— Карлыгаш тебя помыла и переодела.
— Не помню, — честно признался я в накатывающей на меня деменции, точнее, во временных провалах памяти.
— Некогда вспоминать, пора уходить.
Я проверил ещё раз свою охотничью амуницию и рыбацкие снасти. Всё было на месте — ключи, деньги, остальные документы, кредитные карты. Не было только сахара, галет и тушёнки, что я оставил как НЗ.
* * *
Мой отмытый и смазанный квадроцикл завёлся с ходу, словно на нём перезарядили аккумулятор. Дед медленно шёл за мной, как уж повелось между нами, на изрядном расстоянии.
— Голова не кружится? — насмешливо скосился дед на меня. — Не подташнивает?
Я всё ещё был как бы не в себе. Не мог вспомнить, что было вчера после вечерней «зорьки». Меня даже пропажа секретного документа, зашитого в сгоревшую майку, не беспокоила. А картины бегства по пустыне и свидания с белоснежными ангелами давно переплелись в какой-то кошмарный сон фаната компьютерных игр, не отличающего виртуальной реальности от сугубой действительности.
— Старый, мы что, крепко выпили с тобой вчера на прощание?
— Ни боже ж мой! — усмехнулся ехидный дедок.
— Я видел сон, будто бы я умер, а ваш Тенгри судил меня по грехам моим. Только не помню, куда я попал после смерти — в ад или рай.
Старик ухмыльнулся:
— Тенгрийцы — материалисты и прагматики. У них нет ада, вернее, все пути ада ты проходишь ещё при жизни на земле. После воскрешения душа твоя вселяется в обновлённое, но всё то же самое тело.
Я пытался хоть что-то прочитать в его выцветших синих глазах почти без ресниц, но дед был невозмутимо спокоен, словно бы мы с ним только вчера мирно прогуливались по берегу озера Кангыбас.
— Смерть, паря, у тенгрианцев только временная остановка, что-то вроде как бы поезд стоит на железнодорожном разъезде, дожидаясь зелёного света семафора. Пока душа спит, тело твоё «на ремонте» у ангелов до самого пробуждения к новой жизни.
Я остановил квадроцикл. И, наверное, глянул на деда с таким выражением, что во мне легко было бы распознать шизика.
— Так что, я умер и воскрес в обновлённом теле?
— И с обновлённой душой, — отвёл плутливые глаза старый охотник. — Выбрось дурное из головы! И чего ты к этой стародавней вере привязался? Ты жив-живёхонек и ещё долго будешь жить, дышать, пировать и воевать. Тебя ждут большие дела на многогрешной земле. Рано тебе ещё на покой.
Он подмигнул мне с такой наигранной весёлостью, которая показалась мне грубой издёвкой.
— У тебя фляга в рюкзаке. Карлыгаш тебе на дорожку моего бальзама нацедила. Отхлебни-ка три глотка, полегчает.
И действительно полегчало, но голова от этого не прояснилась, и на душе легче не стало.
* * *
Я выехал из котловины древнего, полустёртого ветрами вулканического кратера и остановил машину. Пустынный оазис у озера Кангыбас разительно переменился. Исчез пыльный налёт, который прежде притушёвывал яркие краски природы, как патина старит антикварную бронзу. Похоже, недавно выпали обильные дожди и смыли пыльный налёт с камней и редкой зелени. В далёких зарослях на деревьях уже золотилась листва. Зеркало озера стало тёмно-синим. А каменные столбы, остатки древнего горного кряжа, окрасились красно-коричневыми тонами.
И без того чарующий воздух пустыни там, где есть хоть пригоршня пресной воды у еле точащегося из-под земли источника, как бы перенасытился ароматами отцветающих растений и рыбным духом от тростника и камыша, потому что прибитая дождями пыль перестала забивать тебе нос, приглушая запахи.
Сверху почудился протяжный клик, не похожий на курлыканье журавлей. Я задрал голову и увидел в синем небе цепочку отлетающих лебедей в позолоченном солнцем белоснежном оперении.
— Это уже последние, — вздохнул старый егерь. — С выбелившимися птенцами. Пролётные. У нас на озере гнездиться не хотят. Тянет их на север, где родина.
— А вот меня уже не тянет, — пробормотал я как бы не в себе. — Слушай, старик, а если я как-то вдруг к тебе ещё раз сюда проберусь, а то и останусь навсегда. Не прогонишь?
— Прогнать-то не прогоню, только вот что…
— Что-что?
— Словами не объяснишь… Вот кусни-ка на зубок.
— Перекати-поле?
— Ага, жаза-сагыз.
Я надкусил сочную сине-зеленоватую веточку. Скулы свело от едко-солёной горечи.
— Саднит? Вот то-то же. Одно дело туризм в своё удовольствие, а другое — суровое выживание, борьба за жизнь в экстремальных условиях.
Мы помолчали, не глядя друг на друга. Что-то уже прочно связывало нас, хотя мы и держались всегда на изрядном расстоянии друг от друга, а вот что именно — я не мог тогда понять.
— Ну, прощай, отец!
Я протянул было руку, но быстро одёрнул её, когда дед шарахнулся от меня.
— Не прикасайся ко мне, сколько раз повторять! И не торопись, я тебя ещё провожу чуток вон до тех скал.
Он шёл со своим неразлучным автоматом на плече мерным шагом на изрядном расстоянии от меня, а я еле полз за ним на первой передаче. Хотя я давно перестал бояться, что дед выстрелит мне в спину.
Глава 18
За стеной скальных столбов открылась знакомая безжизненная плоскость пустыни до самого горизонта, который уже не скрывала пыльная дымка, и тут я увидел то, чего можно было ожидать, если потерять секретное удостоверение Центра. Дед сдал меня, что говорится, как стеклотару.
Не зря малейшее нарушение дисциплины у подпольщиков карается быстрой и неминуемой смертью. Это просто акт милосердия по сравнению с такими изощрёнными пытками в гостях у службы безопасности, что имя своё забудешь и от матери родной отречёшься.
Мои пальцы до боли сжали ручки руля квадроцикла…
На белом от соли плотном такыре стоял десантно-грузовой винтокрыл, а вокруг него вяло помахивали лопастями на ветру три штурмовых вертолёта. Я дёрнулся всем телом да так, что ненароком заглушил двигатель машины.
Меня издали пристально рассматривали трое офицеров. Все были в брюках навыпуск, а не в полевой форме. Понятно, гэбистам сапоги и высокие ботинки в кабинете ни к чему.
Так вот почему дед велел мне поглубже упаковать оружие и спрятать патроны.
— Не дёргайся, — коротко приказал старый егерь и, повернувшись к военным у вертолётов, скрестил руки над головой.
Один из военных снисходительно махнул рукой — мол, ладно, поболтайте ещё. Не к спеху.
— Что, дед, продаёшь меня по горячим следам? — скрежетнул я зубами. — Эти трое по мою душу?
— Ты с ними полетишь на Южный Урал.
— Мне нужно в Москву!
— Прости, Москвы больше нет…
— Что ты городишь!
— Москвы больше нет. Питером тоже пришлось пожертвовать.
— Ты чо, старик!
— Мы не могли позволить себе раскрыться прежде времени. Выждали, когда идиоты с обеих сторон отстреляются по полной, а потом уже вломили им по самую крышку гроба.
Я с опаской скосился на него:
— Что, война?
— Война.
— Когда успели-то за пару дней?
— Посмотри-ка на часы, паря.
Всё сходится по дате и по всем приметам — уже шла вторая неделя ноября. Пыльная жара сменилась бодрящей прохладой, а пустыня обрела запах предзимней свежести.
— Я почти полтора месяца провалялся в горячечном бреду? Да не крути ты, дед, а говори начистоту, чего уже там теперь! Сам-то я ничего не помню, хоть убей.
— Не в бреду, а в гипнотическом отрешении от действительности.
— И кто меня отрешил?
— Моя внучка Карлыгаш. Ты проходил комплексную проверку на предмет лояльности народной власти и профпригодности для должности генерал-губернатора.
— Где?
— В центре психотронного тестирования, которым теперь руководит Карлыгаш, старший лейтенант медицинской службы народной армии.
— Что-то никаких медицинских корпусов я у вас не видел.
— Центр там, — дед постучал каблуком по земле. — На шесть этажей под нами. Через него прошли все руководители комитета национального спасения. И главнокомандующие родами войск. А теперь вот очередь за командармами.
— И что за проверка? Детектор лжи?
— Полиграф — позапрошлый век. Спецы отсканировали все самые потаённые уголки твоей памяти, начиная с внутриутробного развития.
— И Карлыгаш всё это видела?
— Это её работа.
Я бы дорого отдал, чтобы дед не заметил, как загорелись мои уши и щёки.
— А если бы я не прошёл проверки?
— Прости, мы бы с тобой тут не стояли. У любой революции плохо с чувством юмора.
— Выходит, Центр меня сюда, как щенка слепого, для проверки на вшивость носом ткнул, даже не спросив согласия? Могли бы и сказать.
— Не могли. Будущие руководители народного правительства знали, что делают. При нынешних способах прокачки информации на допросе с пристрастием никто не устоит. Инквизиция и гестапо — просто наивные костоломы по сравнению с нынешними утончёнными палачами. Ты бы мог выдать с добрую сотню подпольщиков, а наших людей — горстка золотых крупинок среди песка на дне морском. Остальные — явные враги или тайные недоброжелатели революции. Так было всегда.
— Паранойя — дегенеративное заболевание психики, — нерадостно отшутился я. — Людями надо верить. Человек по природе — добр.
— Примерно сто лет назад, ну, скажем, с 1960 года, эти добрые люди, как из верхов, так из самых низов, в каком-то метафизическом соитии сознательно и подсознательно принялись выхолащивать русскую душу, а деревенский люд сердца Руси загонять в галоши на босу ногу.
— Хватит конспирологии, — отмахнулся я.
— Русофобия русских и маразматическое преклонение великой самобытной цивилизации перед всем заграничным на пустом месте выросли? Скажи ещё, что такова диалектика человеческой природы. Ненависть русских детей к «сраной Рашке» — закономерный процесс развития русского народа?
— Хватит, дед, демагогии. Ты скажи честно — это третья мировая война?
— Бог миловал. Всё уже спокойно.
— А кто первый бузу забузил?
— Когда новые американские конфедераты замкнули кольцо блокады вокруг Вашингтона, точнее, всего округа Колумбия, глобальные властители мира от радости уже ручки потирали.
— Чему радоваться-то? Мировому ядерному конфликту?
— Кому война, а кому мать родна. Они всю историю возносились на мировых конфликтах. Древний Египет обрушился — они сплотились, пал Вавилон — они выучились бухгалтерии и финансам. Погиб Древний Рим — они разбогатели. Князь Святослав снёс Хазарию — они уже в арабской Испании заправляют халифатом, осваивая античное культурное и научное наследие. Королева Изабелла в год открытия Америки выгнала их из освободившейся от арабов страны — они уже в Западной Европе, а потом и в Америке. Гитлер вытолкнул их на восток — они уже в сердце России. Кольцо глобализации замкнулось.
— Ну и причём тут древняя история?
— А притом, что взбесившиеся глобальные лидеры заставили Америку шарахнуть по Москве и Питеру, чтобы вызвать ответный удар русских. И окончательно добить всех белых европейцев на обоих континентах. И на гребне третьей мировой войны вознестись до высот повелителей всей планеты с цветными подданными.
— И что Россия? Правительство? Генштаб?
— Да что там либеральная Россия! Команду «пуск» отдавали майоры на свой страх и риск, пока генералы неслись с упакованными чемоданами к аэродромам.
— Долго длился обмен ядерными ударами?
— Обмена не было. Была атака и был ответ.
— Потери равнозначные?
— Ага. В Америке — только Нью-Йорк и Лос-Анджелес, у нас — только Москва и Питер.
— А в Европе?
— Почти что без потерь — Брюссель да Варшава, не считая ударов тактическими зарядами по Косову и Стамбулу.
— А Китай, Корея, Индия, Пакистан, Иран, Израиль?
— У них свой восточный междусобойчик. Они нас никаким боком не зацепили. Масштаб ударных сил не тот.
— Ты говорил про народное правительство. Наши-то когда раскрылись?
— Когда увидели в деле все российские и американские баллистические бандуры и ракеты-перехватчики. Большая их часть самоликвидировалась или свалилась в океан. С обеих сторон в арсенале оказалось больше натурных макетов, чем реальных боевых «ядроносов».
— Не может быть!
— Ещё как может. Если конструктор или технолог на оборонном предприятии получает меньше, чем сантехник во дворце олигарха, то на боевую технику можно наплевать и позабыть.
— И что потом?
— Первым делом наши сняли всю орбитальную космическую группировку, как противника, так и российскую. Затем сразу же уничтожили все корабли первого ранга и авианосцы всех флотов без разбора…
— Потопили?
— Нет, именно аннигилировали. Заодно с атомными подводными лодками. Потом кропотливо обработали с орбиты все космодромы, пусковые шахты, ну и аэродромы стратегического значения.
— И это всего за полтора месяца?
— Что ты городишь! На всё ушло чуть более полутора суток.
— А потом — полная и безоговорочная капитуляция противника?
— Кому она нужна, эта твоя капитуляция! Родную страну нужно возрождать, а не в дипломатические бирюльки играть. Порядок в своём родном доме наводим. А товарищи за океаном пусть сами о себе подумают. У них и без нас забот хватает.
— Слушай дед, ты мне скажи честно, раз уж я проверку вашу прошёл, откуда у нашего Центра силища такая? Я даже ни сном ни духом не знал.
— А тебе это знать не положено было.
— Да ты, наверное, и сам-то не знаешь.
— Я-то про это ещё с юных лет узнал, когда под Кангыбасом центр психотронного тестирования наши втихаря строили.
— Понятно, местность самая пустынная. Что там та Шамбала! Только вот на кой его было строить?
— Контрмодерн превратил людей в денатуратов — безголовых пожирателей удовольствия и имбецилов. Лишённый человеческой природы выродок безопасен для любых властей, но бесполезен в жизни. Приходилось подбирать контингент по крупицам. За тобой, например, следили ещё с детского сада.
— Кто?
— Охотники за оставшимися одарёнными личностями… Тут, понимаешь, дело вот какое. Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе от 1975 года в Хельсинки, подписанный со стороны СССР Брежневым, имел секретное приложение в виде договорённости ядерных стран о запрещении разработок оружия массового поражения более эффективного, чем термоядерное. Заодно с похоронами проекта аннигиляционного оружия тихой сапой были закрыты все перспективные разработки безграничных источников энергии, антигравитационных космических двигателей и прикладной левитации, а также неконвенциональных систем передачи информации на субгалактические расстояния, к которым вплотную подошли тогда японцы. Эпохальные открытия объявили лженаукой. Прорывные изобретения забетонировали напрочь, а первооткрывателей попросту убрали. Разрешили оставить только технологическое совершенствование компьютеров для глобального контроля за информацией и населением.
— Как это?
— Ну, посредством внутримозговых имплантантов. Лучшие учебные заведения мира превратились в примитивные ПТУ для детей с задержкой умственного развития. Но у некоторых детей имплантанты отторгались, и они сохраняли творческие способности. Одним из таких вундеркиндов оказался ты.
— И как же меня не подвергли лоботомии, чтобы превратить в дебила?
— А ты не перебивай, потому как мы людей задерживаем, — махнул дед рукой в сторону военных. — Американские «яйцеголовые» создали на самом верху интеллектуальной элиты инсайдерскую подпольную организацию «Никола Тесла», которую тайно финансировали не только куклуксклановцы, но и здравомыслящие магнаты-производственники из военно-промышленного комплекса. Со временем в их руках оказались копии засекреченного архива самого Теслы и прочие «Х-файлы» вплоть до контактов с внеземными цивилизациями. Русские разжились закрытыми архивами академика Вернадского и даже фантаста Ивана Ефремова, наследие которого «закрыл» председатель КГБ Андропов. Старые, ещё бериевские чекисты постарались. Они же отсняли закрытые архивы научных «шаражек» ещё с прошлой Мировой войны, а также материалы исследования Тунгусского метеорита. Но в первую очередь наши учёные отбросили в утиль специальную теорию относительности Эйнштейна, чтобы снять мыслительные стопоры у теоретиков.