Спустя мгновение она все же схватилась за этот крест своими маленькими ручками и потянула его вверх, потягиваясь вслед за ним. Рад я был видеть дитя это без порочного креста на шее нежной. Вскоре спросил я: – «Позволь спросить тебя, дитя, про этот крест? Кто дал тебе его?»
«Мама», - спокойно ответила девочка и встала на носочки, протянув мне крест грешный. На её лице засверкала улыбка, когда крест этот оказался в моих руках. – «Мама подарила его мне. Мама теперь плохая? Грешница?»
Слова этой девочки слегка пугали меня. Кто может знать о грехах её матери? Может она и делает кресты эти? Одним лишь способом я мог узнать это. Вновь я надел маску на лицо своё, наклонив её в сторону рукой. Никто не должен был видеть мой рог за маской этой, даже если она будет расколота на части.
«Позволь мне отнести тебя к ней. Я буду только рад поговорить с твоей матушкой», - ответить ей я не посмел, ведь я ещё не знаю о судьбе её матери. Вместо этого я предложил ей место на своих плечах. Предложил отнести её обратно, к родителям. И посадил её на плечи свои я не забавы ради, но дабы скрыть порок свой. Люди не увидят рог мой, скрытый от взора детскими ногами.
Дитя юное наслаждалось местом на плече Судьи-Инквизитора. Держа её на своём плече, мне удавалось наклонять свою маску в сторону и скрывать свой порок от людей, пока она, с улыбкой и смехом нежным, болтала ногами и показывала пальцем в нужную сторону, крича мне: «Туда! Туда!» на каждом повороте. Подобная картина – как Сын Святой несёт на плечах своих крестьянского ребёнка – привлекала удивлённые взгляды. Прохожие оглядывались в лёгкой улыбке, и улыбка эта заражала меня. Все они видели счастье на моём лице, как и на лице юной девочки.
Вскоре она указала рукой на дом свой, из которого на нас, стоя у порога, смотрели родители её: Крепкого вида мужчина со свежими ссадинами и ранами на лице, а рядом с ним - женщина, скрывшая нижнюю часть своего рта руками. Лица их были покрыты сначала удивлением, а затем – счастьем. Когда я снял дитя со своих плеч, она убежала на своих маленьких ножках к своей матери, озаряя её своей улыбкой. Счастливую семью я видел, и счастье это затмевал лишь вид мой. Даже когда я пытался держать край маски рукой и закрывать свой рог от ненужных глаз – на меня смотрели со страхом. Недоверием.
«Мама! Мама!» - воскликнуло дитя, дёргая свою мать за одежды длинные – «Добрый Даемон мня спас! Он катал меня на своих плечах!» От подобных слов даже я потерял дар речи. Одновременно я покрывался стыдом… и наполнялся гордостью, ведь я был Даемоном этим.
«Дурнушка! Не называй Судью Даемоном!» - указывала мать своему дитя тоном строгим и лицом радостным, загоняя её обратно в дом. А со мной же… она разговаривала со слезами на глазах. Она была так счастлива и… напугана, что разговаривать ей становилось… сложнее с каждым прошедшим мгновением. Всё, что смогло выйти из уст дрожащих, это: «Спасибо вам…»
«Простите слова моей дочери, и… спасибо вам. Я, как и моя жена, в необъятном долгу перед вами, Судья-Епископ.» - перехватил её слова мужчина, успокаивая её в объятьях своих. Подобным картинам я был лишь рад, ведь я добился этих слез счастья, сея добро на пути своём. – «Вы… Прошу вас, отобедайте с нами. Просите меня обо всем, что желает ваша душа! Указывайте!»
«Не раб ты мне, крестьянин, и указывать я тебе не должен», - спокойным голосом произнёс я, продолжая держать инструмент свой в одной руке, а маску – во второй. Я не хотел оскорбить его семью подобными словами, но трапезничать с ними мне не стоило. Не стоить тратить семьям этим припасы свои, они ведь им ещё сгодятся. От них требовалось лишь одно: – «Всё, что меня интересует – крест железный. Я заметил кресты подобные на шеях ваших, и меня это пугает. Где вы их нашли? Кто вам их дал?»
Женщина сразу коснулась креста своего, только мне следовало, спросить о кресте этом голосом недовольным.
«Мы купили их у ремесленника за два десятка серебрянных монет. Он говорил, что кресты эти носят слуги божие». - И ремесленник этот говорил им ложь! Из слов её я мог понять истинную цель свою, и кем является эта цель. Путь мой подходит к концу. Я чуял это сердцем своим!
«Крестами этими вы очерняете душу свою. Братья мои – Судьи-Инквизиторы – ведут на костёр всех, у кого найдут они подобные кресты», - я заставил семью эту посмотреть на свои украшения иначе. Заставил их в последний раз взглянуть на крест порочный не с радостью, а с отвращением и ужасом: – «Снимите их с шей своих! Бросьте их прочь! Остерегайте себя от подобной напасти и предупреждайте всех, кто вам дорог и кто вам знаком, о правде этой! А ещё - и я молю вас всем сердцем об этом - укажите мне путь к этому ремесленнику, ибо его ждёт суд жестокий».
Мои поиски подошли к концу. Семья крестьянская указала мне на место, где жил и работал ремесленник. Богохульник и еретик должен знать своё место, и место ему – на костре! Глаза мои увидели старика в серых одеяниях, что сидел на скамье и предлагал кресты свои прохожим, приманивая их сладкой ложью. Мне не нужно было присматривать за ним и искать истину, ибо на руках его были порочные кресты. Я поймал-таки преступника с руками грязными! Не уйти ему от правосудия! Зажёг я Порядок и направил его на мошенника, а изо рта моего вышли слова грозные:
- «Крестами своими ты убиваешь людей невинных! Вердикт твой предрешён, еретик! Склонись предо мною и повинуйся воле моей!»
Но старик даже не дрогнул. Бровью не повёл. Он взглянул на меня с ухмылкой на лице, отведя мой Порядок в сторону лёгкой рукою, а другой – схватился за цепи на шее своей.
На шее его висел… серебряный крест! Крест этот носят лишь Слуги Святые! Откуда в его грязных руках этот святой предмет? Неужели он… Слуга Божий?!
«Не тебе меня судить, смерд», - вышло изо рта гнилого, а тело его выпрямилось. Убрал он кресты свои, свернув их в тряпку. Ударил меня слабо по плечу и приказал мне: - «Веди меня к Епископу».
И я повёл. С гневом и злостью в сердце… повёл я его. К церквям. К Епископу. И если я не могу судить его, то Епископ сразу найдёт в его деяниях грех великий.
В нужный час я привёл старика к Церквям нашим. Склонил его перед взором Епископа, объясняя ему грех ремесленника. Видел я улыбку на лице его, ибо нравилась ему находка моя, не говоря уже про слова мои громкие.
«Покинь нас, Иорфей.» - приказал мне Епископ, указав рукой в сторону дверей церковных. – «Я… осужу этого человека. Лично.»
Слова Епископа радовали меня… но реальность оказалась хуже обычных слов. Мне хотелось увидеть, как этот человек будет вести себя, сидя на кострах. В окружении Сестёр и Братьев моих, что воспевают молитвы и возносят его душу на небеса. Епископ же пощадил его. Дал этому старику уйти. Я видел довольное лицо этого мошенника. Как он смотрел на меня с улыбкой на лице. Моему терпению пришёл конец. В церквях я появился внезапно, встав перед Епископом. И голос мой был громок, а слова – остры.
«Почему, Отче Епископ, вы простили этого еретика?!» - спросил я Епископа с громом в голосе своём – «Он продавал кресты железные – знаки порока – людям невинным! Он заслуживает наказания!»
Решение Епископа было несправедливым в моих глазах, но он объяснил его спокойно и тихо, поправив одежды на плечах своих:
- «Этот человек – Слуга Божий. То, что делает он, помогает Братьям и Сёстрам твоим найти истинных грешников и судить их. Раньше подобное зло обходило стороной глаз правосудия, но с этими священниками наша работа становится легче, Иорфей. Уверяю тебя, сын мой! Он не один такой! В каждом районе ты можешь увидеть подобных ремесленников, раздающих кресты порочные в руки грешные. Они помогают нам служить Отцу нашему Создателю… и одаряют нас серебром за это».
В руках Епископа я увидел мешок, в котором гремели серебряные монеты. Множество монет. Мешок этот мог быть подарком ремесленника, но если это воистину так… Я… ушёл прочь, не сказав и слова. Я знал, что сказать ему, но я промолчал. Для блага своего промолчал. В словах его я слышал нотки лжи, а в руках его – взятку. Я не верил ему! Отрекался от его правды! И делами своими я должен был заслужить похвалу, а получил оскорбления!
Меня обвинили в самосуде. Нашли тела мужские и обвинили меня в деяниях грязных. Братья и Сёстры мои перестали брать меня в свои ряды, оставляя меня сидеть в старом складе, среди щепок, пыли и гниющего сена. Даже Сестра моя Элиза перестала навещать меня, а в спальнях Сестёр невозможно было её найти. Боялся я за её судьбу и молился за неё перед сном. Все, что мне оставалось делать – ждать повторного, Третьего крещения. Может тогда мне удастся… спасти свою душу. Сердце моё заливалось горем. Во сне своём я молил Отца-Создателя о спасении. Молил о благополучии Сестры своей, нашёптывая в небеса:
- «Сохрани нас Боже. Обереги от грехов и мучений вечных. Обрати свой взор на судьбу мою и скрой её от глаз чуждых. Не дай тёмной руке… забрать нас. Сохрани нас, молю».
Комментарий к Глава II : Грехи.
19.07.17 - Второе чтение этой части закончено. Изменения приняты.
========== Глава III : Побег. ==========
Под звон церковных колоколов пробудился я. Близок был мой долгожданный момент. Час, к которому я так упорно готовился. Сердце моё билось в страхе, а руки начинали дрожать, но я не преклонился перед страхом этим! По моей воле подготовили Третье крещение, и пройти его я должен был с гордостью! Не повернуть назад! Не склонить колена! Испытание это подготавливали Братья и Сёстры мои, отдавая пот свой и силы свои! И не следует мне рушить их надежды на моё спасение! Все, что сделать я должен был - провести через неё Сестру Элизу и окунуть её в чистые воды. Ибо так доказывается чистота души людской.
«Просыпайся, Иорфей. Не заставляй нас ждать». - Именно Брат Савелий разбудил меня подобными фразами. Звенел кольчугою своей с каждым сделанным шагом. Он буквально повторял момент прошлого моего Крещения, за странный сон его выдавая. Иронии ради, я пробурчал в его сторону:
- «Иди… буди Сестёр своими песнопениями».
«Чтоб ты в бездну провалился со своими шуточками, Даемонов сын». - Савелий проклинал меня за подобный юмор, хотя в прошлый раз он без устали хохотал над этим. Воистину, прошлое Крещение было похоже на сон. Сейчас же этот сон – кошмар нескончаемый.
Часами раннее меня кормили в Обеденной и благословляли многочисленными путями, а сейчас я… голодный и холодный, в тишине и темноте. И постель моя теперь - не кровать в Братских покоях, а гниющий стог сена в старом складе. Лишь маска на лице моём указывала мне на реальность. Реальность жестокую, мрачную, беспощадную. Смириться я должен с этим. Принять правду эту и идти вперёд, не оглядываясь.
Сестра Элиза ждала моего появления у дверей церковных. С очами светлыми, в одеждах свежих. Единственное лицо, которому я мог доверять… смотрит прямо на меня, приветствуя меня улыбкой светлой. Но улыбка эта пропала, когда встал я рядом с ней, положив руку на её плечо. В теле Сестры я чувствовал дрожь. На щёках её засверкали слезы кристальной чистоты, что стекали от страха… и от боли. В ужасе убрал я руку свою и увидел… лёгкое пятно на одеяниях белых. Багровое пятно, что портило одежды Сестры моей.
«Н-не пугайся, братец», - успокаивала она меня, аккуратно схватив руку мою. – «Я буду сдерживать боль эту из последних сил, когда ты будешь нести меня на руках своих».
Я был благодарен доверию Сестры моей, но пугаться я должен не ран этих, а огней очищения на пути нашем. Представлял я картины ужасные. Как Сестра моя сгорает на руках моих, раздирая душу мою криками. От одной лишь мысли меня бросало в ужас. Не хочу я видеть от Сестры моей лишь прах да угли! Не хочу отдавать огням этим единственную душу, которую я так сильно хочу спасти! Я был готов сдаться и пасть перед судом в этот же миг… если бы не Сестра Элиза, обнявшая меня руками своими нежными. Она тоже испытывала этот страх. Представляла эту картину на глазах своих. Мы оба боимся своей судьбы… и вместе мы хотим найти истину на пути нашем.
«Усмири свой страх, Сестра. Вытри слезы», - словами своими я пытался вернуть улыбку Сестры Элизы. Смыть все страхи и мысли кошмарные прочь. Провёл я рукой своей по её щеке и произнёс: - «Бояться мы должны лишь Даемонов да грехов своих. И даже если во мне растёт Даемоническая тьма, то в одном я точно уверен – душа твоя чиста. Прими благословления мои и наберись терпения. Они нужны будут тебе в этот час».
И вновь словами своими я радовал Сестру Элизу. И вновь я чувствовал тепло в сердце своём. А только массивные двери церквей начинали раскрываться перед нами, представляя нам жар огней святых – ни страха, ни слез, ни единой капли сомнения не было в наших душах. Мы были чисты. Непорочны.
«О, Отец наш Создатель! Благослови и очисти их! Благослови детей своих тёплым взором! Проведи же ты слепое стадо по путям Чистым рукою своей твёрдой!» - мольбы Епископа предзнаменовали час нашего с Сестрой испытания. Молитвы его были мне известны, но Епископ читал их без интонации. Без желания. Не как в прошлый раз. Он даже не стал наблюдать за нашим продвижением, отдав свой взгляд другим занятиям и вещам. Только Братья и Сестры мои отдавали должное, воспевая молитвы нам с Сестрой Элизой.
Я был готов пройти сквозь огонь и пламя в любой момент, но Сестра Элиза… Её пугали эти огни.
«Прости меня, Сестра, за руки грубые», - с этими словами я брал её на руки свои, стараясь разглядывать землю под её ногами и не поднимать взгляда своего. Своими руками я причинял ей боль, нажимая на раны свежие. И сквозь слезы свои… она не вскрикнула. Не показала боли своей Братьям и Сёстрам нашим. Губы её были крепко сомкнуты, а пальцы рук сжимали одеяния мои от страха и боли невыносимой. Не упадёт она с рук моих, я уверен был в этом. – «Да поможет нам Отец-Создатель.»
Каждый мой шаг приближал нас к огням жарким. Сердцем своим я чувствовал неладное, и чувство это я отбрасывал прочь. Во мне нет места сомнениям и страху! Гордо ступал я по тропе очищения! Наблюдал, как языки пламени танцуют вокруг нас! Как обручи деревянные трещат и трескаются, пугая нас своими предостерегающими звуками! Сестра моя Элиза шипела от боли сильной, нашёптывая молитвы губами дрожащими. Я же молчал. Не произносил и слова, спокойно проходя сквозь огонь и пламя. Не оглядываясь на трескающиеся обручи, рассыпающиеся за моей спиной! Не сходя с пути своего!
Я чувствовал, как огни пытались окружить нас, ослепляя жаром своим! Чувствовал, как уголь древесный падает на мой головной убор и плечи мои! И если же пламя очищения найдёт в Сестре моей грехи и пороки – я не отдам её! Лишь крепче схвачу я Сестру свою! Прижму к плечу своему и продолжу свой путь, вслушиваясь в её шёпот. Путь мой казался нескончаемым, но спустя мгновения, обливаясь потом и чувствуя усталость в руках своих - тело моё погрузилось в чистые воды. Вода эта смыла с меня сомнения и усталость, омыв тело моё волнами лёгкими. Чистыми были наши души. Непорочными. И я, своими собственными силами и целеустремлённостью, своей верою и правдою… доказал это.
«Язычники! Дети Даемоновы!» - внезапно закричал Епископ, обратив на себя взгляды удивлённые. Указывая на нас с Сестрой Элизой жезлом своим, он кричал что есть духу, отрицая чистоту душ наших. – «Они должны были сгореть в огнях святых! Обратиться в прах и пыль! Не читаны молитвы! Не благословлены души!»
«Что же нашло на вас, Отче Епископ?!» - в ответ на подобную клевету я повысил тон свой. В душе моей горело беспокойство и гнев, ибо Отче мой, что заставил меня пройти путями очищения, отрицал чистоту души моей! На предостережения Сестры моей я не обращал внимания, продолжая окрывать Епископа словами громкими: - «На глазах ваших я прошёл Крещение! Доказал всем вам, что душа моя чиста! Что Сестра моя Элиза – мученица, огнями и плетью оклеймованная – безгрешна!»
Я высказывал свою правду Сёстрам и Братьям своим, и не могли они упрекнуть меня во лжи! Не могли, ибо видели меня в огнях и пламени! Всё они видели! И только Епископ отрицал правду мою! Отбрасывал её прочь:
- «Безгрешной она может быть… но ты! Лик твой все ещё обезображен семенем тёмным! Ни разу не коснулась тебя рука огненная! Врата пламенные рушились за твоей спиной, не задев тебя даже щепкой горящей! Никому не по силам пережить подобный хаос!»