* ЧАСТЬ ВТОРАЯ*
Сколько раз за эти полтора года в Швеции я мечтала о том, чтобы хоть кто-нибудь из моих близких увидел меня именно в тот момент, когда я выхожу из стурмаркнада - удивительной смеси универсама с универмагом!
Для меня это каждый день аттракцион!
Сами собой распахиваются большие стеклянные двери, и я выхожу на улицу к своей маленькой обожаемой машинке - «вольво-343». На руках у меня самое дорогое для меня здесь существо - японская болонка фантастических кровей и родовых заслуг - Фрося.
За мной, толкая перед собой коляску, набитую продуктами в ярких упаковках, следует магазинный мальчик лет пятнадцати в униформе.
Я открываю багажник своей «вольвочки», и мальчик с улыбкой, ласково переговариваясь с моей Фросей, аккуратненько начинает перегружать покупки из коляски в мою машину.
Когда все закончено, он захлопывает багажник, с поклоном отдает мне ключи и благодарит меня за покупки. Вот тут я ему обязательно говорю, что за последнюю неделю, что мы не виделись, он очень возмужал, окреп и выглядит совершенно взрослым мужчиной. И даю ему две кроны. Мы прощаемся, и я сажусь за руль своего автомобильчика.
Болтать по-шведски и ездить на машине я насобачилась за это время довольно ловко, и тут у меня не было никаких проблем.
Дом наш стоит в двадцати километрах от Стокгольма, неподалеку от пригородной деревушки Салем, в пятистах метрах от самой оживленной трассы е-четыре, ведущей на юг Швеции.
Как и положено в маленьких городках и придорожных селеньях, все друг друга знают в лицо и по имени и почти неизменно доброжелательны.
Поэтому, когда я поъезжаю к нашей салемской заправочной станции «Гульф», расположенной прямо на трассе, рядом с моим домом, заправщик тут же кричит мне:
- Доброе утро, фру Ларссон!
- Привет, Мартин! Рея уже за стойкой?
- С семи утра. Идите, фру Ларссон, поболтайте. Я все сделаю и поставлю машину к бару.
Я оставляю ключи в замке зажигания, подхватываю Фросю и вхожу в бар при станции.
- Салют! - улыбается мне Рея, увидев меня в дверях. - Все о'кей?
- О'кей! А у тебя?
- Тоже. Как всегда? - она берет высокий стакан.
- Конечно. И себе.
- Спасибо. Будешь звонить Эдварду?
- Обязательно, - я протягиваю ей плату за телефонный разговор, а Рея ставит передо мной аппарат и наполняет высокие стаканы моим любимым напитком - ананасовым соком, смешанным с молоком кокосового ореха.
Я набираю стокгольмский номер фирмы «Белитроник».
- Алло? Инженер Ларссон слушает.
- Здравствуйте, господин Ларссон, - по-русски говорю я, и Рея, как всегда, с напряженной улыбкой вслушивается в незнакомую речь. - С вами говорит министр рыбной промышленности Советского Союза товарищ Тютькин.
- Здравствуйте, товарищ Тютькин, - по-русски отвечает мне Эдик. - Мне очень приятно слышать ваш голос. Что вы хотели?
- Мы хотели бы заказать вашей фирме специальные программные манипуляторы для отлова осетров в домашних условиях.
- Прекрасно! Мы принимаем ваш заказ, товарищ Тютькин.
- В какой валюте вы хотели бы получить гонорар, господин Ларссон? Кроны? Доллары? Рубли?
- Видите ли, товарищ Тютькин, к сожалению, шведские кроны и американские доллары перманентно колеблются на мировом валютном рынке. Русские же рубли твердо и незыблемо сохраняют свой постоянный курс. Поэтому я выбираю рубли, товарищ Тютькин. Вас это устроит?
- Меня бы устроило, чтобы ты сегодня пораньше вернулся домой, черт побери! В гараже опять не горит свет, и я себе физиономию чуть не расквасила, когда спустилась туда за машиной!..
- Бедный мой товарищ Тютькин! Бедный мой зайчик!.. Ты опять торчишь у Реи и пьешь эту гадость с кокосовым молоком, которая стоит страшных денег?
- Здоровье дороже, - говорю я. - Эдинька! Приезжай сегодня пораньше… Нам знаешь как с Фросей тоскливо?
- Хорошо, хорошо. Ты помнишь, что в воскресенье у нас прием?
- Я только сейчас из стурмаркнада. Все закуплено.
- Молодец! Привет Рее. Целую.
Я кладу трубку и поднимаю стакан с соком.
- Чин-чин, - говорит Рея, и мы отхлебываем по глотку. - Мне нравится, как вы с Эдвардом разговариваете по-русски.
- Если бы ты знала, о какой ерунде мы болтаем, - смеюсь я.
- Наплевать. Мне нравится звук вашего языка.
В бар входит Мартин и протягивает мне ключи от машины:
- Все в порядке, фру Ларссон. Я записал на ваш счет.
- Спасибо, Мартин, - я посмотрела на свой автомобильчик за окном и увидела, как большая грузовая машина с огромным фургоном подъезжает к отдельно стоявшей колонке с дизельным топливом.
По всему фургону шли голубые буквы «Совтрансавто»…
Я залпом допила сок. Выдала мартину его чаевые, расплатилась с реей, взяла Фросю и вышла из бара. Хотела влезть в свою «вольвочку», но увидела, как водитель русского грузовика тычет пальцем в карту и что-то пытается узнать у коллеги Мартина - заправщика с дизельной колонки. Тот растерянно пожимал плечами.
Не помочь парню было бы свинством. Я подошла к ним и (стерва этакая!..) не удержалась от маленького спектакля.
- Что хочет этот парень, Эйнар? - спросила я по-шведски.
- Здравствуйте, фру Ларссон. Он пытается говорить по-немецки, но понять его смогут только в южной Африке.
Русскому шоферюге было года тридцать три, и он был хорош собой, этот сукин сын, словно с первомайского плаката!.. Он и ко мне обратился на чудовищном немецком языке. И протянул карту дорог.
- Ладно тебе, - сказала я ему по-русски. - Не надрывайся. Какие проблемы?
Он слегка оторопел и с тревогой произнес:
- Как вы хорошо говорите по-русски…
- Я вообще девушка способная. Ты откуда?
- Из Ленинграда. А вы - местная?
- Что-то в этом роде. А в Ленинграде где живешь?
- Вы, наверное, не знаете. На проспекте Науки.
Я насторожилась.
- Дом?
- Ну, какая разница? - улыбнулся он. - Ну, тридцать два…
Я отступила от него подальше, посмотрела на передний номер, увидела - АВЕ 51-15 и все поняла:
- Значит, это я из-за тебя, мать твою за ногу, никогда к своему дому толком подъехать не могла?! Раскорячится со своей бандурой, как будто он один в городе!..
С Фросей на руках я металась по второму этажу нашего салемского стурмаркнада, где торговали шмотками, а он, обвешанный свертками, еле за мной поспевал.
- У твоей жены сколько в бедрах? По окружности.
- Ну откуда я знаю?! - огрызался он. - Кончай, Татьяна! Ты же меня в идиотское положение ставишь!..
- Во, дурак! Нет, честно, Витька, ты дурак и уши у тебя холодные. На кой черт тебе тратить свою вшивую валюту, если мне это ни хрена не стоит? Давай, возьмем ей эти порточки. Ты ей таких портков в Ленинграде ни у одного фарцовщика не купишь! И дочке твоей такие же… Вот попс будет! Все упадут - это сейчас жутко модно!
Потом мы сидели на террасе придорожного кафе, где в этот час не было ни одного человека, а наши машины - моя маленькая «вольвочка» и его громадный «вольвище» - стояли совсем рядом и разглядывали нас своими фарами. Под столом дрыхла разомлевшая Фрося.
- От нас возим фанеру, вино грузинское, полиэтилен, торф, - говорил он. - От них - металлический порошок из хесенеса, задние стекла с отопителями для «жигулей» из эслова… Из клиппана - инерционные ремни безопасности, из Гетеборга - запчасти вон для таких «вольво»…
Он показал на свою машину.
- Съешь еще что-нибудь, Витя, - тихо сказала я.
- Ты меня совсем обкормила!
- А может, выпьешь капельку?
- Да ты что, Татьяна! Я же за рулем.
- А я еще чуть-чуть шлепну, - и подлила себе джина в стакан.
- Ой, Танька, напрасно, - покачал головой Витя. - Здесь полиция такая жестокая на это дело!
- Бог не выдаст, свинья не съест, - я подняла стакан. - За тебя. За Ленинград… За твоих… За мою маму.
Я выпила, и мне захотелось плакать. Но я и виду не подала.
- Когда еще приедешь в Швецию?
Он достал из кармана фирменный календарик «Совтрансавто», посчитал, шевеля губами, и сказал:
- Если все будет нормально, то числа двадцать первого или двадцать второго я уже буду в Стокгольме съезжать с парома в порту «Викинг-лайн».
- Подари календарик, - попросила я.
- Держи.
- Спасибо… Спасибо тебе, Витя.
- Что ты, что ты!.. Это тебе спасибо…
- Не болтай глупостей. Отдашь моей маме это платьице и туфлишки, что мы купили, и кофточку для Ляльки и скажешь, что у меня все очень, очень, очень хорошо…
Тут я не выдержала и расплакалась.
Дома, в ожидании приезда Эдика, я завелась с пирогами. Врубила на кухне кассету с американскими мультяшками, звук убрала и шустрю. Раскатываю тесто, одним глазом слежу за теликом и говорю:
- …И все эти девочки, заметь себе, приезжие! Из маленьких городков, из районных центров, из деревень… Приезжают в Москву или к нам в Ленинград нормальными, порядочными девчонками. В техникумы, в пэтэу, в школы торгового ученичества. Пардон…
Я плеснула немножко джина в стакан и разбавила его тоником. Отхлебнула и поставила рядом.
- И только недавно я сообразила, почему коренных ленинградок или москвичек в этом бизнесе гораздо меньше. Единицы буквально. Мы… Как бы это сказать? Мы уже заранее расслаблены. У нас родители под боком, крыша готовая над головой. Нам бороться не за что. А они предоставлены самим себе. Мне матери нужно было горбатого лепить: «У подруги задержалась…», «На метро опоздала…», А им это не требуется. Не пришла ночевать в свою общагу - кого это колышет? Я дома всегда перехвачу кусочек булки с маслом, а этим девочкам ой-ой как надо ушами шевелить, чтобы прокормиться в большом городе и выглядеть!..
Я еще немножко выпила. И снова взялась за тесто.
- У них хватка должна быть железная! Вот заметь, сейчас повсюду - в спорте, в науке, в служебных отношениях аж до самого верха - всегда побеждают провинциалы! Мы пока рот раззеваем - они уже кусок оторвали и схавали. И проститутки валютные - кто самые лучшие? Самые хитрые, самые жадные, самые умные? Лимитчицы!.. Возьми Кисулю. Институт культуры кончила. Сима-Гулливер - мастер спорта по волейболу. Откуда Зина Мелейко тогда по восемьдесят восьмой в тюрьму загремела? С пятого курса университета, с филосовского факультета! А ведь они все - кто из Пскова, кто из-под Вологды, кто из Череповца… Самые ушлые через несколько лет уже и с квартирами, и с машинами, и «капусты» навалом. Приступом города берут!
Подняла стакан, посмотрела на свет и сделала еще один глоток.
- И причем, у них все вокруг схвачено! Со всеми - васьвась… Сами молотят - будь здоров, и другим жить дают. Платят, платят… У хорошей валютной проститутки от пятидесяти до двухсот рублей в лень одних накладных расходов! Конечно, зависит от того, сколько она будет иметь в этот день… Вокруг них столько сволочи кормится!.. По себе знаю.
Попробовала тесто на вкус - пресное, спасу нет! Поискала соль - пустая банка…
- О, черт! Неужели соли опять нет?! Голова с дыркой! Вторую неделю соль забываю купить, представляешь? Кошмар какой-то!..
Я вытерла руки, сняла фартук и повернулась к аудитории:
- Все, Фрося. Извини: пошла на промысел. Потом доскажу…
И Фрося, моя ежедневная и единственная слушательница, завиляла хвостом.
Напротив нашего дома стоит его брат-близнец. Только в зеркальном отражении. Одна фирма - один проект стандартного благополучия.
Я выскочила за свою калитку, перебежала дорогу и крикнула женщине, поливавшей розы под окнами первого этажа:
- Фру Хельстрем! Фру Хельстрем!.. У меня к вам маленькая просьба…
Моя соседка, фру Хельстрем, тут же перекрыла воду в шланге и улыбнулась мне самым приветливым образом:
- Пожалуйста, фру Ларссон, что угодно. С удовольствием!..
Потом с работы приехал Эдик, и я кормила его в столовой разными разностями и его любимыми пирожками с капустой. Сама я почти не ела, только прихлебывала сильно разбавленный тоником джин.
- Чудесные пирожки! - Сказал Эдик. - Кажется, я становлюсь начальником отдела.
- Ура! - я торжественно приподняла свой слабенький дринк. - Я так за тебя рада!..
- Это в равной степени касается и тебя. Я получу довольно ощутимую прибавку, и мы, наконец, сможем…
- Купить тур в Советский Союз! - обрадовалась я.
- Можно. Хотя я бы сделал лучше внеочередной взнос за дом. Это будет практичнее, если смотреть в будущее.
- Но мы и так уже полтора года оттягиваем поездку в Ленинград. - Я расстроилась и маханула чуть ли не полстакана.
- Ты неисправима, - огорчился Эдик. - Если в прошлом году тебе не захотелось бы иметь свою машину - мы бы поехали в Россию. Пожалуйста, не пей больше.
- Я - пью?! Это называется «пить»? Я сижу и прихлебываю почти чистый тоник! На, попробуй!..
- Спасибо, я не хочу. Спасибо, я же сказал тебе… Я тебе верю. Не нервничай. И еще. У меня к тебе маленькая просьба: родная моя, не бери больше соль у фру Хельстрем. И вообще, не проси у нее ничего. И ни у кого. Никогда. Я тебе уже несколько раз говорил - у нас это не принято. Наши проблемы - это наши проблемы, и никто не обязан…
- Ах, сука! - возмутилась я.
- Я еще не закончил, - твердо сказал Эдик, и я на секунду заткнулась. - Твоя очаровательная, чисто русская непосредственность здесь может быть неверно понята.
Я залпом допила стакан, стукнула им по столу и автоматически перешла на наш великий и могучий:
- Но я же попросила у этой стервы всего лишь щепотку соли, едрена мать!!! Совесть у нее есть?!
- Каждый народ имеет свои национальные особенности, - тоже по-русски мягко попытался сказать Эдик, но меня уже было не остановить. А может быть, я была слегка поддавши…
- Вот это верно! Вот это верно!.. Мать вашу с вашими национальными особенностями!.. В Ленинграде мне и в голову бы не пришло - удобно или неудобно попросить у соседки щепотку соли или кусок хлеба! Или перехватить пятерку до получки!.. В гробу и в белых тапочках я имела в виду такие национальные особенности, когда все вокруг улыбаются, а сами прикидывают - куда бы пнуть побольнее!
- Не сердись, моя дорогая, - тихо сказал Эдик и убрал со стола бутылку с джином. - Не расстраивайся.
Ночью в спальне мы лежали каждый под своим одеялом. Эдик читал. Я смотрела в потолок. Рядом со мной посапывала Фрося.
Потом Эдик отложил газету и выключил свет у себя над головой.
- Что тебе сказал доктор? - спросил он.
- Сказал, что у меня, как ему кажется, все в порядке. И хотел посмотреть тебя…
- Вот как? Странно…
- Ничего странного, - я тоже выключила свой свет. - Когда муж и жена хотят иметь детей и у них что-то не ладится - проверять нужно обоих.
- Ну, хорошо, хорошо, - примирительно прошептал он и попытался меня обнять.
Угрожающе зарычала на него маленькая Фрося.
- Ты не могла бы выставить Фросю за дверь? - спросил Эдик.
- Не надо, Эдинька… У меня был сегодня очень тяжелый день, -сказала я и прижала к себе Фросю.
Эдик молча встал, собрал свою постель и ушел спать в кабинет.
Мы с Фросей поцеловались и заснули…
В воскресенье у нас на участке перед домом было все, как в заграничном фильме: стояли машины приехавших к нам гостей, а их владельцы, с женами и детьми, - все одетые в белые или очень светлые шмотки, - попивали свои аперитивчики. Женщины, сидя в садовых плетеных креслицах, мужчины - стоя, сгруппировавшись возле Эдварда.
Сам же Эдвард в фартуке и перчатках шуровал около большого гриля и жарил куски оленины, переворачивая их на решетке двумя длинными большими вилками.
Еще до приезда гостей я все приготовила - и гриль, и мясо, и специи, и столик с напитками для взрослых, отдельный столик со сладостями для детворы, и, конечно, самовар - гордость любого шведа, побывавшего в России!