4. МЕСТЬ
В дождях прошел остаток лета. Выдавались и солнечные дни. И тогда особенно радовала глаз буйная сочная зелень вдоволь напоенного влагой леса. Казалось, щедрые силы природы безбрежны — так обильна была земля травами, цветами, плодами и разным зверьем. Однако так было лишь до первых колючих ветров осени. Они положили конец изобилию, свету, теплу.
Волчата к осени подросли, окрепли. Игры их возле логова все больше напоминали охоту, но стаей щенки еще не охотились. Особенно заботливо опекала волчат Мага. Возвращаясь с добычей, она негромко подвывала — извещала щенков, что она спешит к ним, что она рядом. Волчата тотчас откликались и, когда были очень голодны, сразу же выбегали ей навстречу, удаляясь от логова. Это было опасно, и Вой не одобрял таких прогулок, хотя и сам иногда, уже после отклика волчат, тоже подавал голос, чтобы они не разминулись с родителями. Ночи стали темными, и матерые возвращались с охоты почти всегда в глубокой темноте.
Этой ночью щенки сильно проголодались и ждали ушедших на охоту родителей с особым нетерпением. У брата и сестры Чернеца голод притуплял осторожность, заставлял забывать о страхе перед огромным, малознакомым, опасным окружающим миром. Они готовы были опрометью бежать навстречу родителям, чтобы быстрее схватить часть их добычи. А у Чернеца, кроме жгучего желания насытиться, голод, как ни странно, вызывал еще и беспокойство, ощущение опасности, повышал осторожность.
В напряженном ожидании проходило время. Наконец до логова донесся негромкий волчий вой. Он долетал издалека, к тому же шум леса заглушал его. Подвывала ли это Мага, было неясно, но голодные, истомившиеся и ожидании еды и родителей щенки кинулись на этот вой, откликаясь на ходу…
Мать-волчица снова подала голос, и почему-то так же издалека, будто стояла на месте.
Выскочив из убежища, волчата обнаружили, что с ними нет Чернеца. Почему он остался в логове, почему молчит? Щенки привыкли брать с Чернеца во всем пример, ему подражали, его слушались. Отсутствие брата умерило пыл щенят, они замешкались.
Но вот снова донесся глухой и протяжный вой, и, немного поколебавшись, волчата двинулись ему навстречу, все время оглядываясь: не появится ли Чернец, не пойдет ли следом? Теперь они подавали ответный голос уже не так громко, как вначале, когда выскочили из логова.
Возвращаясь с охоты, волки-родители тоже услышали Ной, который выманил волчат из убежища. Они сразу попили, что воет не волк. Звук был фальшивым и слабым: человек подражал волку! Человек мог выманить щенят из логова! Надо остановить, перехватить малышей, предотвратить их встречу с врагом…
Лучше охотника, который заманивал ее щенков, слышала их негромкие отклики Мага и торопилась к ним так, как только может торопиться мать, чтобы спасти детей.
Старый вожак кинулся в другую сторону — навстречу врагу. Достаточно приблизившись к притаившемуся в черной тени деревьев человеку, Вой застыл в ожидании. Долго ждать ему не пришлось — человек снова издал звук, похожий на волчий вой.
И тогда вожак, отбежав на безопасное расстояние, тоже завыл. Он нарушил закон молчания, который волки соблюдают, уходя от людей, нарушил — чтобы отвлечь врага от логова, от детенышей, от волчицы-матери. Вой его был мощным, вызывающим. Вожак словно хотел показать человеку, как воют настоящие волки.
Не дожидаясь, пока охотник приблизится, старый волк прервал свою громкую песню и рванулся в сторону, в глубь черного ночного леса, уводя человека от логова, от семьи.
Мага тем временем успела перехватить щенков и спрятаться с ними в логове, где, проявляя выдержку, отсиживался Чернец. Он единственный из волчат вовремя учуял опасность и сделал все, чтобы избежать ее.
И мать, и щенки слышали, как завыл старый Вой сразу после поддельного воя, и затаились, с тревогой ожидая избавления от беды и возвращения отца-волка.
Кончились ясные сентябрьские дни. Желто-оранжевая и алая листва облетала, застилая лес мягким шуршащим ковром, открывая для глаз обширные пространства.
С началом октября стая заметно расширила участок охоты. Волчата уже окрепли, выросли и были готовы к суровой походной жизни стаи.
Первый выход молодых волков в долгий зимний поход вожак совместил с первой коллективной охотой. Он повел стаю туда, где паслась знакомая ему отара овец.
Не успела семья ущс достаточно удалиться от логова, как навстречу ей вышли двое волков.
Звери сбились в кучу. Волчата настороженно смотрели на гостей — они не знали никого, кроме отца и матери. Но Мага и Вой приветливо встретили этих двоих. Ведь это были Ко и Зуа…
С ними уже не было ловкого и смелого Ва. Он подыскал себе подругу еще в конце прошлой зимы и сейчас, наверное, где-то в дальних лесах тоже выводил на первую охоту своих, выращенных за лето, волчат.
Зуа, видимо, не встретила достойного самца, чтобы завести свою семью, и осталась с младшим братом. Сейчас они возвращались в стаю Маги и Воя.
Когда за холмом показалось овечье пастбище, матерые остановили волков. Вожак знал, что овцы до первого снега должны быть здесь. Теперь-то он пустит на них стаю!
Все лето он вынужден был терпеть эту отару, не трогать ее. Потому что рядом было его логово, его щенки. И теперь предстоящая охота увлекала его, словно это была расплата за то, что овцы посмели пастись так близко от логова, от семьи его, старого Воя…
Момент для разбоя был благоприятный: пастух сидел на пеньке и завтракал, собака лежала у его ног. Сторожа не беспокоились — овцы паслись плотной кучей, не разбредаясь.
Волки напали на отару в самом удаленном от пастуха месте. Напали открыто, не таясь. Вожак, ворвавшийся в стадо, молниеносно резал одну овцу за другой. Будто сама овечья смерь, страшная и неотвратимая, метался он от жертвы к жертве и резал, резал, резал…
Зачем это было нужно старому волку? Ведь он понимал, что столько добычи ему не унести. Может быть, запах крови опьянил вожака, затуманил голову, заставил на время забыть об осторожности и расчетливости, к которым приучили суровые условия существования? А может, сказался безудержный, неуемный характер и волк дал выход накопившейся свирепости и жадности?
Пастух заметил волков почти сразу после нападения и стал стрелять, чтобы отпугнуть стаю. Но за считанные мгновения хищники успели зарезать многих овец, хотя унести с собой смогли только трех. По одной уносили матерые, а третью, как ни странно, нес Чернец…
В первый же момент нападения на отару мать-волчица схватила зарезанную вожаком овцу, закинула ее себе на спину и понесла. Пока Зуа и Ко нападали на других овец, а прибылые щенки крутились около них, Чернец попытался повторить действия матери. Схватил ягненка поменьше, уже зарезанного, и, точно копируя, повторил движения матери. Однако, не умея рассчитывать силу броска, не удержался на ногах и несколько раз перевернулся вместе с тушей, которую так и не выпустил. Через миг он снова повторил маневр и снова перевернулся — слишком тяжел был ягненок и слишком силен был бросок. И тогда волчонок понял, что надо сделать, чтобы устоять: забрасывая ягненка на спину справа, Чернец отставил в сторону обе левые ноги, прочно оперся на них и таким образом удержал равновесие.
Когда раздался выстрел пастуха, Чернец уже несся с ягненком на спине, догоняя мать-волчицу.
Через два дня на рассвете выпал снег. И хотя снег был первым и мог еще расстаять, это ничего не меняло: начиналась зима, ранняя северная зима, длинная и суровая.
Вой знал: по следам на чистом снежном покрове людям легче искать стаю. А искать ее после нападения на отару они обязательно будут. Значит, надо подальше уводить семью — и без малейшего промедления.
Как всегда, во главе цепочки стала Мага. За ней спокойно пристроились Зуа, потом Ко. В середине заняли место волчата. Не так просто было им попадать след в след за взрослыми. Молодые волки сбивались, меняли ногу. Только Чернец, идущий предпоследним, впереди отца-вожака, как всегда спокойный и неторопливый, ступал размеренно и точно, словно не замечая суеты и неуверенности других щенков.
Волки торопились. Оставляя позади себя опасность, они шли, не подозревая того, навстречу другим опасностям.
5. ПРЕВРАТНОСТИ ВОЛЧЬЕЙ СУДЬБЫ
Дни становились короче. Почти каждую ночь мело.
Однажды перед рассветом стая наткнулась на следы лося и неожиданно быстро его окружила.
Большой Уг — это был именно он — дремал, лежа и сугробе, утомленный долгим переходом, совершенным накануне вечером. Из-за свиста метели он не заметил опасности вовремя.
Едва учуяв волков, лось вскочил — напряженный, решительный, бесстрашный. Он понимал: бежать бесполезно. По сильному резкому запаху, хлынувшему на него и 1-за кустов, он знал, что здесь, рядом, целая стая, и в течение нескольких мгновений приготовился к бою: взбежал па открытую вершину холма, чтоб волки не смогли подобраться незаметно.
Утренние сумерки рассеивались. В лесу светлело. Теперь Уг чувствовал себя уверенней. В полумраке он видел плохо, тогда как волки отлично видели даже в полной тьме.
Прежде чем перед лосем появились серые хищники, он услышал их шумное дыхание, хруст и скрип торопливых волчьих шагов. Вблизи он разглядел и вожака, вспомнил прежнее знакомство с ним.
Опытный, бывалый бык сразу оценил силы врага: почти половина стаи — молодые волки, они не полезут в бой, от взрослых можно отбиться.
Вой тоже узнал лося. Его на испуг не возьмешь! Предстоит нелегкая борьба с сильным и очень умным зверем.
Первой сбоку кинулась на лося Мага. Стремительно повернувшись в ее сторону, сохатый резко выбросил вперед свое разящее переднее копыто, и ловкая волчица едва увернулась от смертоносного удара.
Пытаясь использовать момент единоборства быка с волчицей, к нему разом бросились Вой, Зуа, Ко и даже Чернец.
Казалось, участь быка была предрешена…
Но это был не кто-нибудь, а Большой Уг! Молниеносно повернувшись по кругу, он пуганул волков, и они отпрянули. Последним в серии его выпадов был не обманный, а направленный быстрый и мощный выброс передней йоги, который должен был уничтожить волка, раскроить, размозжить ему череп. И этот удар предназначался Чернецу.
Однако впервые участвовавший в охоте на лося волчонок, предугадав маневр сохатого, успел отскочить. Наблюдательность, осторожность, ловкость и быстрота в сочетании с обостренным чувством опасности помогли Чернецу спастись и на этот раз.
Еще долго крутилась стая вокруг сохатого. Рычание и лязг волчьих зубов смешивались с хриплым, возбужденным дыханием лося, но на истоптанном снегу не было пиано ни одной капли крови.
Когда полуденное солнце проглянуло из-за туч, словно напоминая волкам о предстоящей дороге, вожак решил прекратить бесполезную и опасную охоту. Большой Уг оказался стае не по зубам…
Волки уходили не торопясь, ступая след в след, уверенно и спокойно, будто ничего не произошло, будто не было сейчас неудачной охоты, будто не были они озлоблены, утомлены, голодны…
Большой Уг еще долго стоял, боясь расслабиться, но потом тоже двинулся- в противоположную сторону.
Прошло еще два дня, и стая все-таки попала в облаву.
На рассвете, когда семья еще отдыхала после удачной охоты на зайцев, внезапно забеспокоился, заволновался Чернец. Он выбирался из мягкого сугроба на краю опушки, стряхивал с густой шерсти снег, топтался, нюхал воздух, снова устраивался в сугробе и снова вставал, вселяя тревогу в мирно дремавших, сытых, усталых волков.
Казалось, ничто не предвещало опасности, но, понаблюдав за волчонком, старый вожак поднял стаю и быстро повел ее в глубь леса.
Волки уже довольно далеко отошли от опушки, как вдруг неожиданно увидели быстро скользящего на лыжах человека. Вдоль его следа оставался тонкий, бесконечно длинный шнур, на котором полыхали знакомые флажки смерти.
Напуганная стая обернулась к вожаку. Он должен найти верный, безопасный выход из облавы. Но старый вожак пока такого выхода не знал.
И вдруг Чернец, робко поглядывая на отца-волка, сделал несколько шагов в сторону… Старый Вой сразу понял его и вместе со стаей рванулся, чтобы успеть уйти, успеть опередить человека, пока он не замкнул страшный круг веревкой с красными флажками.
Семья проскочила там, где вскоре должен был появиться охотник. Еще мгновение — и они скрылись бы в лесной чаще. Но этого мгновения у зверей не оказалось в запасе. Человек увидел стаю. Уверенный, что волки остались в окладе, охотник при виде их настолько растерялся, что даже схватил с плеча ружье, бесполезное на таком расстоянии. Однако стрелять не стал…
Сначала бегом, потом торопливым шагом волки уходили от смертельной опасности.
Хотя семья вырвалась из облавы, острая тревога не покидала Чернеца. Он шел в общей цепочке, постоянно оглядываясь, вздрагивая, озираясь, словно предчувствие близкой беды не давало ему покоя. Волки пересекали открытую заснеженную поляну рядом с густым березняком. И здесь случилось неожиданное.
Увидев, что идущая впереди Мага круто повернула, огибая на пути бугор, молодые волки решили срезать угол. Цепочка распалась, волки уже не шли след в след. И вдруг высокий пронзительный стон, похожий на крик о помощи, вырвался из груди Чернеца. Все обернулись на звук…
Испуганный и растерянный молодой волк стоял на утоптанной звериной тропе, которую не успел еще пересечь, его переднюю ногу сжимал незнакомый темный предмет. Но старые волки знали, хорошо знали, что это такое… Помочь Чернецу было нельзя. И Мага и Вой понимали это. Чтобы спасти остальных волков, нужно было уводить стаю.
Волчонок долго смотрел в ту сторону, куда ушла родная стая. Он все еще не мог поверить, что остался совсем один. Один во власти страшной западни. Оцепенение сменилось буйством: Чернец выл, метался, стараясь вырвать ногу из капкана. И чем больше он рвался, дергал ногу, тем сильней она болела, оставаясь прочно зажатой в капкане. Капкан был не волчьим. Чернец совершенно случайно наткнулся на эту ловушку, поставленную на более мелкого зверя. Но вырваться из прочных стальных челюстей оказалось невозможно. Оставалось перегрызть лапу… Может быть, Чернец и сделал бы это, но не успел.
Из-за снежного бугра вышел охотник. Наверное, он услышал вой Чернеца, а может, просто шел по следу стаи.
Увидев человека, Чернец заметался еще отчаянней, кинулся прочь, но капкан, привязанный к толстой осиновой чурке, волочился за ним, мучил лютой болью в ноге и связывал движения. А человек уже бежал к зверю, держа ружье наизготовку, чтобы он не ушел, случайно вырвавшись из капкана.
Что мог сделать для своей защиты волчонок? Он злобно оскалился, зарычал, шерсть его вздыбилась. Охотник, подойдя, увидел, что это не взрослый волк, и спокойно разглядывал щенка.
Это был знакомый нам человек — бородатый зоолог. Но Чернец не мог знать о его доброте. Он боялся и ненавидел людей и ожидал от них лишь одного — смерти.
Неожиданно и быстро человек накинул на зверя ват-пик, ловко связал его, осторожно снял с ноги капкан. Он уложил волчонка в мешок, встал на лыжи и спокойно двинулся к дому, на знакомую нам лесную базу зоологов, находившуюся в нескольких километрах отсюда.