- Так не годится, сэр. Я не могу этого допустить.
Незнакомец злобно посмотрел на жену из-за плеча боксера.
- Так это все в отместку за дорогого Джорджа! - горько усмехнулся ом. - Но и бедный Джордж со своим сломанным носом, видимо, уже получил отставку. Ты что, перешла на боксеров? Путаешься со спортсменом?
- Лжец! - воскликнула женщина.
- А, сударыня, задело? Ну что ж, вот вы вдвоем и предстанете перед судом за браконьерство и физическое насилие. Какая будет картина, бог мой, какая картина!
- Ты не сделаешь этого, Джон!
- Не сделаю?! Подождите здесь минуты три, и вы увидите, сделаю или нет.
Он сорвал с дерева свою одежду и, все еще пошатываясь, побежал через поле, свистком созывая своих людей.
- Живо! Живо! - крикнула дама Спрингу. - Нельзя терять на минуты! Бледная и дрожащая, она задыхалась от волнения. - Он поднимет на ноги всю округу. Это будет ужасно... Ужасно!
Женщина побежала по узкой извилистой тропинке, и Спринг, одеваясь на ходу, бросился за ней. По полю, справа от них уже спешил на свисток вооруженный лесник. Два батрака, метавшие сено, прекратили работу и, не выпуская вил, оглядывались по сторонам. Но дорога оставалась пока безлюдной, а фаэтон поджидал их. Лошадь мирно пощипывала траву у обочины, на высоких козлах дремал кучер. Дама быстро вскочила в коляску и знаком подозвала Спринга.
- Вот ваши пятьдесят фунтов, - сказала она, передавая ему завернутые в бумагу деньги. - Вы идиот, что не воспользовались случаем и не превратили их в сотню. Мы с вами в расчете.
- Но куда же мне идти? - спросил боксер, растерянно всматриваясь в разбегавшиеся во все стороны тропинки. - Куда мне идти?
- К дьяволу! - крикнула женщина. - Гони, Джонсон!
Фаэтон сорвался с места и исчез за поворотом дороги. Том Спринг остался один.
Со всех сторон неслись крики и свистки. Он понимал, что теперь, когда даме удалось избавиться от неприятной перспективы разделить с ним его судьбу, ей совершенно безразлично, попадет он в беду или нет. Собственно, и сам Том Спринг начал испытывать безразличие ко всему. Он был до смерти утомлен, от падений и ударов у него болела голова, к тому же его глодала обида. Он медленно побрел по дороге, не имея ни малейшего представления о том, где надо свернуть на Танбридж-Уэлс. В отдалении послышался лай собак, и он понял, что их пускают по его следу. Убежать от них нельзя, и Том решил, что с таким же успехом может подождать собак и здесь. Он вырвал из изгороди кол потяжелее и, крайне обозленный, угрюмо присел в ожидании того, что ему предстояло.
Но первым появился не враг, а друг. Из-за поворота дороги вылетела двуколка с впряженным в нее резвым рыжим коньком. Двуколкой правил румяный владелец гостиницы "Королевский дуб". Он бешено размахивал кнутом и поминутно оглядывался назад.
- Прыгайте ко мне, мистер Спринг, прыгайте! - крикнул он, натягивая вожжи. - И люди и собаки... Сейчас они будут здесь... Садитесь скорее! Пошел, Рыжик!
Больше он не проронил ни слова, пока они буквально не пролетели, словно на скачках, две мили и не оказались в безопасности на Брайтонской дороге. Только здесь он бросил вожжи на спину коня и толстой ручищей хлопнул Тома Спринга по плечу.
- Великолепно! - воскликнул он. Его большое красное лицо сияло от восторга. - Боже мой, как это было прекрасно!
- Что? - удивился Спринг. - Вы видели бой?
- С начала до конца! Клянусь честью! И подумать только, что я дожил до счастья стать одним-единственным зрителем такого матча! О, это было замечательно! - кричал он в бурном восторге. - Видеть, как его милость упал, словно бык от удара в затылок, а ее милость, сидя за кустами, хлопала в ладоши! Я предчувствовал, что предстоит что-то интересное, и следил за вами всю дорогу. Когда вы остановились, я привязал Рыжика к дереву в рощице и через лес прокрался за вами. И хорошо, что так сделал, потому что сейчас вся округа поднята на ноги.
Спринг в крайнем изумлении бессмысленно глазел на своего спутника.
- Его милость! - наконец выдохнул он.
- Именно, мой мальчик, лорд Фолкэнбридж, вице-губернатор, председатель суда графства, пэр королевства - вот кто ваш противник.
- Боже милосердный!
- А вы не знали? Пожалуй, это к лучшему. А то вы быть может, и не отколотили бы его так основательно. Но имейте в виду, если бы вы не победили его, то уж он отделал бы вас как следует! В нашем графстве нет человека, способного выстоять против него. Браконьеров и цыган он избивает по двое, по трое сразу. Его тут все боятся. Но вы отдули его за милую душу. О дружище, это было прекрасное зрелище!
Но Спринг, слишком ошеломленный услышанным, не отвечал. Лишь после того, как он оказался под гостеприимным кровом гостиницы, умылся и плотно поел, он пригласил к себе мистера Кордери. Том рассказал ему о событиях, которые предшествовали этому необыкновенному приключению, и попросил хозяина гостиницы объяснить ему, что все это может значить Кордери внимательно выслушал гостя, то и дело тихонько посмеиваясь. Потом он вышел из комнаты и тут же вернулся с истрепанной газетой и разгладил ее на коленях.
- Это "Пентайльский вестник", мистер Спринг, - другую такую сплетницу, как эта газетка, не скоро найдешь. Если они пронюхают про сегодняшнее дело, то уж не упустят случая как следует его преподнести. Однако мы с вами никому не скажем! Ее милость вряд ли станет болтать, да и его милость, думается, тоже попридержит язык, хотя он во гневе и устроил за вами погоню. Вот, мистер Спринг, послушайте. Я прочитаю, а вы курите свою трубку. Это номер за июль прошлого года, а говорится тут следующее:
"ПОТАСОВКА В ВЫСШЕМ ОБЩЕСТВЕ
Теперь уже не секрет, что разногласия, уже сколько лет существовавшие между лордом Ф. и его очаровательной супругой, в последние дни достигли апогея. Чрезмерное увлечение его милости спортом, а также внимание, которое он, как говорят, уделял живущей у него в доме особе низкого звания, давно уже вызывали недовольство леди Ф.
Последнее время она искала утешения в дружбе с неким джентльменом назовем его сэром Джорджем У...ном. Сэр Джордж, известный дамский угодник и прекрасно сложенный молодой человек, с удовольствием взялся утешать прелестную страдалицу. Однако результат оказался весьма печальным как для чувств ее милости, так и для красоты джентльмена. Лорд Ф. с группой слуг захватил парочку врасплох во время свидания недалеко от своего особняка. Несмотря на протесты дамы, лорд Ф. пустил в ход свою силу и умение и постарался наказать несчастного Лотарио так, чтобы, как он выразился на прощание, сэр Джордж не мог уже более пленять женщин своей внешностью. Леди Ф. покинула его милость и уехала в Лондон, где, несомненно, ухаживает сейчас за своим обезображенным Аполлоном. Есть все основания предполагать, что дело закончится дуэлью, хотя ко времени сдачи номера в печать мы еще не располагали точными сведениями".
Владелец гостиницы отложил газету.
- Вы удостоились чести попасть в высшее общество, мистер Томас Спринг! сказал он.
Боксер провел рукой по своему избитому лицу.
- Знаете, мистер Кордери, - сказал он, - меня вполне устраивает и низшее общество.
Конан-Дойль Артур
Нашествие гуннов
Артур Конан Дойль
Нашествие гуннов
Рассказ
Перевод С.Маркиша
В пятый том "Сочинений" вошли роман "Белый отряд", который переносит читателя в далекую эпоху второй половины XIV века, когда две сильнейшие в то время европейские монархии, Англия и Франция, вели жестокую войну, вошедшую в историю под названием Столетней, а также рассказы "Сквозь пелену", "Нашествие гуннов", "Состязание".
В середине четвертого века состояние христианской религии было возмутительно и позорно. В бедах кроткая, смиренная и долготерпеливая, она сделалась, познав успех, самонадеянной, агрессивной и безрассудной. Язычество еще не умерло, но быстро угасало, находя самых надежных приверженцев либо среди консервативной знати из лучших родов, либо среди темных деревенских жителей, которые и дали умирающей вере ее имя*. Меж двумя этими крайностями заключалось громадное большинство рассудительных людей, обратившихся от многобожия к единобожию и навсегда отвергших верования предков. Но вместе с пороками политеизма они расстались и с его достоинствами, среди которых особенно приметны были терпимость и благодушие религиозного чувства. Пламенное рвение христиан побуждало их исследовать и строго определять каждое понятие в своем богословии; а поскольку центральной власти, которая могла бы проверить такие определения, у них не было, сотни враждующих ересей не замедлили появиться на свет, и та же самая пламенная верность собственным убеждениям заставляла более сильные партии раскольников навязывать свои взгляды более слабым, повергая Восточный мир в смуту и раздор.
______________
* "Язычник" - по-латыни paganus. Первоначальное значение этого слова "мужик", "деревенщина".
Центрами богословской войны были Александрия, Антиохия и Константинополь. Весь север Африки тоже был истерзан борьбою: здесь главным врагом были донатисты, которые охраняли свой раскол железными цепами и боевым кличем "Хвалите Господа!". Но мелкие местные распри канули в небытие, когда вспыхнул великий спор между католиками и арианами, спор, рассекший надвое каждую деревню, каждый дом - от хижины до дворца. Соперничающие учения о гомоусии и гомиоусии*, содержавшие в себе метафизические различия настолько тонкие, что их едва можно было обнаружить, поднимали епископа на епископа и общину на общину Чернила богословов и кровь фанатиков лились рекою с обеих сторон, и кроткие последователи Христа с ужасом убеждались, что их вера в ответе за такой разгул кровавого буйства, какой еще никогда не осквернял религиозную историю мира. Многие из них, веровавшие особенно искренне, были потрясены до глубины души и бежали в Ливийскую пустыню или в безлюдье Понта, чтобы там, в самоотречении и молитвах ждать, Второго пришествия, уже совсем близкого, как тогда казалось. Но и в пустынях звучали отголоски дальней борьбы, и отшельники из своих логовищ метали яростные взоры на проходивших мимо странников, которые могли быть заражены учением Афанасия или Ария.
______________
* Единосущие и подобосущие (греч.). Ариане утверждали, что бог-сын в Троице всего лишь подобен богу-отцу, их противники, - что отец в сын одинаковы по самой своей сущности.
Одним из таких отшельников был Симон Мела, о котором пойдет наш рассказ. Католик, верный догмату Святой Троицы, он был возмущен крайностями в гонениях на ариан, крайностями, сопоставимыми лишь с теми зверствами, какие в дни своего торжества чинили ариане, мстя за свои обиды братьям во Христе. Устав от нескончаемых раздоров, уверенный, что конец света действительно вот-вот наступит, Симон Мела бросил свой дом в Константинополе и в поисках тихого прибежища добрался до готских поселений в задунайской Дакии. Продолжив путь на северо-восток, он пересек реку, которую мы теперь называем Днестром, и тут, найдя скалистый холм, возвышавшийся над безграничною равниной, устроил себе келью подле вершины, чтобы окончить свои дни в самоотречении и размышлениях. В речных струях играла рыба, земля изобиловала дичью, и дикие плоды усыпали деревья, так что духовные упражнения отшельника не слишком часто и не слишком надолго прерывались поисками пищи телесной.
В этом отдаленном убежище он рассчитывал обрести полное уединение, но надежда его оказалась тщетной. Примерно через неделю после прибытия греховное мирское любопытство овладело Симоном Мелой, и он пустился осматривать склоны высокого скалистого холма, который его приютил. Пробираясь к расщелине, прикрытой ветвями оливковых и миртовых деревьев, он вдруг наткнулся на пещеру, в устье которой сидел старец, седобородый, седовласый и ветхий - такой же отшельник, как он сам. Столь долгие годы он прожил в одиночестве, что человеческая речь почти совсем изгладилась из его памяти; но в конце концов слова потекли свободнее, и он смог сообщить, что зовут его Павел из Никополя, что он грек и тоже удалился в пустыню ради спасения души, убегая от еретической скверны и заразы.
- Вот уж не думал, брат Симон, - сказал он, - что встречу еще кого-то, кто в тех же святых исканиях забредет так же далеко. За все эти годы, а их было так много, что я и счет потерял, я ни разу не видел человека, кроме одного или двух пастухов там вдали, на равнине.
Широкая степь, блиставшая под солнцем свежею зеленью травы и колыхавшаяся под ветром, тянулась от их холма к восточному горизонту ровно и непрерывно, как море. Симон Мела пристально поглядел вдаль.
- Скажи мне, брат Павел, - спросил он, - ведь ты живешь здесь так долго, - что лежит по другую сторону этой равнины?
Старик покачал головой.
- У этой равнины нет другой стороны, - отвечал он. - Здесь край света, и она уходит в бесконечность. Все эти годы я провел подле нее, но ни разу не видел, чтобы кто-нибудь ее пересек. Ясное дело, если бы другая сторона существовала, в один прекрасный день непременно появился бы путник оттуда. За большой рекой стоит римская крепостца Тир, но до нее целый день пути, и римляне никогда не прерывали моих размышлений.
- О чем же ты размышляешь, брат Павел?
- Сперва я размышлял о многих священных тайнах, но вот уже двадцать лет, как я постоянно сосредоточен мыслью на одном - на природе Логоса. А что думаешь ты об этом наиважнейшем предмете, брат Симон?
- Тут не может быть двух мнений, - отвечал с уверенностью младший отшельник. - Логос - это, конечно, не что иное, как имя, которым святой апостол Иоанн обозначает божество.
Старый отшельник испустил хриплый вопль ярости, его темное, иссохшее лицо бешено исказилось. Схватив громадную дубину, которую он припас, чтобы отбиваться от волков, старик замахнулся на своего собеседника.
- Вон отсюда! Вон из моей кельи! - закричал он. - Неужели я для того прожил на этом месте так долго, чтобы увидеть, как его испоганит гнусный приспешник негодяя Афанасия? Проклятый идолопоклонник, запомни раз и навсегда, что Логос есть лишь эманация божества и ни в коем случае не равен ему - ни сущностью, ни вечностью! Убирайся вон, тебе говорят, или я расшибу твою дурацкую башку вдребезги!
Взывать к рассудку взбешенного арианина было бесполезно, и Симон удалился в скорби и изумлении от того, что даже здесь, на самой дальней оконечности ведомого человеку мира, уединенный покой пустыни разбит и разрушен духом религиозной борьбы. Понурив голову, с тяжестью на сердце спустился он в долину, и снова поднялся к своей келье близ макушки холма, и по дороге дал себе слово никогда больше не видеться с соседом-арианином.
Год прожил Симон Мела в уединении и молитве. Не было никаких оснований ждать, что кто-нибудь или когда-нибудь явится в эту крайнюю точку обитаемой вселенной. И все-таки однажды молодой римский офицер Гай Красс приехал из Тира, проведя целый день в седле, и взобрался на холм к анахорету, чтобы с ним поговорить. Он происходил из всаднической семьи и все еще держался старых верований. С интересом и удивлением, но в то же время и с некоторой брезгливостью разглядывал он аскетическое устройство убогого жилища.
- Кому вы угождаете такою жизнью? - спросил он.
- Мы свидетельствуем, что дух наш выше плоти, - отвечал Симон. - Если мы бедствуем в этом мире, то верим, что пожнем плоды в мире будущем.
Центурион пожал плечами.
- Среди наших есть философы - стоики и другие, - которые рассуждают так же. Когда я служил в герульской* когорте Четвертого легиона, мы стояли в самом Риме, и я часто встречался с христианами, но не смог услышать от них ничего такого, чего бы уже не знал раньше - от собственного отца, которого вы в своей заносчивости назвали бы язычником. Да, правда, мы при знаем многих богов, но уже давно никто не принимает этого буквально и всерьез. А наши представления о до блести, долге и достойной жизни те же, что у вас.
______________
* Герулы - кочевое германское племя; герульские воины часто служили наемниками и у своих сородичей-германцев и у римлян.
Симон Мела покачал головой.
- Если у вас нет священных книг, - возразил он, - чем же вы руководитесь на путях к жизни?
- Если ты прочитаешь наших философов, и прежде всего божественного Платона, ты убедишься, что есть и иные вожатаи, способные привести к той же цели. Не попадалась ли тебе случайно книга нашего императора Марка Авралия? Разве не открываешь ты в ней все добродетели, какие только могут быть у человека, - а ведь он ничего не знал о вашей вере. А задумывался ты когда-либо над словами и делами нашего умершего императора Юлиана - я ходил под его командою в свой первый поход, против персов? Можешь ли ты указать мне человека более совершенного?