— Попробую договориться, — обещал он и пошел наверх.
Четверть часа спустя он вернулся и сказал, что пригласил знакомую пообедать.
— А чем ты будешь платить за обед? — поинтересовался Фил.
Аллен заявил, что через полчаса деньги будут, и снова исчез.
Я с недоумением почесал затылок.
— Послушай, с какой стати он так для нас старается?
— Надеется, что я разрешу ему идти со мной в плавание, — объяснил Фил.
Ближе к часу Рэмси Аллен принес пять долларов — занял у кого-то в Гринвич-Виллидж. Он поднялся наверх и вернулся с девушкой из профсоюза. Было видно, что она по уши влюблена и готова сделать для него что угодно.
Обедать мы пошли в испанский ресторанчик на Восьмой авеню. Девушка сказала, что бывает здесь каждый день и вообще это мировое местечко. Потом спросила, какая у меня проблема.
— Понимаете, я подхватил грипп, и это выбило меня из колеи, — объяснил я. — Потому и взносы задержал, и на берегу просидел дольше, чем положено.
— А вы им об этом сказали?
— Нет, я не думал, что это на них подействует.
— Конечно, подействует, — воскликнула она, — хоть и всего две недели, а болезнь.
Я подлизывался как мог: спрашивал, знает ли она такого-то в Гринвич-Виллидж, встречалась ли с таким-то, стараясь припомнить всех своих старых дружков с левыми взглядами. Некоторые имена оказались ей знакомы. Я нажал еще, поведав о своей коммунистической деятельности в Пенсильвании, и как меня арестовали в парке Бостон-Коммон за агитацию.
Ее это впечатлило, она решила что я — один из своих.
Потом Аллен начал травить анекдоты, и обед превратился в маленькую вечеринку, только Фил чуть все не испортил, когда расхохотался, услышав рассуждения нашей новой знакомой о «простых людях».
Ал назначил ей свидание через неделю, и дело было в шляпе. Вытерев рот бумажной салфеткой, девушка сказала:
— Думаю, Майк, мне удастся что-нибудь придумать насчет вашей карточки.
Вернувшись в Юнион-Холл, она пошла звонить знакомым, а нам велела подождать снаружи:
— К трем часам все выяснится.
Мы заказали пива в «Якоре», и как только Фил отлучился в туалет, Аллен начал:
— Стало быть, Майк, вы едете во Францию? Мне бы тоже очень хотелось.
— А почему бы и нет?
— Филу это вряд ли понравится. Он что-нибудь говорил?
— Нет, ничего. Сам-то я не против, чем больше компания, тем веселее, да и в пешем походе легче придется.
— Вот именно, — оживился он. — Втроем гораздо легче. Вы оба молодые и непрактичные, не сумеете раздобыть деньги и еду.
— Да, пожалуй, — кивнул я. — Чего доброго, с голоду помрем.
— Не исключено… Майк, может, убедишь Фила, пусть разрешит мне ехать с вами, а?
— Ну… сам я, как уже сказал, не против… Пожалуй, мне с ним поговорить не мешает.
— Скажешь ему про еду и деньги?
— Да, конечно.
— Очень тебя прошу, Майк.
— Сделано.
Он хлопнул меня по плечу и заказал еще по пиву.
Фил вернулся, и они снова принялись обсуждать его Новое видение. Он все беспокоился, что оно недостижимо, потому что человек обладает ограниченным числом органов чувств.
Аллен слушал и глубокомысленно кивал.
— Очень интересно, — сказал он. — У Йейтса и в каббале на эту тему существует масса оккультистских соображений.
— Рембо считал себя богом, — заметил Фил. — Может быть, это и есть главное условие. Согласно каббале человек всего лишь на шаг отстоит от растительной жизни, так, что между ним и Богом остается туманная завеса. Однако если допустить, что он приподнимет эту завесу, рассеет ее, словно солнечным светом, что он тогда увидит и узнает?
— Пожалуй, что-то в этом есть, — задумчиво произнес Аллен, — хотя Рембо в конце концов потерпел поражение.
Фил сжал кулаки.
— Да, конечно, и я знаю почему… хотя не уверен, что смогу четко объяснить.
— А ты попробуй, — тихо сказал Аллен, слегка нахмурившись.
Но Фил лишь отмахнулся и попросил еще пива.
К трем часам мы вернулись в Юнион-Холл. Я позвонил нашей знакомой, и она сказала, к кому зайти. Я поблагодарил ее за помощь и передал трубку Аллену, который принялся весело болтать.
Служащая профсоюза, к которой я обратился, сказала, что узнала от сестры о моей проблеме и ввиду особых обстоятельств выпишет мне новую регистрационную карточку. Пока она это делала, я незаметно сунул в карман еще несколько незаполненных, на всякий случай.
Вниз я спустился с добрыми вестями. Мы стояли в толпе моряков и смотрели на щит объявлений.
— Теперь у нас будет корабль, — сказал Фил.
— Не сегодня, так завтра, — кивнул я и показал Аллену бланки, которые стащил в канцелярии.
Он проворно выхватил их и сунул в карман, пока не заметил Фил. Потом многозначительно взглянул на меня и сказал, что ему пора бежать, мол, нашел малярную работу на Пятьдесят второй улице, и его там ждут. Мы с Филом сели на стулья и стали ждать вакансий.
В половине четвертого объявили, что требуются палубные матросы. Я подал свою новую карточку и со мной четверо других первого класса… и чуть не запрыгал от радости, потому что меня взяли. Весь сияя, Фил дал мне прикурить, рука его дрожала.
Когда огласили заявку на матросов второго класса, он подал свою карточку. Желающих нашелся еще десяток, и диспетчер принялся тасовать карточки, сортируя их по стажу.
Один из претендентов, тощий прыщавый юнец лет семнадцати с лицом кретина, ошивался возле окошка с самого утра, но его карточку неизменно выкидывали обратно. Я взглянул на нее и увидел штамп должника, как на моей старой. Он даже не знал, что нужно идти к окошку с горящими вакансиями, и принимал отказ за отказом все с той же идиотской улыбкой. Я пожалел его и объяснил, куда идти. Всем было наплевать на парня, даже диспетчеру.
Карточку Фила тоже выбросили, но его обошли по стажу всего на несколько часов.
— Ничего, подождем, — сказал я, и мы вернулись на свои стулья.
Вскоре главный диспетчер объявил в микрофон: «Одна вакансия первого класса вернулась». Это оказалась моя карточка. Меня все-таки не взяли.
— Значит, завтра. Встанем как можно раньше.
Я стал думать о Рэмси Аллене и его профсоюзной знакомой, потом взглянул на Фила, который вновь углубился в свою книжку.
— Ал настоящий гений, — начал я, — с ним можно в огонь и воду. — Фил молча поднял голову от книги. Решив покончить с этим делом, я продолжал: — Почему бы нам не взять его с собой? Он только об этом и мечтает.
Фил мучительно скривился.