Это безумие повторяется снова и снова, но никто его, кажется, не замечает. В главном зале играют круглые сутки напролет, и цирк никогда не заканчивается. А на всех верхних ярусах, клиентов завлекают самыми нелепыми ярмарочными аттракционами. Сбей выстрелом из ружья накладки с сосков у огромной лесбиянки и получишь козла из сахарной ваты. Встань напротив этой фантастической машины, друг мой, и всего за 99 центов твое изображение высотой в шестьдесят метров появится на экране над центром Лас-Вегаса. Еще девяносто девять центов — и можешь что-нибудь сказать. «Говори что хочешь, приятель. Тебя услышат, не волнуйся. Главное, что ты будешь ростом в шестьдесят метров».
Вот это да. Я представил себе, как лежу в полудреме на кровати в гостинице, гляжу в окно, и вдруг в полночном небе появляется злобная шестидесятиметровая фашистская пьянь и орет на всю округу: «Вудсток?ber Alles!»
Занавесим сегодня на ночь окна. От такого зрелища наркоман может запрыгать по комнате словно пинг-понговый шарик. И так хватает галлюцинаций. Но со временем ты привыкаешь не обращать внимание на своих мертвых бабушек, ползущих у тебя по ноге с ножом в зубах. Всякий любитель кислоты способен справиться с такими вещами.
Но когда любое чучело с долларом и девяносто восемью центами в кармане может зайти в «Цирк-цирк» и внезапно появиться в небе над центром Лас-Вегаса ростом в двенадцать раз выше Бога и прокричать все, что ему взбредет в голову — выдержать такой трип никому не под силу. Нет, этот город не для психоделиков. Здесь слишком кривая реальность.
Хороший мескалин вставляет не сразу. Первый час проходит в ожидании, еще через полчаса начинаешь проклинать ту сволочь, которая тебя кинула, потому что ничего не происходит … а потом БАЦ! Адская острота ощущений, странное свечение и вибрации … очень жесткая штука в таком месте, как «Цирк-цирк»
«Мне неприятно об этом говорить, — сказал мой адвокат, когда мы уселись в баре-карусели на втором ярусе, — но это место меня выстегивает. Кажется, меня забирает Страх».
— Чушь, — сказал я. — Мы пришли сюда найти американскую мечту, и теперь, когда мы в самом центре круговорота, ты хочешь свалить. — Я сжал его бицепс, — Пойми же, мы нащупали главный нерв.
— Я знаю. Оттого и Страшно.
Эфир отпускал, кислота отпустила давно, но мескалин накрывал в полную силу. Мы сидели за маленьким золотистым пластиковым столиком, вращаясь по орбите вокруг бармена.
— Смотри. Две бабы ебут белого медведя.
— Ну, пожалуйста, Не говори мне таких вещей. Не сейчас. — Он жестом попросил официантку принести еще два виски. — Последняя стопка. Сколько ты можешь мне одолжить?
— Не много, а что?
— Мне надо уходить.
— Уходить?
— Да, валить из страны. Сегодня вечером.
— Спокойно, через несколько часов тебя отпустит.
— Нет, я серьёзно.
— Джордж Метески тоже был серьезный. И смотри, что с ним сделали.
— Не еби мне мозг! Еще час в этом городе и я кого-нибудь грохну!
Я понял, что он на грани. Та самая страшная острота ощущений на пике мескалинового прихода.
— Ладно, я одолжу тебе денег. Давай выйдем и посмотрим, сколько у нас осталось.
— А мы сможем выйти?
— Ну … зависит от того, до скольких человек мы доебемся по пути отсюда до выхода. Ты хочешь выйти по-тихому?
— Я хочу выйти по-быстрому.
— Ладно, расплачиваемся и медленно встаем. Мы оба удолбаны. Путь будет долгий. — Я крикнул официантку. Она подошла со скучающим видом, адвокат поднялся.
— Тебе платят за случку с медведем? — спросил он.
— Что?
— Это он шутит, — сказал я встряв между ними. — Эй, док, пойдем вниз, поиграем. Я довел его до края карусели, но он не хотел сходить, пока та не остановится.
— Она не остановится, — сказал я. — Она вообще не останавливается. — Я сошел и повернулся, ожидая его, но он застыл на месте … я не успел его выхватить и он уехал.
— Стой на месте! — крикнул я — Сейчас вернешься по кругу!
Он тупо глядел вперед перекошенными от страха и растерянности глазами. Но не пошевелил и мускулом, пока не сделал круг.
Я дождался, пока он очутился напротив меня и вытянул руку, чтобы его схватить — но он отпрыгнул и поехал по второму кругу. Я сильно занервничал. Я был на грани. Казалось, бармен наблюдает за нами.
Карсон-сити, подумал я. Двадцать лет.
Я залез на карусель, и быстро зашел к нему вдоль барной стойки со спины. Когда мы оказались на нужном месте, я столкнул его. Шатаясь, он побрел по проходу, потерял равновесие и, издав истошный вопль, врезался в толпу … покатился как бревно, потом резво поднялся на ноги, сжал кулаки и стал высматривать, кого бы ударить.
Я подошел к нему с поднятыми руками, изображая улыбку. «Ты навернулся, — сказал я. — Пойдем».
В этот раз на нас действительно все смотрели. Но этот болван не двинулся с места, а я знал, что будет, если я схвачу его.
— Ладно, стой здесь, за тобой сейчас придут. Я пошел.
Я быстро зашагал к лестнице, не обращая на него внимания.
На него это подействовало.
— Видал? — спросил он, поравнявшись со мной. — Какой-то козел пнул меня в спину.
— Наверно бармен, — сказал я. — За то, что ты сказал официантке.
— Господи! Давай выбираться отсюда. Где лифт?
— К лифту не подходи. Они только этого и ждут … запрут нас в стальном ящике и спустят в подвал. — Я обернулся, но никто за нами не шел.
— Не беги. Им нужен только повод, чтобы расстрелять нас.
Он кивнул, вроде понял. Мы быстро миновали большую аллею аттракционов: тир, тату-салоны, менялы и сладости, прошли ряд стеклянных дверей и спустились по газону к стоянке, где нас ждала «Большая красная акула».
— Поведешь ты, — сказал он. — Кажется, со мной что-то не то.
7. Параноидальный ужас … и жуткий призрак содомии … сверкание ножей и зеленые воды
Доехав до «Минт», я припарковался напротив казино, за углом у автостоянки. Не стоит лезть на рожон в вестибюле. За пьяных мы никак не сойдем. Мы оба перевозбуждены. Повсюду вокруг нас чрезвычайно угрожающие вибрации. Мы кинулись бегом через казино и дальше вверх по эскалатору в конце зала.
До номера мы добрались никого не повстречав — но замок не отпирался. Адвокат отчаянно с ним возился. «Суки, поменяли нам замок, — застонал он. — И наверняка устроили обыск в комнате. Господи, нам конец». Вдруг дверь распахнулась. Мы замерли, потом метнулись внутрь. Всё чисто. «Запри дверь на все засовы», — сказал адвокат. Он разглядывал два ключа от номеров. Подняв ключ с номером 1221 он спросил: «А этот откуда?»
— Номер Ласерды, — сказал я.
Он улыбнулся: «Да, точно. Я решил, пригодится».
— Зачем?
— Давай поднимемся к нему и вытащим его из постели струей из пожарного шланга, — предложил он.
— Нет, лучше к нему не соваться. У меня такое чувство, что он нас почему-то избегает.
— Ты прикалываешься? Этот португальский сукин сын опасен. Он следит за нами как ястреб. — Он искоса посмотрел на меня. — Ты что, с ним сговорился?
— Я позвонил ему, пока ты мыл машину. Он сказал, что сегодня ложится, чтобы завтра быть на старте к рассвету.
Адвокат не слушал. Он издал страдальческий вопль и ударил в стену кулаками.
— Вот козёл! Я знал! Он завладел моей женщиной!
Я рассмеялся: «Та блондиночка со съемочной группой? Думаешь, он отымел ее в задницу?
— Правильно, смейся! Вы белые все такие. — Он уже успел открыть новую бутылку текилы и пил ее большими глотками. Потом схватил грейпфрут и разрезал его пополам стальным охотничьим ножом с острым как бритва лезвием.
— Откуда у тебя нож? — спросил я.
— Принесли из обслуживания номеров, я попросил. Чтобы резать лаймы.
— Какие лаймы?
— Лаймов не было. Они в пустыне не растут. — Он порезал грейпфрут на четыре части, потом на восемь, потом на шестнадцать … потом стал кромсать их на ошметки. — Вот козлина, знал ведь, надо выйти с ним поговорить, пока была возможность. А теперь она с ним.
Я помнил ту девчонку. Несколькими часами ранее у нас с ней в лифте вышел конфуз: мой адвокат свалял дурака.
— Вы, наверно, гонщик — сказала она. — В каком вы классе?
— Классе? Каком нахуй классе?
— На чем вы ездите? — спросила он поспешно улыбнувшись. — Мы снимаем гонку для телевидения, и могли бы вас использовать.
— Меня использовать?
Матерь Божья, подумал я. Началось. В лифте было полно народу, мы поднимались с этажа на этаж очень медленно. Когда мы остановились на третьем, его трясло. Еще пять …
— Я езжу на больших мотоциклах, — вдруг вскрикнул он, — невъебенных.
Я засмеялся, чтобы разрядить обстановку. «Винсент блек шэдоу, — сказал я. — Мы в заводской команде.
В толпе послышался грубый недовольный ропот. «Херня», — сказал кто-то сзади.
— Минуточку! — крикнул адвокат …. Потом, повернувшись к девушке: «Простите, мадам, но сюда, кажется, затесался какой-то невежественный ушлепок, который напрашивается, чтобы ему вскрыли ебало».
Он запустил руку в карман черной синтетической жилетки и повернулся к толпе сзади. «Ну что, пидоры бледножопые, кого тут покоцать?»
Я следил за индикатором этажей. Лифт остановился на седьмом, дверь открылась, но никто не двинулся с места. Мёртвая тишина. Двери закрылись. Восьмой … В кабине ни звука, ни движения. Только двери начали закрываться, я шагнул вперед и выдернул его за руку. Как раз вовремя. Двери сомкнулись, и лифт поехал на девятый.
«Бегом в номер! — сказал я. — Эти гады вызовут копов!» Забежав за угол, мы оказались у двери номера. Адвокат безудержно хохотал. «Обстремались. Видал? Обстремались. Как крысы в клетке!» Когда мы заперли дверь на засов, он перестал хохотать. «Чёрт! Теперь всё серьёзно. Девчонка поняла. Она в меня влюбилась».
Теперь, по прошествии нескольких часов, он убедил себя, что Ласерда, так называемый фотограф, каким-то образом овладел девчонкой. «Давай поднимемся к нему и кастрируем уёбка, — сказал он, оскалив зубы и выписывая восьмерки своим новым ножом. — Это ты ему сдал ее?»
— Так, — сказал я. — Убери-ка свой ножик подальше и поди протрезвись. Я поставлю машину на стоянку.
Я медленно попятился к двери. За долгие годы общения с наркоманами ты понимаешь, что всё серьезно. Ты можешь повернуться спиной к человеку, но никогда не поворачивайся спиной к наркотику — особенно если он размахивает острым охотничьим ножом перед твоим лицом.
— Прими душ, — сказал я. — Вернусь через двадцать минут.
Я быстро вышел, заперев дверь на ключ и прихватив с собой украденный моим адвокатом ключ от номера Ласерды. Вот бедняга, думал я по пути к лифту. Его отправили сюда выполнять совершенно нормальное задание: фотографировать гонки мотоциклов и багги в пустыне, а он, сам того не подозревая, очутился в запредельном для его понимания чудовищном мире. Он ни за что не разберется, что тут происходит.
Что мы здесь делаем? В чем смысл это поездки? Неужели меня в самом деле на улице ждет большой красный кабриолет? Катаюсь ли я на эскалаторах гостиницы в каком-то наркотическом угаре или же я приехал в Лас-Вегас, чтобы сделать репортаж?
Я запустил руку в карман: ключ с номером 1850. Хоть что-то реально. Итак, сейчас мне надо поставить машину и вернуться в номер … а потом хоть как-то прийти в себя, чтобы разобраться с делами, которые возникнут утром.
С эскалатора в казино? Вокруг игорных столов по-прежнему толпы. Кто эти люди? Что за лица? Откуда они? Карикатуры на торговцев подержанными машинами из Далласа. Но они настоящие. И их чертовски много — все еще стоят вокруг игорных столов в городе посреди пустыни и что-то кричат в четыре тридцать утра в воскресенье. Все еще дрочат на Американскую Мечту, на образ Большого Выигрыша, вырисовывающегося в предрассветном хаосе затхлого казино.
Большая удача в «Силвер-сити». Обыграй крупье и вернешься домой богачом. Почему бы и нет? Я остановился у «Денежного колеса» и поставил доллар на Томаса Джефферсона … двухдолларовая банкнота-фрик, как всегда думая, что инстинкт не подведет.
Не тут-то было. Еще два бакса в трубу. Сволочи!
Ну же, успокойся. Научись радоваться и проигрышу. Главное — сделать правдивый репортаж, всё как есть, остальное оставим журналам «Лайф» и «Лук» — по крайней мере пока. Съезжая вниз на эскалаторе, я увидел журналиста «Лайф», скрючившегося в телеграфной будке — он что-то вещал какому-то перевозбужденному роботу в конторской ячейке на том побережье. Вроде того: «Лас-Вегас на рассвете — Гонщики еще спят, пыль еще не осела над пустыней, 50000 призовых покоятся в темном сейфе Дель Уэбба в сказочном отеле «Минт» в самом сердце Центра Казино. Обстановка чрезвычайно напряженная. На месте группа журнала «Лайф» (как всегда в сопровождении отряда полиции…) Пауза. «Да, я сказал полиции. В конце концов, это специальный репортаж для «Лайф»…»