«Здесь наша полиция ютится, - говорю я Ирвану, - вернее, её руководство».
Француз удивлённо смотрит на меня.
«Да, они тут не хило устроились», - подтверждаю я его немой вопрос».
«Что значит, не хило»? – спрашивает он.
«Значит хорошо, прекрасно, восхитительно, - перечисляю я эпитеты, - трэ манифик по-вашему».
«Теперь и я могу так говорить: «не хило»? – смеётся француз.
«Можешь, только не у меня дома…».
А до него остаётся уже не так далеко, пересечь дамбу через Нижний Судок, подняться наверх, и вот он мой дом. Местные жители дали ему прозвище «Дом с часами», и под этим именем его знают все…
Через овраг мы переходим по дамбе, сплошь заросшей деревьями и высокой травой. Из его глубины веет на нас прохладой. Ирван останавливается на смотровой площадке.
«Это дамба, - говорю я, - её насыпали 50-т лет назад. Раньше тут был деревянный мост».
«Что есть дамба»? – интересуется француз.
«Понт (мост), - отвечаю я, стараясь выразиться по-французски, - ну не совсем «пон», он из песка, «лё саблё», - уточняю я, - люи аппортэ дё ля ривьер Десна (его принесли из реки Десны), но не в карманах принесли, а намыли…».
Ирван таращит на меня глаза, но как ни странно, всё понимает.
«Иси рэспирасьон бьян (здесь дышать хорошо)», - заканчиваю я свои мудрёные объяснения.
Дальше мы идём молча.
Но вот и мой дом. Часы на его башне показывают десять вечера. В начале августа в это время уже темно, да и самоё время в прошлом году сдвинули на час ближе к ночи.
Дома нас уже заждались, спать никто не ложился. Моя мама снова волнуется.
«Заморишь ты француза, - говорит она, - не даёшь человеку отдохнуть с дороги. Я там вам сделала настоя из дубовой коры, напоишь его на ночь. Он кашлять не будет. И дай ему обязательно чаю с мёдом»…
Приходится выполнять её распоряжения. Ведь я для неё по-прежнему маленький неразумный сынок. Теперь она так величает и француза.
Но, наконец, все распоряжения от неё получены, мать желает нам спокойной ночи и уходит.
Мы остаёмся с Ирваном одни, мы пьём горячий ароматный чай и молчим. Слов на сегодня достаточно. Усталость бродит по всему моему телу, но эта усталость приятная. Длинный-длинный день, наконец, заканчивается.
Жена постелила гостю постель в зале на раскладном диване, я провожаю его до места. На пододеяльнике и на наволочках чёрно-рыжими нитями вышиты тигры. Это бельё я купил в турецком Авсалларе.
За окном в сквере всё ещё горят фонари. Их отключат только в половине второго. Свет от них отражается в окнах, потом проходит через папоротники в высоких кадках, которыми моя жена уставила комнату, она любит всяческую заморскую зелень, и, наконец, складывается на потолке в сказочные узоры. Мне кажется, в такой комнате приятно будет жить французу.
Мы желаем друг другу «бон нюи» и идём спать. На душе у меня полнейшее чувство выполненного долга.
Часть II. Глава I.
День второй. Знакомство продолжается.
Регистрация в ОВИРе и проч.
На следующий день нелёгкая поднимает меня в несусветную рань. Только-только солнышко в окошко заглянуло, а я уже протираю глаза. Смотрю, жены рядом нет, прислушиваюсь, с кухни доносится какой-то стук.
Ага, это она уже готовит для француза блины (дю крэп).
Я быстренько вскакиваю, бегу туда и начинаю ходить возле плиты, потягивая носом.
«Сядь, - говорит жена, - не мельтеши перед глазами».
Но на одном месте усидеть я не могу, меня колбасит. Надо же, живой француз поселился у меня и будет жить целую неделю.
Я иду в прихожую и смотрю через занавеску на безмятежно спящего гостя (между прихожей и залом дверей у меня нет).
«Что-то он подарков нам вчера не подарил, - говорю я жене, возвращаясь на кухню, - забыл, наверное. Может стукнуть чем-нибудь посильнее, чтобы он проснулся. А потом, если что, свалим на соседей»?
«По голове лучше себе стукни, - отвечает жена, переворачивая на сковородке очередной шкворчащий блин, - зачем ты его таскал вчера, на ночь глядя? Теперь вот он выспаться не может. Садись и жди, не трогай его».
Потом Ирван расскажет ей, то есть, моей жене, а не мне, что уснул он поздно, что за окном допоздна гоняли мотоциклисты, что по природе своей он «сова», а не «жаворонок», и скажет ей спасибо за то, что она не дала мне его разбудить.
«Я у вас жил как король», - скажет он нам потом в день своего отъезда.
Я продолжаю терпеливо ждать пробуждения званного гостя.
Но вот уже и блины начали остывать, а француз всё никак не просыпается. Тут уже начинает волноваться жена.
«Сделаю тогда ещё одну стопку блинов, - разговаривает она сама с собой, - ты будешь есть холодные, а он горячие».
«Большое спасибо, гранн мерси», - говорю я, но слова эти звучат из моих уст не как благодарность.
Но как бы там ни было, через час мы все за столом. Перед нами две горки пышных ароматных блинов и полтазика лукашенковской густой сметаны.
«Мне нужен один кофе, - просит француз, - без него я не могу проснуться».
А я могу, и в отличие от него, давно проснулся. Поэтому завариваю себе чай из женьшеня, привезенный мною из Таиланда. Я так им хотел угостить француза, а он…
Что ж, пусть тогда пьёт свой кофе, точнее, наш, а ещё точнее – бразильский.
Я верчу перед его носом упаковкой из-под женьшеневого чая и показываю на ней надпись «маде ин Тайланд». Но, оказывается, француза этим не удивишь. Он хорошо знаком с этой далёкой страной. Ирвану, как и мне – Тайланд, почти дом родной. Лет тридцать назад, после пережитой им любовной драмы, прожил он в ней больше года. Он собирался провести там свой медовый месяц, любимая девушка должна была прилететь к нему из Франции…но не прилетела. Она вышла замуж за другого. К разбитому корыту Ирван возвращаться не стал, уволился по звонку с работы и остался жить в Таиланде. Было ему на ту пору неполных двадцать пять. От отчаяния он решил даже остаться в этой стране навсегда и начал уже изучать тайский язык. Но время лечит любые раны, и любовные в том числе. Они, порой, лечатся даже быстрее остальных, особенно, если лечащий врач вам попадётся достойный - в виде душевной миловидной девушки.
Поэтому Ирван за год вылечился полностью, и теперь у него от той поры лишь приятные воспоминания. Тёплое море, жаркое солнце и приветливые люди. Он даже помнит несколько фраз на тайском языке.
«Кхоп кхун кап (спасибо)», - говорит он мне.
«Самрап мыи нии (за ваше угощение)», - отвечяю я.
Я тоже в юности пережил любовную драму, а потому знаю, что почём. Я чувствую в нём собрата по несчастью, поэтому дарю ему свой «Ирреальный Мир». Француз с благодарностью смотрит на меня и принимает подарок. Вот мы и побратались…
Поев блинов и выпив «свой наш бразильский» кофе, Ирван просыпается окончательно, а потому вспоминает про подарки.
Я жду от Наташи чего-то необыкновенного. В одном из писем она мне писала, что держала «это» в руках, и я теперь должен догадаться, что.
Ирван достаёт из своего бездонного рюкзака сначала книги, потом диски с песнями на французском языке, потом диски фильмов, тоже французских, и, наконец, опять книги и вручает всё это мне.
«Елене я куплю подарок потом, - говорит он, - я не забыл про него, просто из твоих сообщений я так понял, что она сейчас не дома, а сидит с внучкой в Москве. Здесь в Брянске мы сможем ей что-то купить»?
«Без проблем», - отвечаю я.
Ну вот, все подарки розданы, и Ирван вопросительно смотрит на меня.
«Можно идти гулять»? - спрашивает он.
«Идём», - отвечаю я.
«Интересно, какие из этих книжек держала в своих руках Натали»? – думаю я, выходя из дома…
Спрашивать француза о том, что, может быть, он забыл ещё про какие-то подарки, я не решаюсь.
Но вот мы на улице, «дэор» (снаружи), как говорят французы, и я обдумываю, с чего начать сегодняшний день.
План у меня такой: сперва меняем деньги в банке, это я посоветовал сделать Ирвану ещё в Москве, а не менять их на вокзале в обменнике . Потом регистрируем его в местном ОВИРе (а вот этого уже я не знал, оказывается для иностранцев это обязательная процедура), и потом уже мой друг Боря будет возить нас по Брянску. Начнём с посещения кургана Бессмертия и парка Соловьи, и закончим Свенским монастырём. На сегодняшний день, я думаю, этого будет достаточно.
Часть II. Глава II.
В банковском обменнике нам подсказывают, что регистрацию можно сделать не только в ОВИРе, но и в любом отделении Почты России.
«Слава Богу, - думаю я, - потому что в ОВИРе сейчас будет народу - не протолкнуться. В последнее время наших иностранцев с Закавказья и из Средней Азии понаехало предостаточно (рассуждаю прямо, как коренной москвич), и регистрация может продлиться весь день».
В банке очереди нет, и деньги Ирвану меняют быстро. Спрятав в карман вместо каких-то там шестидесяти евро, четыре с лишним тысячи наших полновесных рублей, он выходит из кабинки довольный.
«Куда дальше»? – спрашивает он.
«В близлежащее отделение почты, - отвечаю я, - оно тут рядом, за углом».
На почте очереди тоже нет, но и некому регистрировать иностранца. Девушки, которой поручена эта обязанность, на месте мы не обнаруживаем, и она, как нам сказали, будет только после обеда.
«Сколько стоит эта процедура»? – интересуюсь я.
«Тысяча двести пятьдесят рублей»? – отвечает сотрудница.
«Не хило, - восклицает француз, - теперь я могу так выражаться»? - он вопросительно смотрит на меня.
«Можешь, - киваю я, - и будешь это делать ещё не один раз. В других местах тебе тоже, по всей видимости, придётся регистрироваться. Ты ведь будешь жить ещё в Михайловке, а потом в Москве»?
«Да, и там мне придётся регистрироваться, - подтверждает мои опасения Ирван, - если я буду оставаться на каждом месте дольше недели. Такой ерунды нет нигде, не только в Европе, но даже в бедной Армении, где я провёл прошлогодний отпуск».
«А мы ещё хотим привлекать туристов в нашу страну», - думаю я.
В это время в моём кармане звонит телефон. Это Борис.
«Давай к нам, - говорю я ему, - надо ехать на Главпочтамт француза регистрировать».
Мы выходим из здания почты на улицу. Снаружи жарко, хотя ещё только начало одиннадцатого. Температура подбирается к тридцати. Август обещает быть жарким.
Борис на своём Шевроле Круз подруливает к нам через десять минут. Я представляю его французу. Чем-то они похожи, мой друг с сорокалетним стажем, и мой новый друг. И не только внешне. Оба высокие, худощавые, оба симпатичные (мне на счёт француза это сказала моя тётка, случайно нам встретившаяся на улице, которая сама ещё молода и красива), и оба до сих пор бегают марафон. Но главное, они оба уравновешенные.
Мы садимся в Борину тачку, я спереди, Ирван сзади (мы так потом будем ездить всегда…и это без обид для моего иностранного гостя) и рвём к Главпочтамту. Там цена регистрации уже другая и равняется она двумстам пятидесяти рублям.
Тут уже я произношу:
«Не хило».
Сотрудница выдаёт нам два бланка формата А4 и предлагает заполнить их с двух сторон чёрными или тёмно синими чернилами. Сделать это надо печатными буквами и на кириллице. Образец заполнения она советует поискать внутри двух пухлых фолиантов, лежащих на стойке. Всего через каких-нибудь пятнадцать-двадцать минут я их нахожу. Ирван, полный энтузиазма, бросается заполнять нужные строчки. Надо отдать должное, пишет он быстро и аккуратно, всё же сказывается профессиональный опыт школьного учителя. Им он работает уже восемнадцать лет.
В графе фамилия он пишет Контен, в графе имя – Ирван, следующая графа - отчество. Зачем она нужна, если даже в наших российских загранпаспортах нет отчеств, я понятия не имею? В неё он быстренько записывает слово Франция.
«Один бланк готов, - говорю я ему и забираю испорченный лист, - стой здесь, пойду просить новый».
«Я, конечно, могу вам выдавать бланки, - говорит мне сотрудница почтового отделения, - но не до бесконечности. Поэтому лучше я вам посоветую съездить в «Дубраву», там ребята из коммерческой фирмы за двести рублей всё вам сделают за пять минут. А то я у вас тут ничего не приму даже при одной неправильно проставленной запятой. У нас тут всё строго».
Мы снова выходим на улицу и снова садимся в машину. Через три минуты мы у нужных ребят в «Дубраве». Для этого приходится проехать под запрещающий знак, но теперь чего уж там…
За пять минут и за двести рублей ребята нам на самом деле делают всё чётко и правильно и даже распечатывают по моей просьбе дополнительный экземпляр. Я прошу его сделать на всякий пожарный, вдруг в Михайловке француз решится заполнять всё сам. Симпатичная наша «старая» знакомая ещё через пять минут регистрирует Ирвана на мой адрес. Делает она это тоже очень быстро. Мы выходим на улицу и вздыхаем свободно. Такое дело провернули…но вот нужно ли оно было?