Леса были людными, всюду пролегали тропинки, лыжни и даже наезженные дороги. Пока снегу было немного, Вой шел по целине, стараясь обходить места, отмеченные человеческим запахом. Но утром повалил крупный снег, и идти по целине стало очень трудно — волк проваливался по грудь. Взбодренный сном, он еще долго шел, упорно одолевая снежную преграду, потом вдруг вышел на лыжную трассу и смело побежал по накатанной лыжне.
Внезапно впереди показался лыжник. Он шел навстречу волку, шел быстро, размахивая палками, его лыжи с легким свистом скользили по снегу. Это был, конечно, не охотник, не враг, он торопился, занятый своими человеческими делами. Вой и прежде встречал лыжников в лесу, но видел их издалека, а сейчас, ближе узнав людей, понял, что лыжник видит его, но не обращает особого внимания, видимо, приняв за собаку… И старый волк продолжал спокойно идти навстречу человеку, потом так же спокойно, с достоинством отступил в сторону, про: пуская лыжника.
— Мерси! — сказал тот, промчавшись и обдав зверя облаком мелкой снежной пыли. Вот он уже исчез за поворотом лыжни, глубоко убежденный, что встретил овчарку, отставшую от хозяина…
А старый волк продолжал свой путь, и встреча на лесной лыжне стала для него еще одним уроком, обогатившим его и без того немалый жизненный опыт.
8. МАГА УВОДИТ СТАЮ
Тихим солнечным утром стая переходила отлогий безлесный холм. Снега здесь было немного, и волки двигались быстро и легко. Уже все взбежали на плоскую вершину холма, когда волчица первой уловила в небе далекий рокот, похожий на раскат грозы. Но Мага знала, что это не гроза. И не только потому, что гроза бывает летом. Волчице был хорошо знаком этот рокот, одинаковый и летом, и зимой. Она никогда не смогла бы спутать его с грозовыми раскатами. Это был вертолет.
Далекий звук услышали все и вопросительно обернулись к Маге. Только она, опытная мать-волчица, знала, что надо делать в таких случаях. Ее научил мудрый старый вожак. Он, едва заслышав звук вертолета, бросался в чащобу, стремительно уводя стаю туда, где можно спрятаться, затаиться, переждать… Следуя его примеру, Мага торопливо повела волков в молодой густой сосняк, пробралась в самую чащобу и залегла, прижимаясь к снегу, в середине стаи, побуждая волков сделать то же. Когда вертолет застрекотал над сосняком, они уже лежали, вжавшись в снег под деревьями, и сверху их нельзя было заметить.
Вертолет улетел, но волчица знала, что он может вернуться, и потому лежала. Глядя на нее, лежали все.
Второй раз страшная грохочущая машина летела совсем низко, чуть ли не задевая верхушки деревьев. Шум был такой, что каждому хотелось бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого грозного оглушительного вихря… Но Мага знала, что встать — означает погибнуть. Спасти могла лишь выдержка. Она чувствовала, что звери испытывают неудержимое желание вскочить, удариться в бег. Но прежде они обязательно поищут ее глазами, посмотрят на нее, на мать-волчицу, на предводительницу стаи. Потому она и легла так, чтобы все могли видеть, что она здесь, что она лежит, не убегает и запрещает убегать им.
Грохочущая смерть улетела. Утих, растворился в морозном воздухе страшный рокот, но волки еще долго лежали не шелохнувшись. Вынужденная остановка переходила в дневку, успокоившиеся звери уже дремали, набираясь сил для очередного ночного поиска. Вначале Мага присоединилась к общему желанию остаться на дневку здесь, но потом, еще выждав и убедившись, что вертолет не вернется, решила все-таки перейти для отдыха в другое место. Хотя вокруг было спокойно, осторожной Маге укрывший стаю сосняк не казался теперь таким уж безопасным…
Она подняла волков, пересекла с ними глубокий овраг, провела через две лощины и выбрала для лежки место в самой середине густых и высоких зарослей ивняка.
Период гона, любви у волков еще не настал, но Пришлый заигрывал с Магой все чаще и чаще. Он ходил кругами вокруг нее, иногда игриво кусал за спину, призывно урчал. Зуа и Ко принимали это как должное — Пришлый занимал в стае место вожака и почти уже стал вожаком. Иногда он рыком одергивал кого-либо из волков, и Мага молчаливо поддерживала его. Но переярка Ва Пришлый не трогал. Не хотел раздражать его. А переярок вел себя довольно хитро и агрессивно. При матери-волчице Ва был сама кротость, но стоило ей отойти в сторону, как он уже крутился возле Пришлого и ждал малейшего предлога, чтобы затеять ссору. Пришлый видел это, понимал и избегал стычек. Тем более, что за последний месяц Ва заметно вырос, стал еще более сильным и самоуверенным.
Однако злоба копилась и у Пришлого. Ва уже настолько был ненавистен ему, что он не мог спокойно дневать, если переярок отдыхал рядом. Но чувства свои новый вожак вынужден был прятать еще глубже, чем его недруг. Против Пришлого встали бы все, кроме Маги, да и она не одобрила бы его драки с переярком.
Последнее время Ва очень не нравились ухаживания нового вожака за матерью-волчицей. Он привык видеть в роли ее друга и повелителя только отца-волка и никого более не мог признать ни настоящим вожаком, ни близким другом Маги. Тем не менее другой уже занял место старого Воя и настойчиво пытался вытеснить память о нем в волчьей стае.
Это не удавалось — слишком силен был здесь авторитет пропавшего старого волка, и это еще больше беспокоило, злило Пришлого. Стая теперь уже не была такой монолитной, целеустремленной, как прежде. Каждый норовил жить сам по себе, несмотря на все усилия мудрой, опытной Маги.
Самка-переярок и волчонок не могли не видеть сложных отношений между Пришлым и Ва, и это накладывало отпечаток и на их поведение. В стае накапливалось взаимное недовольство, раздражение, злость…
Ночь выдалась тихой, безлунной. Черные тучи затянули псе небо, и тягучая мгла окутала деревья, кусты, легла на сугробы.
Волки переходили замерзшую реку, свежий снег лежал на льду тонким слоем, и идти было легко. Еще с середины реки Мага, идущая впереди, уловила отрадный дух лосиного мяса. Ближе к берегу его почувствовали и остальные, стая ускорила шаг. Вскоре волки нашли лосиную тушу. Она оказалась замерзшей — лось был убит давно.
Старый Вой никогда не разрешал есть мясо животных, которых убили не сами волки. К своим запасам Вой возвращался в голодные времена, и стая подкармливалась за счет старой добычи, хотя спрятанное мясо порой оказывалось уже полуразложившимся. А к тушам, вот так беспризорно лежавшим у дорог или в лесу, неизвестно кем брошенным, старый вожак стаю не подпускал. Он сам осматривал находку, затем, подняв заднюю ногу, презрительно ставил «метку», своим пренебрежительным отношением предостерегая волков. И никто из его семьи не ел такого мяса даже в самые худые времена, хотя волки из других семей в подобных случаях охотно насыщались. Мага не понимала поведения вожака, но ослушаться его не смела да и не хотела. Она, как и вся стая, не подходила туда, куда не разрешал Вой.
Другое дело, когда стая натыкалась на отбросы возле человеческого жилья. Тут вожак не возражал против поживы, но тоже проявлял крайнюю осторожность.
Сейчас Воя не было рядом, и волчица решила подойти поближе к лосиной туше вместе со всей стаей. В этом была ее ошибка. Когда она, постояв некоторое время невдалеке от убитого лося, повернула обратно, волки не последовали за ней. Стая осталась на месте и, словно не замечая, что мать-волчица уходит, ринулась к туше.
Матерая Мага не знала, чем опасно найденное мясо, да и опасно ли оно вообще. Но она знала другое: чтобы выжить и сохранить стаю, необходимо строго выполнять все законы, установленные старым Воем.
Волки тем временем обнюхивали мясо, не обращая на нее никакого внимания. Рассерженная их неповиновением волчица тотчас метнулась обратно к туше и, не дав никому прикоснуться к мясу, ударила грудью, отшвырнула вначале Ва, затем Пришлого. Остальные, увидев ее гнев, сами отскочили в сторону.
Но переярок не уходил. Отстаивая свое право на самостоятельность, он оскалил клыки и зарычал. Пришлый мгновенно сориентировался: за неподчинение матери-волчице строптивого Ва можно сурово наказать. Еще миг, и он напал бы на переярка. Но не успел — Зуа уже стояла рядом с братом, да и Мага спохватилась и зарычала на нового вожака.
Волчица заставила стаю подчиниться, но то, что произошло, очень встревожило ее. Она теперь ясно видела, что стая становится неуправляемой, что нет, давно уже нет того порядка и послушания, что были при старом вожаке. Может быть, приход Пришлого в семью сыграл свою роль в возникшем разладе? Теперь ей придется постоянно и внимательно следить за каждым. Только так можно уберечь семью от беды.
Ссора у туши отвлекла Магу от охотничьего поиска. Совсем неожиданно для нее невдалеке раздался резкий скрип снега. Волки бросились вперед, мгновенно преодолев расстояние в десяток прыжков. Поздно! Крупная рысь с добычей в лапах уже сидела высоко на дереве, словно дразня волков. Риса (это была она) не раз уходила от стаи Воя и Маги. Вот и сейчас, вовремя заметив врагов, она прервала ужин и, не расставаясь с пойманным зверьком (каким именно, Мага так и не смогла разобрать), стремительно пробежала по снегу и влезла на дерево. Стае не оставалось ничего другого, как проследовать мимо более удачливой соперницы.
Тихая зимняя ночь словно вслушивалась в негромкий мерный хруст снега под ногами волков. Звери шли на охоту. Мага вела их по знакомым местам, где не раз она и старый вожак загоняли лосей, кормили стаю.
Деревья застыли, стояли не шелохнувшись, будто во сне. В чуткой тишине гулко разносился по лесу малейший скрип или хруст. В такую ночь трудно неслышно подобраться к жертве. И вышедшие на охоту звери должны были проявить особую находчивость, осторожность, выдержку. Не обладая этими качествами, выжить в суровом зимнем лесу просто невозможно.
9. ВЫДРА
С утра падал крупный пушистый снег, заметая тропы, и к полудню Вой, утомившись, прервал свое путешествие. Старый волк устроился в неглубокой яме среди бурелома на крутом склоне холма. Отдыхал он до сумерек, когда снегопад наконец прекратился. Пора было снова двигаться в путь. Но прежде следовало подкрепиться — в течение двух суток, с тех пор как он ушел из плена, Вой ничего не ел, кроме маленькой куропатки, на лунку которой наткнулся совсем случайно. Волк жадно съел птицу, оставив только несколько перышек. Но все равно остался голоден.
Поглотал снегу, утолив немного жажду, спустился к озеру, к открытой воде. Здесь в большую полынью впадал быстрый в устье, незамерзающий ручей. Волк попил, осмотрелся: нельзя ли чем-нибудь поживиться? А вот и заинтересовавший его след — глубокая полукруглая борозда в снегу. Конечно же, здесь еще утром прошла в свою нору выдра.
Может быть, к ночи она покинет убежище и двинется обратно через озеро к другому незамерзающему ручью, который она должна навещать?
Не приближаясь к следу выдры, старый волк повернул назад, к зарослям ивняка, и залег за кустом. Надо было выжидать. Если выдра выйдет ночью, он обязательно ее перехватит.
Давно миновали сумерки, мгла стала густой, едва проницаемой. Потом появилась луна, круглая, яркая, и озарила озеро, берег, ближайшие деревья пронзительным, призрачным светом. Стало видно как днем.
Подмораживало. Вожак все лежал не шелохнувшись, то не спуская глаз со следа выдры, то полагаясь на слух, не менее надежный, чем зрение.
Не всякий хищник способен так долго и терпеливо выжидать в засаде, как старый Вой. Он пролежал всю ночь, ни на миг не ослабляя сосредоточенного внимания, не поддаваясь ни дремоте, ни усталости. Собранный, настороженный, увезенный в удаче.
Только под утро, когда луна утратила свою оранжевую яркость, а звезды поблекли и выцвели, волк услышал негромкий, но отчетливый плеск. Он напряженно впился взглядом в полынью.
Выдра выбралась на край льда, быстро и ловко отряхнулась, состояла, подняв морду вверх, вслушиваясь в тишину зимней ночи. Ее гладкое тело поблескивало и серебрилось в сиреневом сумеречном свете рождающегося утра.
Не заметив опасности, выдра пошла по льду, все более удаляясь от полыньи. Она легко скользила на своих коротких ногах, бороздя снег массивным хвостом.
Вожак все еще выжидал, готовый к прыжку, к нападению. Путь выдра отойдет подальше от воды.
Старый Вой сорвался с места и понесся длинными прыжками. Увлеченный азартом охоты, он не заметил небольшой можжевеловой ветки, зацепился передней лапой за нее, споткнулся, перевернулся через голову, но это его не остановило и даже не задержало.
Чуткая выдра стремглав бросилась обратно к воде. Но вожак рассчитал все заранее: путь к полынье был ей отрезан. «Выдре оставалось только защищаться. Вой, однако, был настороже и предусмотрительно уклонился от ее зубастой пасти. Он метался вокруг зверька, пытаясь схватить за спину, но выдра все время поворачивалась к нему мордой.
Улучив момент, она приблизилась к полынье. Теперь оставалось сделать один длинный бросок, и выдра была бы спасена. Но для этого надо было повернуться спиной к волку. Это означало погибнуть.
Она пыталась пятиться, но ей мешал длинный толстый хвост. Вой сразу же разгадал маневр противника и больше не давал зверю сделать ни шагу, все время стараясь зайти со спины.
Вожак взял выдру у самой воды. Он сжал свои мощные челюсти так, что хрустнули позвонки жертвы, и понес ее легко, без усилий. Неужели этот небольшой зверек, свисающий сейчас из его пасти, сопротивлялся ему, огрызался, даже угрожал своими зубами?..
Теперь старый волк мог продолжать путь. Он был относительно сыт и остаток ночи, а потом и часть дня шел туда, откуда его увезли люди — к своим родным лесам и озерам. Слабо шумели отягощенные снегом деревья. Мороз отпускал. По залитым солнцем сверкающим сугробам в нужном Вою направлении бежала твердая лыжня. И зверь пошел по ней. Зачем же тратить впустую силы и время, пробираясь по снежной целине? Ведь недавно даже встреча на лыжне с человеком обошлась без последствий… И только Вой вспомнил эту встречу, как на повороте показался лыжник. Как и в прошлый раз, он несся навстречу зверю. И хотя вожак ожидал этого, появление человека было неприятным и пугающим. Тот заметил зверя, но, видимо, тоже принял за собаку, потому что никаких признаков беспокойства не проявлял. Волк очень внимательно наблюдал за ним. Человек был безоружен. Кроме лыжных палок у него ничего не было.
Старый Вой посторонился, пропуская лыжника. И в этот момент, скользя мимо, человек бросил взгляд на зверя. Глаза его округлились.
— Во-о-о-лк! — закричал он громко и, остановившись, оборонительно замахал лыжными палками.
— Ребя-а-а-та-а! Во-о-о-лк! — Он звал кого-то, кто шел за ним сзади.
А старый вожак уже мчался, пробивая широкой грудью верхушки сугробов. Теперь он знал: его будут преследовать. Не сегодня, так завтра люди с ружьями пойдут по его следу. А раз так — надо долго, упорно, без остановки уходить.
И он уходил. Бесстрашно выбирался на широкую наезженную дорогу, изрядно пробежав по ней, спрыгивал в близко подходивший к обочине кустарник, прятал, маскировал следы. Стремительный этот уход от возможного преследования утомил Воя.
Он залег под утро на снежной вершине холма, под крутым сугробом, с подветренной стороны. Ветер гнал поземку по склону к вершине, а вместе с поземкой и все лесные запахи. По ним Вой знал обо всем, что происходит за гребнем сугроба. Другой склон холма был в поле его зрения. Волк сладко дремал, уткнувшись мордой в густую шерсть своего горячего бока. Свист поземки баюкал, пробуждая в памяти картины былой жизни в кругу родной стаи. Он вспоминал свою волчицу, их многочисленных общих волчат, так быстро растущих. В последних своих переярков, Ва и Зуа, Вой успел вложить немало охотничьего опыта. Своего опыта — богатого, надежного, изощренного. Теперь, без отца-вожака, этот опыт, наверное, очень пригодился им. Не напрасно поощрял он и добрые отношения между переярками. С его одобрения хитрая Зуа со щенячьего возраста, с первых выходов на охоту бывала рядом с братом, следовала за ним, помогала ему, с ним играла.
Привязанность переярков друг к другу, симпатии внутри семьи укрепляли стаю, делали ее сильней.
Ветер подвывал и посвистывал, поземка накручивала снежные спирали, а вожак отдыхал перед новым большим переходом.