— Он спрашивает, зачем вы стреляли в сернобыка два раза.
— Скажите ему, что, по обычаям нашего племени, мы утром всегда убиваем дважды; днем мы убиваем только раз, а вечером сами уже наполовину мертвы. И еще скажите, что он может найти меня в любое время в Нью-Стэнли или у Toppa. — Он спрашивает, что вы делаете с рогами.
— Скажите ему, что, по обычаям нашего племени, мы дарим рога самым богатым друзьям. Еще скажите, что это очень волнующее событие, и порой за некоторыми нашими соплеменниками гоняются люди с незаряженными пистолетами. Скажите, что он может найти меня в моей книге. Старик что-то сказал масаю, мы снова обменялись рукопожатием и расстались самым дружеским образом. Сквозь туман мы разглядели на дальнем краю равнины еще нескольких масаев, которые шли по дороге, сильно сгибая колени, с коричневыми шкурами на плечах, с копьями, поблескивавшими в утреннем свете.
Но вот мы уже в машине. Голова сернобыка завернута в холщовый мешок, туши висят под крышей, очищенные от крови и пыли, равнина кончилась, густой кустарник снова теснится у самой дороги, и мы катим по красному песку, минуя гряду холмов, к маленькой деревушке Кибайя, где есть беленькая гостиница, магазин и множество возделанных участков. Здесь Дэн сидел однажды на стоге сена, поджидая, не придет ли какой-нибудь куду пастись на маисовое поле, как вдруг появился лев и чуть не сцапал Дэна. С тех пор деревушка Кибайя была для нас овеяна славными воспоминаниями, и поскольку прохлада еще держалась и солнце не успело высушить росу, я предложил, для того чтобы деревушка стала нам еще более памятна, распить бутылочку немецкого пива с серебряной фольгой вокруг горлышка и черно-желтой этикеткой, на которой изображен всадник в доспехах. Сказано-сделано. Затем, выяснив, что дорога впереди вполне проезжая, мы попросили передать шоферам грузовиков, чтобы они следовали за нами на восток, и, покинув историческую деревушку, двинулись к побережью, в царство куду.
Все время, пока солнце поднималось к зениту и жара усиливалась, мы ехали по местности, которую Старик охарактеризовал как «миллион проклятых миль Африки». Кустарник подступал вплотную (к) дороге, образуя непролазный, низкорослый подлесок.
— Здесь попадаются очень крупные слоны, — сказал Старик. — Но охотиться на них нет никакой возможности. Поэтому они такие здоровенные. Просто, не так ли?
После долгого путешествия по «стране миллиона миль» замелькали сухие, песчаные, окаймленные кустарником равнины, которые солнце превратило в настоящие пустыни с редкими островками растительности там, где была вода: места эти, по словам Старика, напоминали северную пограничную область Кении. Мы высматривали темных, длинношеих геренуков[11], своими повадками удивительно напоминающих жуков-богомолов, и мелких куду, которые, как мы слышали, водятся в этих пустынных местах; но солнце стояло уже высоко, и все живое попряталось. Наконец дорога поползла вверх, на низкие, синие от леса холмы, отделенные друг от друга целыми милями редкого кустарника, а впереди огромные, точно горы, дыбились два крутых лесистых холма. Они стояли по обе стороны дороги, и, подъехав к тому месту, где красная полоса песка суживалась, мы встретили стадо во много сотен голов, которое гнали на побережье скупщики скота из Сомали; главный скупщик шел впереди, очень эффектный в своем белом тюрбане и национальном костюме, в руке он нес зонтик, торжественно, как символ власти. Мы с трудом выбрались из стада, миновали живописные рощицы, проехали между двумя холмами и на небольшом низком плато, в полумиле от них, увидели глиняные, крытые тростником хижины туземной деревни. Отсюда холмы казались очень красивыми, склоны их были покрыты лесом, а выше виднелись известняковые обнажения, открытые прогалины и луга.
— Это здесь?
— Да, — сказал Дэн. — Нужно отыскать место старой стоянки. Очень дряхлый, сморщенный дед с седой щетиной на подбородке, одетый в грязный, некогда белый кусок полотна, сколотый на плече на манер римской тоги, вышел из-за хижины и повел нас назад по дороге, а потом влево, к очень удобной лагерной стоянке. Вид у бедняги был жалкий; после того как Старик и Дэн поговорили с ним, он с еще более жалким видом побрел прочь, чтобы привести проводников, чьи имена были записаны на клочке бумаги, — их рекомендовал один голландский охотник, большой приятель Дэна, побывавший здесь год назад.
Мы вынули из машины сиденья, чтобы воспользоваться ими вместо стола и скамеек, расстелили куртки в густой тени высокого дерева, позавтракали и выпили пива, а потом в ожидании грузовиков дремали или просто лежали с книгой. Еще до прибытия грузовиков вернулся дед с самым тощим, голодным и жалким представителем племени вандеробо, который все время стоял на одной ноге и скреб в затылке; он был вооружен луком, колчаном со стрелами и копьем. Когда мы стали расспрашивать, тот ли это проводник, чье имя у нас записано, дед сознался, что не тот, и, совсем уже сконфуженный, отправился за рекомендованными проводниками.
Когда мы проснулись, дед уже стоял рядом с двумя проводниками-профессионалами, с ног до головы одетыми в хаки, и еще с двумя жителями деревни, почти голыми. После долгих переговоров старший из двух проводников в защитных штанах показал бумагу, адресованную «всем заинтересованным лицам» и удостоверявшую, что податель cero хорошо знает местность, надежный человек и способный следопыт. Удостоверение было подписано каким-то охотником. Проводник в хаки назвал этого охотника «Бвана Симба» — «Истребитель Львов», — чем привел нас в бешенство. — Должно быть, какой-нибудь проходимец, раз в жизни подстреливший льва, — сказал Старик.
— Скажите ему, что я-Бвана Физи, Истребитель Гиен, — попросил я Дэна. — Бвана Физи душит их голыми руками.
Дэн сказал туземцу что-то явно не то.
— Спросите, хотят ли они увидеть Бвану Жабу, отца всех жаб, и Маму Тзигги, повелительницу саранчи.
Дэн и не подумал переводить это проводникам. Разговор, видимо, шел о деньгах. После того как договорились насчет обычной поденной платы, Старик обещал им за каждого убитого куду по пятнадцать шиллингов.
— Вы хотите сказать-фунт, — возразил старший проводник.
— Я вижу, они себе цену знают, — заметил Старик. — Должен признаться, мне не очень-то по душе этот парень, несмотря на то, что пишет о нем «Бвана Симба».
Кстати, как мы потом узнали, Бвана Симба был прекрасный охотник и пользовался на побережье самой доброй славой. — Будем тянуть жребий и поделим их между собой, — предложил Старик. — Каждому достанется один голый и один в штанах. Между прочим, я лично предпочитаю голых проводников.
Но когда мы предложили двум обладателям штанов и рекомендации выбрать себе по голому партнеру, обнаружилось, что из этой затеи ничего не выйдет. Главный горлопан, финансовый гений и, как выяснилось, не менее гениальный актер, который представлял в лицах, как Бвана Симба убил в последний раз куду, прервал свою пантомиму и заявил, что будет охотиться только с Абдуллой, коротеньким большеносым грамотеем: они, мол, всегда охотятся вместе, так как сам он не ходит по следу. Потом он возобновил пантомиму, в которой изображались Бвана Симба, еще один персонаж, именуемый «Бвана Доктор», и рогатые твари.
— В таком случае поделим их по-другому: двое голых следопытов или эти два ученых оксфордца, и будем тянуть жребий, — решил Старик. — Мне противен этот кривляка, — сказал я.
— А может, он мастер своего дела. — Старик сказал это неуверенно. — Притом вы ведь и сами отличный следопыт. Дед уверяет, что два других-хорошие проводники.
— Покорно благодарю. Ну, жребий так жребий, черт с вами. Держите соломины.
Старик зажал в кулаке две соломинки.
— Кто вытащит длинную-берет Давида Гаррика и его приятеля, — объяснил он. — А кто короткую — двух голых молодцов. — Хотите тянуть первым?
— Валяйте вы, — ответил Карл.
Я вытащил Давида Гаррика и Абдуллу.
— Эх, мне таки достался этот проклятый трагик.
— Ну, быть может, вы об этом не пожалеете, — утешил меня Карл.
— Хотите меняться?
— Нет. Но он может оказаться чистейшим золотом.
— Теперь разыграем места охоты. Тот, кто вытянет длинную соломину, получает право первого выбора, — сказал Старик.
— Ладно, тяните.
Карл вытащил короткую соломину.
— Что же мы выберем? — спросил я у Старика. Начались долгие переговоры, во время которых Актер врал, будто он убил полдюжины куду из всевозможных засад или подкрадываясь по открытому месту, устраивая облавы или выпугивая зверей из кустов.
Наконец Старик сказал:
— Говорят, неподалеку есть что-то вроде солонца, куда антилопы приходят лизать соль, и там их убивают тысячами. Кроме того, бродя вокруг холма, можно чуть ли не в упор стрелять бедняжек на открытом месте. Если у вас железное здоровье, можно карабкаться на скалы, — оттуда их бьют, когда они выходят пастись.
— Я выбираю солонец.
— Но помните-стрелять только самых крупных, — сказал Старик.
— Когда же в путь? — осведомился Карл.
— На солонец нужно идти ранним утром, — сказал Старик. — Но вы, старина Хем, если хотите, можете осмотреть его еще сегодня вечером. До него миль пять по дороге, а дальше-пешком. Берите машину и отправляйтесь первым. А вы. Карл, можете снова отправиться в холмы когда угодно, пусть только немного спадет жара.
— А как же Мемсаиб? — спросил я. — Ехать ей со мной? — Не советовал бы, — серьезно ответил Старик. — Чем меньше с вами будет людей, тем лучше.
В тот вечер М'Кола, Актер, Абдулла и я вернулись в сумерки, когда стало уже прохладно, и подошли к костру очень взволнованные: почва на солонце оказалась взрытой и была усеяна глубокими и свежими вмятинами, среди которых мы обнаружили следы нескольких крупных самцов куду. Шалаш там был очень удобный для засады, и я испытывал такую уверенность, что убью куду на другое же утро, словно мне предстояло стрелять уток из хорошего укрытия при множестве подсадных и в прохладную погоду, когда стая непременно должна прилететь.
— Дело верное. Нет ничего проще. Даже совестно! Этот актеришка, как бишь его? Бут, Бэррэт, Мак-Кэллоф-ну, вы знаете, о . ком я говорю… — Чарльз Лафтон, — подсказал Старик, попыхивая трубкой.
— Вот, вот! Фред Астэр, местная и мировая знаменитость. Так знаете ли — он просто виртуоз. Сразу отыскал шалаш и все прочее. Привел нас к солонцу. В два счета определил направление ветра, подбросив в воздух пригоршню пыли. Настоящее сокровище.
Видно, их обучал этот Бвана Симба. Старик, считайте, что куду уже в нашей палатке. Важно только суметь сохранить мясо и выбрать наиболее крупных. Завтра я убью на этом солонце двух самцов сразу. Да" друзья мои, я вполне удовлетворен!
— Чего это вы успели хлебнуть?
— Ни капли в рот не брал, ей-богу!..
— Ну, тогда вольем ему стаканчик в глотку и посмотрим, не замолчит ли он, — предложил Старик Маме.
— Уже молчу! Но, честное слово, я полон радостных предчувствий. Как вы думаете, кто появился в это мгновение в лагере? Разумеется, старина Карл с двумя голыми проводниками и своим коротышкой-ружьеносцем Чаро. В свете костра лицо Карла имело какой-то землистый оттенок. Он молча снял свою широкополую шляпу.
— Ну, как, подстрелили что-нибудь? — осведомился он.
— Нет. Но зверье там есть. А вы что делали? — Бродил вдоль этой несносной дороги. Откуда взяться куду у дороги, когда там полно скота, везде хижины и люди?
Карл был на себя не похож, и я решил, что он заболел. Он появился, как череп на пиру, в ту минуту, когда нам было весело и мы дурачились вовсю. Я снова не выдержал и сказал:
— Мы ведь тянули жребий.
— Конечно, — подтвердил Карл с горечью. — И, значит, я должен охотиться у дороги. Чего ж тут ожидать? Разве так охотятся на куду? — Завтра утром вы убьете куду на солонце, — с нарочитой веселостью заверила его Мама.
Я выпил стакан виски с содовой и услышал свой собственный бодрый голос:
— Да, да, утром вы наверняка убьете куду на солонце.
— Утром туда поедете вы.
— Нет, вы. Я уже побывал там сегодня вечером. Мы будем чередоваться.
Так было условлено. Верно, Старик?
— Разумеется, — отозвался Старик. Мы избегали смотреть друг другу в глаза.
— Выпейте виски. Карл, — предложила Мама.
— Спасибо.
Мы ужинали молча. Уже в постели, в палатке, я упрекнул жену:
— Дернуло же тебя ляпнуть, что он будет охотиться утром на солонце! — Кажется, я не то хотела сказать… Напутала. Не будем говорить об этом.
— Мне так повезло, когда тянули жребий. Нельзя идти против жребия.
Ведь это единственный способ уравнять шансы.
— Ладно, оставим это.
— Мне кажется. Карл нездоров, он просто на себя не похож. Он в таком бешенстве от неудач, что способен распугать все зверье на нашем солонце.
— Прошу тебя, не надо больше об этом.
— Не буду.
— Вот и хорошо.
— Что ж, во всяком случае, мы его успокоили.
— Не думаю. Ну, довольно, перестань, пожалуйста.
— Молчу.
— Вот и хорошо.
— Спокойной ночи, — помолчав, сказала она.
— Спи спокойно. К черту всю эту ерунду!
— Спокойной ночи.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Наутро Карл со своими людьми отправился на солонец, а Гаррик, Абдулла, М'Кола и я, перейдя дорогу, двинулись вверх по сухому руслу наискосок от деревни и стали подниматься в гору. Мы лезли в тумане по усыпанному галькой сухому дну, так густо поросшему кустарником, что приходилось идти согнувшись как бы по крутому туннелю, образованному ветвями и лианами. Я потел так, что намокли фуфайка и верхняя рубаха; когда же мы взобрались на высокий горный уступ и остановились, глядя вниз, на облака, нависшие над долиной, я озяб от утреннего ветерка и накинул плащ. Я не мог усидеть на месте и подал Гаррику знак идти дальше. Мы одолели склон горы и, поднявшись выше, пошли назад, потом перевалили на противоположный, теневой склон, останавливаясь над каждой долиной, чтобы внимательно осмотреть ее в полевой бинокль. Наконец, мы достигли чашеобразной долины, напоминавшей амфитеатр; по дну ее среди ярко-зеленой травы бежал ручеек, а дальний склон и весь нижний край поросли лесом. Мы сели в тени скал, защищавших нас от ветра, и, глядя в бинокли, увидели на противоположных склонах, освещенных восходящим солнцем, двух самок куду с детенышем-они паслись на опушке леса, торопливо ощипывая листья и молодые побеги, потом внезапно подняли головы, настороженно вглядываясь в даль, как делают все животные, когда пасутся среди деревьев. На равнине они видят так далеко, что чувствуют себя уверенно и пасутся спокойно, — не то что в лесу. Мы могли разглядеть даже белые вертикальные полосы на серых боках, и, сидя на высоком склоне этим ранним утром, я с удовольствием наблюдал за антилопами. Но вдруг мы услышали гул, как от обвала. Я подумал сначала, что это рухнула скала, но М'Кола сказал тихо:
— Ввана Кабор! Пита!
Мы прислушивались, ожидая второго выстрела, но кругом было тихо, и я решил, что Карл убил наконец куду. Самки, за которыми мы наблюдали, при звуке выстрела замерли было, насторожившись, потом снова стали щипать траву. Однако они все время держались леса. Мне вспомнилась старая пословица индийских охотников: «Один выстрел-есть мясо. Два выстрела-ничего нельзя знать. Три выстрела-на-ка выкуси», — и я достал словарь, чтобы перевести эту пословицу М'Кола. Она показалась ему забавной, он засмеялся и покачал головой. Мы осматривали долину в бинокль до тех пор, пока солнце не настигло нас, а потом бродили по противоположному склону горы и в другой красивой долине видели то место, где какой-то бвана, которого туземцы упорно именовали «Бвана Доктор», подстрелил замечательного самца куду; пока мы смотрели сверху на долину, там показался какой-то масай, и я сделал вид, будто хочу выстрелить в него. Гаррик заволновался и с трагическими жестами стал твердить, что там человек, человек, человек!
— А в человека разве стрелять нельзя? — спросил я. — Нет! Нет! Нет! — воскликнул он, прикладывая руку ко лбу. Я с притворной неохотой опустил ружье, разыграв эту комедию для того, чтобы позабавить ухмылявшегося М'Кола.