— ...сразу в дамки. А мы с Чугуновым с простых милиционеров службу начинали. Всю, можно сказать, карьеру своими ногами прошли. — Зарубин притопнул маленьким сияющим сапогом и победоносно зыркнул на Коку. — Чего только не навидались! Вот помню...
«Сразу в дамки — это, наверно, про меня и подобных. Что ж, со своей колокольни он прав. Хорошо еще, не знает про «заслуженную» маму, «народного» папу и изысканную артистическую квартиру на Арбате, а то было бы прямо неловко. Хоть ничем я, собственно, не грешен».
— ...Особливо он после Швейка прогремел.
— После Швейка? — Кока силился поймать нить рассказа.
— Ну да. Иль не слыхал? Как же так, знаменитое было дело! — И Зарубин стал вспоминать, явно не в первый раз, но все равно с азартом и увлечением.
Ночью в подъезде своего дома несколькими выстрелами в упор был убит матерый спекулянт валютой, за веселый нрав носивший кличку «Швейк». На происшествие, как иногда бывает, народу сбежалось уйма! И когда эксперты начали осмотр места преступления, следы были уже спутаны. Как ни бился потом МУР, дальше туманных предположений не шло. Тут-то и отличился Чугунов. Жарким воскресным днем после купания он заглянул в полотняный павильон, взял кружку пива. Сдул пену на земляной пол, хлебнул с наслаждением и вдруг краем уха услышал, как в подвыпившей компании кто-то, выругавшись, сказал: «Порешу, как Швейка!» — и на него тотчас цыкнули. Чугунов долго пил пиво. Потом до вечера болтался на пляже, не выпуская из виду пятерых парней. С пляжа он приехал за ними в город, совершенно не зная еще, что будет делать, не имея никаких улик. Когда компания разошлась, по голосу, по повадке выбрал того, кто помянул Швейка в пивной. Не выдав себя ни единым жестом, ни единым взглядом, Чугунов ходил за ним, пока тот путешествовал от приятелей к приятельницам. И когда парень, выйдя в три часа ночи из старого домика в Спасо-Песковском переулке, привычно сунул руки во внутренний карман пиджака и что-то там поправил, Чугунов безошибочно угадал в этом «что-то» оружие, зверем перелетел разделявшие их четыре шага и в следующее мгновение уже сидел верхом на лежавшем в асфальт лицом парне, заломив его руки к спине... Пистолет оказался тот самый, из которого застрелили Швейка. Веселый валютчик нарвался на коварных покупателей, которые после сделки простейшим способом вернули себе уплаченные деньги.
Да, такого Чугунова, о котором рассказывал Зарубин, Кока не знал...
— Вот и порядочек! — кладя трубку, весело сказал Зарубин. — Только чтоб был толк, пускай Ефимыч сам подъедет завтра с утречка к Синюшину.
А через день Чугунов пропал.
Кока толкнулся к Головкину.
— Занимайтесь пока своими делами, Светаев, — поспешно предупреждая вопрос, сказал Головкин.
— Радикулит? — лаконично поинтересовался Кока, соблюдая приличествующее случаю выражение лица.
— Нет... — Головкину не хотелось говорить дальше; и когда он разжал губы, то произнес с преувеличенным равнодушием, будто самую обычную вещь: — Если быть точным, Сидор Ефимыч ведет личный сыск.
— По делу Ольшевского?!
— Да, — Головкин хмуро шевельнул бровями и уткнулся в бумаги.
«Запретите ему смотреть телевизор. Вчера показывали «Тайну старой крепости», — хотел было по привычке сострить Кока, но, вспомнив историю про Швейка, воздержался.
Итак, он освободился пока от чугуновского гнета. Можно было накинуться на свои нехитрые, но застоявшиеся дела. С невиданной энергией он перетряхивал папки в сейфе, писал разные реляции, звонил, таскал и машинисткам все, что полагалось перепечатать, рисовал карикатуры в стенгазету, ездил за разрешением на продление совсем застрявших дел, освежил знакомство с хорошенькой секретаршей в горпрокуратуре, составлял постановления, запросы и отношения, посвистывал, читал оперативные сводки за последнюю неделю и даже сочинял по просьбе замполита частушки для смотра самодеятельности. Но тут у него дальше сомнительного зачина не двинулось.
Мой миленок постовой,
Он стоит на мостовой, —
все повторял Кока и бродил от Стрепетова к Раисе, от Раисы к Нефедову: какую дальше заложить идею? Раиса отмахивалась, Стрепетов ехидно посоветовал:
— Да начни по-другому. Например: «Моя милка бригадмилка»...
Кока тешился два дня. На третий в комнату заглянул Вознесенский.
— Николай Николаевич, — позвал он, поглаживая подбородок и усмехаясь в ладонь, — к вам от Чугунова человек пришел.
За столом Чугунова сидел и курил трубку высокий сутулый старик в черном пальто и когда-то мохнатой кепке.
— Лейтенант Светаев, — представился Кока. — Слушаю вас, товарищ.
Старик вздернул голову, распрямился, под седыми усами расплылась улыбка, и он спросил чугуновским басом:
— Значит, брезгуешь, Светаев, не признаешь?
— Мамочки мои... — оторопело сказал Кока. — Где ж вы раздобыли такую кепку?..
Кепка его поразила особенно. Такую и в реквизите Художественного театра не всегда подберут.
Очень довольный, Чугунов стянул кепку и плюхнул на стол. Потом осторожно отлепил усы, снял пальто, размотал большой шарф и стал обычным Чугуновым, даже в форме. Он был весел и — что совсем невероятно! — разговорчив. Добродушно поругивая погоду и расспрашивая о новостях, Чугун отпер сейф, достал папку, в которую складывалось все, что имело отношение к делу компании Ольшевского, вывалил беспорядочную кучу справок, допросов и прочих бумажек на стол, уселся поудобнее и с удовлетворенным видом принялся подкладывать листок к листку, искусно распределяя их так, чтобы толщина будущего дела оказалась равномерной.
Кока молча наблюдал, как Чугунов предавался любимому занятию. Вот все подобрано и сложено уголок в уголок. Вот аккуратно, по металлической линейке отогнут край. Вот появилось на сцене здоровенное сапожное шило. Оно несколько раз пронзило бумажную стопу и сменилось внушительной иглою с двойной суровой ниткой. Вот выбрана новенькая, крепкая папка. Начался заключительный этап — собственно подшивание. Еще немного, и недавняя беспорядочная россыпь бумаг прекратится в тугое, мастерски сработанное «Дело №...».
Если бы выражение «пришить дело» не было изобретено раньше, Кока придумал бы его сейчас, глядя, как вдохновенно и сноровисто орудует Чугунов.
— Вы так и рыскали по городу в этом, с позволения сказать, головном уборе?
— А что?
— А то, что от него нафталином разит за километр. Он, извините, несколько вышел из моды...
Против ожидания Чугунов не обиделся. Он испытующе уставился на кепку, потом пощипал у верхней пуговки, где еще сохранился ворс, и задумчиво стал скатывать шерстинки меж пальцев.
— Правда твоя. Шляпу надену.
— Так вы еще не кончили?
— Завтра со мной пойдешь...
* * *
Кока стоит в подъезде. Сквозь застекленную дверь ему виден маячащий у телефонной будки Чугунов. Чугунов наблюдает за проходной автобазы, откуда вот-вот появится Семен Спица. Тогда Чугунов поправит шляпу, Кока выйдет из подъезда, «Победа», которая стоит через три дома, тронется за ними. Если Чугунов поправив шляпу правой рукой — Спица пошел направо, левой — налево. Кока одет в черное, чтобы сливаться с темнотой. На голове у него берет, в кармане пальто — кепка, яркий сменный шарф, в кармане пиджака — пистолет на предохранителе.
Иногда Чугунов заходит в будку и «звонит», не спуская глаз с проходной. На ледяном промозглом ветру — это для него — единственная передышка. Коке неловко стоять в теплом подъезде, но предложение поменяться местами Чугунов категорически отверг: не доверяет Кокиной бдительности. Все атрибуты дешевого детектива налицо. Чугунов в совершенстве изображает легкомысленного старичка навеселе. Кока, разумеется, поджидает девушку. Оба переодеты, оба вооружены и нисколько не знакомы между собой. С непривычки Коке любопытно и немножко смешно.
Люди, входящие в подъезд, окидывают его понимающими взглядами. В такую погоду не станешь торчать на улице даже в ожидании прелестнейшего существа. Город погряз в черной слякоти, и она все прибывает, поглощая тяжелые сырые хлопья, нескончаемо летящие с неба, осевшего на самые крыши.
Чугунов поправил шляпу. Кока выскочил из подъезда. Снег, до этого красивыми косыми тенями полосовавший стекло, начал лепить в глаза и в рот. Кока повертелся у края тротуара, чтобы его заметил шофер, и двинулся за чугуновской спиной, натягивая поглубже беретку и жмурясь от слепящего ветра со снегом.
Спицу он не видел и не старался разглядеть, но тот, надо думать, припустил рысцой, потому что спина Чугунова ходко удалялась. Сзади исправно ползла «Победа» — на случай, если преступник вздумает удирать на такси. Кока с восторгом раздобыл бы ему это такси, тогда они с Чугуновым сели бы в теплую сухую машину и устроили бы классическую погоню. Но Спица, похоже, презирал всякий транспорт вообще: проскочил автобусную остановку, трамвайную. Куда его черти несут? Мчится, как рысак... Ага, голубчик, вон куда ты чапал: павильон «Пиво-воды». Неплохо задумано по такой погоде. Значит, пока ты там будешь согреваться, мы тут должны прохлаждаться. Премило! Засечем для порядка время.
Шесть часов пятнадцать минут. А темень, как среди ночи. Даже фонари и витрины утопают в этой черноте и густой снежной неразберихе. Где бы притулиться в затишье, чтобы не терять из виду Чугуна? Спицу он пускай караулит сам, с Коки достаточно чугуновской спины. Чем мучиться дурью, поставил бы невдалеке машину, сидели бы они, покуривали, пока Спица напитки пьет. Так нет же, мотается возле угла в обвисшей шляпе, осторожно заглядывает через мокрое стекло в павильон, на Коку ноль внимания, все боится «расшифровать наблюдение».
Мальчик загулял. Если верить Чугуну, средства для этого имеются: Чугун выследил Спицу у магазина «Автомобили». На это-то его и натолкнули материалы, что раскопал старый дружок Чугунова. А вчера Спица при нем продал какие-то запчасти для «Победы» и уговорился с солидным, явно денежным покупателем достать еще другие к четвергу или пятнице. Конечно, спекуляция запчастями — занятие некрасивое и в соединении с враньем про «невинно пострадавшего отца» создает о Спице еще более неприятное впечатление. Но почему нужно обязательно гнаться за ним вместо того, чтобы Разумно предположить, что запчасти Спица добывает у себя на автобазе? Мало ли что ревизия была недавно. Новую надо назначить, а Спицу «накрыть» в момент преступления.
Нет, все-таки у Чугуна испорченное воображение. Надо надеть сухую кепку и шарф. Будет хоть какой-то прок от этой бутафории. Снег наконец перестал разом. Кто-то там, наверху, сказал «будя» и опустил заслонку, как в овощной лавке, когда отвешивают картошку. Без снега, конечно, терпимее, но пальто уже успело набрякнуть, а ноги... Бедные ноги в патентованных ботинках на микропорке! Хлюпает в патентованных ботинках. «А, черт! Хорошее воспитание сведет меня в могилу. Опять нырнул в лужу, пропуская тетку, которой, вишь ты, тесно на тротуаре со своими телесами и авоськами...»
И вдруг он, модник и немножко пижон, первый раз в жизни вспомнил и оценил по достоинству гениальное, но почему-то утратившее популярность изобретение человечества — калоши. Они всплыли в памяти ярко, красочно, как персонажи из детской сказки, — две большие добрые калошины, сверкающие черным глянцем и нежно розовеющие девственным пушком внутри, Как в них было бы покойно, уютно и сухо! А в глубоких — теплых и непромокаемых ботинках, ах, ах, еще лучше...
«Так можно докатиться шут знает до чего!» — испуганно пробормотал он вслух и в своем безостановочном кружении по площади врезался в очередную лужу.
Какого лешего он пошел в милицию! Ведь твердо стоял за адвокатуру. Чертов Стрепетуша потянул за собой. Нет, честно говоря, не тянул. Сам Кока увязался. Стрепетов просто так сказал перед распределением: «Выходит, я их буду ловить, а ты выгораживать? Когда-нибудь мы с тобой встретимся в суде, и ты, проявив красноречие Плевако и хитроумие Брауде, развалишь мне дело. Тогда я возьму тебя под мышку... — Он показал, как именно, и, пока Кока брыкался, договорил зловеще: — Снесу к Перетерскому и скажу, что ты хочешь еще раз сдать римское право!» Перетерского все боялись как огня, а девчонки из слабонервных чуть не в обморок хлопались перед экзаменами. Коке стало очень скучно, когда он подумал, что у них со Стрепетовым будут отныне разные сослуживцы, интересы и дела. Душа этого не принимала. Вот и потянулся следом. Стрепетуша был рад. Даже не скрывал, а он часто скрывает, что у него на уме. Не потому, что строит загадочную личность. Такой уж характер. После истории с Антипиной, например, можно было подумать, что Кока больше переживает, потому что когда он переживает, сразу заметно. А у Стрепетова незаметно. Это он умеет.
«Стоп! Не Спица ли там вынырнул? Он! Интересно, сколько же он, подлец, выпил? Нам бы с Чугуном хоть по рюмочке для согревания. Опять потопали в том же порядке. И «Победа» сзади. А мы ножками топ-топ-топ, а мы ручками хлоп-хлоп-хлоп...»
* * *
— Для порядка, Светаев, напиши в дело рапорт.
Кока был уверен, что после вчерашнего гулянья Чугунова скрючит, но каким-то чудом старик держался, только все тер правую руку. Легонько хлюпая носом, хорошо, если отделается насморком, Кока сел составлять рапорт.
«Наблюдение за подследственным велось с 18 до 23 часов 14 декабря, — писал он, стараясь не выбиваться из казенного стиля. — Выйдя из проходной автобазы № 3 (которая находится на Волочаевской улице в доме № 13), С. Спица быстро направился к пл. Прямикова. Там он зашел в павильон «Пиво-воды», где пробыл почти два часа, никуда не отлучаясь. Затем направился в кинотеатр «Победа». После сеанса С. Спица посетил находящийся рядом «Гастроном», а оттуда вернулся к себе домой. За все время С. Спица один раз звонил, но, по-видимому, ни с кем не встречался».
Прочтя рапорт, Чугунов оскорбился.
— Ты бы, Светаев, еще в стихах. Чему вас только в институте учили? «Посетил», «по-видимому», «находящийся рядом». Ничего понять нельзя. Пиши, я продиктую. Значит, так: «Рапорт. Личным сыском, произведенным декабря четырнадцатого дня тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года нами, старшим следователем, капитаном милиции Чугуновым и следователем, лейтенантом милиции Светаевым, обнаружено...» Две точки поставь «...обнаружено: объект Спица, выйдя из адреса дом тринадцать по Волочаевской улице, где расположена автобаза номер три, последовал по Волочаевской Улице в направлении площади имени Прямикова, где прибыл в адрес: площадь имени Прямикова, дом семь дробь двенадцать, при котором размещался павильон «Пиво-воды». В указанном адресе объект пребывал с восемнадцати до двадцати десяти, распивая спиртные напитки вместе с гражданами, личность которых по делу не проходит и не установлена. Выйдя в нетрезвом состоянии из адреса «Пиво-воды», объект пересек площадь и по Большой Андроньевской улице, а затем по Абельмановской дошел до кинотеатра «Победа», который расположен по вышеуказанной улице в доме номер восемь, где смотрел на сеансе двадцать часов тридцать минут кинофильм «Адские водители». Из адреса кинотеатр по окончании сеанса объект выбыл в расположенный в доме номер шесть по той же улице магазин: «Гастроном» № 16, где закупил продукты питания в незначительном количестве. Затем...»
— Дюма, — сказал Кока, дописав. Безрезультатность операции возродила его скепсис. — Мне бы такого в жизни не придумать, честное слово.
...И опять была машина за три дома, и Кока стоял в подъезде. Конечно, не в том же — в соседнем. И Чугун переместился — теперь он толокся возле булочной. Дескать, старуха за калачами пошла, а он ее поджидает.
Опять они сторожили, когда Спица пойдет с работы.
Но сегодня было как-то по-другому. Во-первых, погода. Холода большого нет, но где подмерзло, где подсохло, — словом, вчерашняя проклятая слякоть куда-то делась без остатка. А главное — снежок. От него светло и чисто. Мелкий-мелкий такой, сеется мимо фонарей и щекочет нос, когда идешь ему навстречу. А если тебе повезло и напал на нетронутую, нетоптанную целину — например, у края мостовой, — она тебе в глаза так и бьет сплошными искрами, а снежинки под ногами тонко и нежно хрупают и сминаются в цепочку выпуклых, удивительно четких следов. У криминалистов это называется «следовая дорожка», и по ней можно идентифицировать походку.