- А что именно пропало у госпожи Романовской? - осторожно спросил Коровин, откашлявшись. Ника вздрогнула, но затем сообразила, что он имеет в виду не её, а Антонию - фамилии-то у них одинаковые.
- У неё исчез камень. Круглый неграненый рубин в золотой оплетке.
- Всего-то?! - взвился бизнесмен. - Я готов взамен заказать любую драгоценность, только уточните, как она должна выглядеть и размер.
- Нет, - девушка покачала головой. - Антонии нужен именно её камень, и только он. Он дорог ей как память, это фамильная драгоценность, понимаете?
- Понимаю! - глаза Коровина сверкнули, и он вздохнул. - Очень хорошо понимаю! И какая, извините, сволочь могла покуситься?
- Она не только покусилась, увы... - Ника тоже попробовала остывающий кофе. Ничего страшного, бывает и хуже. - Камень исчез, украден. Ну, в общем, вы поняли? Поможете его отыскать и вернуть?
- Я постараюсь, - потупился Вадим Игоревич. - Но пока понятия не имею, как это сделать. Впрочем...
- Учтите, довольно невежливо перебила его девушка. Это условие действует до полуночи - с двадцать четвертого на двадцать пятое июня. Камень нужен до этого срока. Минутой позже договоренность утрачивает силу.
Коровин вытаращил глаза.
- К-как - до полуночи? Почему?
- Каприз у Антонии такой. И ещё она просила ни в коем случае не прикасаться к камню, только к оправе.
- Пуркуа бы не па? - вид у бизнесмена был ошалелый. - То есть да - женские капризы вещь сильная. Но с таким я ещё не сталкивался, а меня удивить сложно.
- Значит, вы согласны? - спросила Ника в надежде, что Коровин стырил злосчастный таки камень и поспешит вернуть его старой актрисе сегодня же. Но вот незадача - присмотревшись за время общения к Вадиму Игоревичу, девушка с огорчением поняла, что на роль обычного воришки он никак не подходит. Да и необычного - тоже. Вполне приличный человек, симпатичный и простодушный. И если это не маска и не игра, значит, камень не у него. Увы, увы...
- Извините, Вероника, - внезапно озадачился Коровин. - А где я мог вас раньше видеть?
Ну вот, а она так надеялась, что мужики не смотрят душераздирающие сериалы, в которых она имела счастье сниматься, и уж точно никто её не узнает без грима и с прической "детский сад на даче".
- Вы случайно в нашем театре не играете? - продолжил Вадим Игоревич.
- А у вас тут театр имеется? - откровенно изумилась Ника.
- Имеется, - с гордостью сообщил её собеседник. - Причем, самый настоящий. Хотя и не слишком большой и известный.
Услышать, что в глубокой провинции в небольшом городке есть театр, было равносильно тому, что узнать о проживании в нем королевской фамилии. Ведь даже в советские времена, не говоря уж о последних десятилетиях, такую роскошь могли позволить себе разве что областные центры, остальные обходились дворцами культуры.
Оказывается, здание театра было построено ещё до революции, когда Репьевск был если не процветающим, то вполне оживленным торговым центром. Располагался он удачно - на пересечении нескольких трактов, и в нем регулярно устраивались ярмарки, для чего были выстроены лабазы, склады и крупный элеватор. А гостиный двор служил местом не только торговли, но и заключением сделок. Гостиницы, рестораны - все к услугам приезжих купцов. А потом построили ещё кабаре и театр - для их же развлечения. При советской власти театр сохранили, иметь в городе подобное культурное заведение было престижно. Когда же грянула перестройка, театр оказался не у дел и не пошел с молотка только по одной причине: слишком уж специфическое здание - затраты на его реконструкцию явно перекрывали выгоду. Труппа почти разбежалась, новые спектакли не ставили, и оставшиеся артисты пробавлялись разве что арендой зала под всякие мероприятия да новогодними елками.
Но тут, как ни странно, взыграл местечковый патриотизм, и на одной из сходок репьевских бизнесменов, некий майонезный король Чохов объявил вдруг, что он решил спонсировать драмтеатр. Подобрав грохнувшиеся на стол челюсти, остальные коммерсанты принялись размышлять, нафига это майонезнику сдалось. А потом до них дошло - реклама! Реклама Чоховского продукта теперь была на всех афишах, программах и даже во время спектаклей среди реквизита на сцене то и дело возникали баночки с желто-зеленой этикеткой.
Но главное была даже не реклама, а более высокие материи. Чохов теперь имел право считаться патриотом города, радеющим за его культуру. Остальных это задело - чем они-то хуже? Или у них благородства и денег меньше?
И началось! Производители колбасы, пластиковых окон и эксклюзивных мочалок ринулись к обалдевшему от свалившегося счастья директору театра. Культурная публика града Репьева радовалась новым постановкам, артисты получали регулярную зарплату, а мэр в каждой своей речи не забывал упомянуть о недосягаемо возросшем под его чутким руководством уровнем культуры.
- Занятно, - пробормотала Ника, рассматривая все ещё несъеденный и уже изрядно подтаявший монблан из мороженого. - Но я никогда даже не была в вашем театре.
- А зря, - с чувством произнес Коровин. - Я бы хотел вас пригласить. Сегодня дают "Чайку".
- Нет-нет, - вздрогнула девушка, представив, что она увидит на репьевской сцене, - как-нибудь потом.
- И опять зря. Потому что у меня есть подозрения...
- Какие?
- Дело в том, что прима нашего театра, Анна Свидерко обожает драгоценности. Особенно старинные. И если где и искать рубин Антонии, то в первую очередь - у Свидерко.
- Вы думаете, что она могла...
- Нет-нет, не украсть, а купить! В нашем городе все знают, что прежде чем золото или камни в скупку нести, нужно их Анне показать, она же, как сорока...
- Неужели у провинциальной актрисы есть средства на покупку драгоценностей? - недоверчиво спросила Ника.
- Конечно, есть, - хмыкнул Коровин. - Она же любовница Ступина. А тот её ещё и поощряет - нравится ему, что его красавица бирюльками обвешена.
Отметив про себя раздраженную интонацию Вадима Игоревича, когда он повествовал о Свидерко и Ступине, Ника решила, что вникать во взаимоотношения репьевского бомонда ей совершенно ни к чему. Но вот информация о пристрастии примадонны местной сцены к драгоценностям может быть весьма ценной.
- И все же, где я мог видеть вас?... - продолжал бормотать Коровин.
- Это неважно, - Ника встала. - Спасибо за мороженое, но мне нужно идти. Номер моего телефона у вас остался, так что если будут какие-то известия - звоните.
- Как?! - вскричал бизнесмен. - А я думал, что мы вместе...
- Нет, - девушка покачала головой. - В этом нет смысла - порознь мы сможем добиться большего.
- Жаль... Очень жаль! - не унимался Коровин. - А что если нам вечером встретиться? Тут есть весьма милый ресторан, "Каскад" называется. Я приглашаю вас поужинать.
- Извините, не получится, вечер у меня уже занят.
- Тогда я готов отвезти вас туда, куда прикажете.
- Не стоит, я хочу прогуляться, подышать воздухом. Заодно и на ваш театр взгляну. Он ведь где-то неподалеку?
- У нас тут все неподалеку - театр за углом, идемте покажу.
Нику не устраивало общество Коровина - пусть бы он лучше делом занимался и рубин искал. Поэтому она всеми способами пыталась отделаться от сопровождения. Не удалось - Вадим Игоревич довел её до угла выкрашенного в странную бирюзово-розовую гамму продуктового магазина и показал здание театра. Оно действительно было изукрашено рекламными плакатами самых разных фирм, среди которых терялись собственно афиши спектаклей.
- Ну вот, - огорчился бизнесмен, - а сегодняшний спектакль не состоится.
Действительно прямо на дверях главного входа белело объявление: "Вечерний спектакль отменяется в связи с болезнью актрисы".
- Интересно, чем это Анна Глебовна захворали, не иначе несвежих устриц поели, - продолжал удивляться Коровин.
- А почему вы думаете, что заболела именно Свидерко? - сообразив, о ком речь, спросила Ника.
- Так у них же только она незаменимая. Остальные - в два состава играют.
- Да вы просто настоящий театрал, - похвалила его Ника. - Но мне пора, да и вам тоже. Если хотите в срок отыскать камень.
Кажется, в этот момент Коровин впервые задумался, что ему нужно не просто разглагольствовать, а совершать конкретные действие. Мученическим взглядом он уставился на Нику и принялся чесать в затылке. Девушка напоследок полюбовалась Вадимом Игоревичем - экстерьер у него был что надо. Но вот с сообразительностью оказалось неважно - когда она свернула в переулок, он все ещё пребывал в мучительных раздумьях.
* * *
Следующим по степени подозрительности был газовщик. И Ника даже знала, где его искать - все властные и коммунальные службы Репьевска, в том числе и "Горгаз" располагались вокруг небольшого асфальтированного пятачка, громко именуемого площадью Свободы. От театра до неё был ровно один квартал.
Через полчаса блуждания по разномастным кабинетам, личность газовщика, обслуживающего дом, в котором жила Антония, она установила совершенно точно - некто Кузьмин. Мало того, ей сообщили, что вот-вот данный товарищ должен появиться в конторе, чтобы забрать какие-то ценные трубы и ключи.
Было без четверти двенадцать.
Удивительно, но Кузьмин действительно появился не спустя полдня, а буквально через десять минут. На этом положительные моменты кончились. Потому что "оператор по контролю за оборудованием", как он значился в штатах управления, мало того, что был нетрезв, так вообще напрочь отрицал, что когда либо посещал квартиру Антонии. На этом моменте он уперся, как баран и только головой мотал. Ника, однако, заметила, что при этом он ещё и старательно отводил глаза.
Выход оставался один, и девушка, ухватив упрямого газовщика за локоть, затащила его в ближайший укромный уголок на лестничной площадке и взяла быка за рога:
- Сотню на опохмел хочешь?
- Хочу, - Кузьмин моментально оживился и сфокусировал блудливый взгляд на извлеченной Никой купюре.
- Тогда быстро говори, кто вместо тебя туда ходил? Ну? Бабушка сказала, что удостоверение у того типа имелось!
Газовщик издал совсем уж душераздирающий вздох и кивнул.
- Ходил. Один такой... - шевеление пальцами должно было означать некую характеристику, правда, непонятно какую. - Короче, не знаю я, кто он - первый раз видел. И последний.
- Рассказывай, все, как было.
- Ну, нашел он меня на участке, предложил за бутылку дать ему на часок удостоверение - дескать, хочет у одного хмыря свою жену застукать. Тот его не знает, а без удостоверения в квартиру не впустит. - Кузьмин мученически скривился. - Я уже после сообразил, что чушь он порет - какой мужик вообще в такой ситуации пойдет дверь открывать? Ну, и решил подстраховаться.
- И?
- Что и? Пошел потихоньку за ним, посмотрел, в какой дом он вошел, и все ли тихо будет. Ничего, обошлось, шума никто не поднимал. А потом он мне корочки отдал и - гуд бай.
Кажется, первый реальный след наметился... Ника с воодушевлением принялась расспрашивать Кузьмина о том, как выглядел и откуда взялся неизвестный, и выяснила, что тот был средней комплекции, среднего роста и с рыжей лохматой шевелюрой и рыжими же усами. А взялся... да черт его знает - в дверь вошел.
Стоп! Насчет рыжей масти Антония и Орландо ничего не говорили...
Отдав алчному газовщику сторублевку и проводив взглядом его рванувшую прочь фигуру, она достала мобильник и позвонила старой актрисе.
Точно - газовщик был без усов и никакой не рыже-лохматый. Наоборот - лысоватый шатен лет пятидесяти. Это что же получается?
Ника вышла на улицу и остановилась в задумчивости. Странная мимикрия псевдо-газовщика ассоциировалась у неё с чем-то до боли знакомым и близким.
Было жарко и ужасно хотелось пить. Заметив на углу цистерну с квасом, она подошла и заплатила смешную сумму в два рубля за пластиковый стаканчик желтого пенистого напитка. Квас был холодным и неожиданно вкусным - лучше любой импортной газировки.
Взгляд бездумно скользил по фасадам двухэтажных домов, построенным явно лет сто пятьдесят, а то и больше, назад, по не слишком ухоженному газону и старым липам. Прохожих было мало - большей частью дети или пенсионеры. Прогромыхала груженая досками "Газель", проехал мужик на велосипеде...
Швырнув стаканчик в предназначенный для этого картонный ящик. Ника решительно направилась обратно к театру. Потому что рыжий парик, усы и способность практически мгновенно превратиться из волосатого рыжего в лысоватого шатена могли происходить именно оттуда.
Плюс страсть ведущей актрисы к драгоценностям.
* * *
Как и в любом театре, вход для артистов и администрации охранялся бдительной дамой пенсионного возраста, читающей детектив. Услышав, что открылась дверь, дама подняла взор от книги и вопросила:
- Вы к кому?
- Здравствуйте, - Ника скорчила озабоченную мину. - Я из областной газеты. Хотела бы взять интервью у актрисы Анны Свидерко. Она сейчас в театре?
Вахтерша вздрогнула и потупилась.
- Нету её, - пробормотала она тихо. - Нет, и сегодня вряд ли будет.
- Заболела?
Дама как-то неуверенно и неопределенно пожала плечами. И тут из глубины здания послышались истошный вопль, а вслед за ним истерические рыдания.
- Идите, идите, - засуетилась вахтерша. - Свидерко нет, нету её.
Вопль повторился и перешел в визг. В него вклинился мужской голос, вещавший нечто успокаивающе, но истерика не умолкала.
- Что там происходит? - удивилась Ника.
- Репетируют, - неуверенно сообщила дама. - Дневная репетиция идет.
Но Веронику Романовскую, которая проработала в театре не один, а целых четыре года, такая интерпретация происходящего не устроила. Визжали явно не на сцене и не в репетиционном зале, а где-то совсем рядом.
- А-а... а главный режиссер сейчас тут? Раз Свидерко нет, я возьму интервью у него. Что, зря я сюда тащилась? - пошла Ника напролом.
- Леопольд Бориславович у себя, - неохотно созналась вахтерша. - Только, может, не стоит?..
- Стоит, стоит... - Ника уже проникла сквозь турникет и решительно внедрилась в длинный скудно освещенный коридор. Крики внезапно стихли, и воцарилась какая-то нехорошая тишина, в которой стало слышно, как за ближайшей приоткрытой дверью о чем-то спорят. Девушка прислушалась.
- Надо везти её в больницу, - бубнил глухой бас. - Врачи разберутся.
- В психиатрию? - нерешительно спросил тенорок.
- Почему сразу в психиатрию? А впрочем... Куда угодно везите, а то театр в дурдом превратили. Невыносимо!
Ника взглянула на табличку "Директор театра Коломийцев Юрий Евгеньевич". Ага, директор подойдет...
Но постучать она не успела - внезапно распахнулась другая дверь и из неё спиной вперед вылетел какой-то старикашка. Врезавшись в стену, он помотал головой и ринулся обратно.
- Сволочь! - опять взвизгнула женщина, и послышался звук оплеухи. Ничего себе, нравы у них тут...
За директорской дверью притихли, а визг сменился рыданиями.
Все это начинало поминать какую-то современную постановку, переполненную бестолковой экспрессией. Может, и правда - репетируют? Нерешительно потоптавшись, девушка двинулась вперед - вряд ли этот Коломийцев расположен сейчас с кем-то общаться.
Но не успела она сделать и несколько шагов, как вновь выскочил старикашка и умчался по коридору, что-то бормоча себе под нос и причитая. Ника не решилась его окликнуть.
На цыпочках она подошла к оставшейся слегка приоткрытой двери и заглянула в неё. Это была артистическая уборная с туалетным столиком, освещаемом двумя яркими галогеновыми лампами. Напротив него на желто-зеленом велюровом диване полулежала особа довольно странного вида. Тощее старушечье тельце было облачено в прозрачную кофточку и короткие, чуть ниже колен расклешенные брючки, отделанные крупными стразами. Волосы старушки, выкрашенные красно-белыми перьями, стояли дыбом. Посреди комнаты на паласе валялась босоножка на огромной платформе, а вторая почему-то стояло на туалетном столике среди открытых коробок с гримом и пудрениц.