— Туами.
Каштан указал на следы. Пук обратился к широкоплечему мужчине:
— Туами!
Широкоплечий повернулся к ним от кучи камней и палок, которыми деловито орудовал. Он издал короткий птичий звук, неожиданно тонкий, и они ответили такими же звуками.
Фа шепнула Локу на ухо:
— Это его имя…
Туами и оба других нагнулись и покачивали головами над следом. Подле дерева, где земля твердела, следы были уже неразличимы, и Лок ожидал, что новые люди станут принюхиваться, но они вдруг выпрямились. Туами засмеялся. Он указывал на водопад, смеялся и щебетал. Потом он умолк, громко хлопнул в ладони, произнес какое-то слово и вернулся к куче.
Это единственное слово совершенно преобразило прогалину, новые люди стали успокаиваться. Правда, Каштан и Пук все еще внимательно следили за лесом, они стояли по краям прогалины, глядя поверх терновника, но палки свои разогнули. Хвощ не сразу взялся за мешки, он поднял руку к плечу, дернул полоску кожи и вдруг вылез из своей шкуры. При этом Лок почувствовал такую боль, будто у него на глазах под ноготь человеку вонзился терний; но потом он увидал, что Хвощу это нипочем, он даже рад, ему стало прохладно и удобно в белой коже. Теперь он был совсем голый, как Лок, только кусок оленьей шкуры плотно облегал его поясницу и бедра.
Потом Лок увидал еще две вещи. Новые люди двигались не так, как все твари, которых ему довелось видеть в жизни. Они сохраняли равновесие на выпрямленных ногах, туловища над бедрами были тонкие, как у осы, так что люди эти покачивались на ходу взад и вперед. Глядели они не в землю, а прямо перед собой. И еще они были не просто голодны. Лок знал, как выглядит человек, умирающий от голода. Новые люди умирали. Сквозь плоть их проступали кости, как у Мала в его последние дни. Движенья их, хотя и обладали изяществом согнутой молодой ветки, были медленны, будто они ходили во сне. Ходили они выпрямившись, и всех их ждала близкая смерть. Казалось, их поддерживало что-то не видимое Локу, они высоко держали головы, медленно и непреклонно несли их вперед. Лок знал, что, стань он сам таким тощим, как они, он давно уж был бы мертв.
Пук бросил свою шкуру на землю под мертвым деревом и теперь подымал большой мешок. Каштан спешно подоспел к нему на подмогу, и они справились вдвоем. Лок видел, как лица их сморщились, будто они смеялись друг над другом, и внезапный порыв нежности к ним захлестнул его и вытеснил обуревавшее его тягостное чувство. Он видел, как они, подсобляя друг другу, изнемогают под тяжестью, и сам ощутил невыносимое бремя и свои отчаянные усилия. Вернулся Туами. Он сбросил с себя шкуру, расправил члены, почесался и встал на колени. Потом начал разгребать палую листву, покуда не обнажилась буроватая земля. В правой руке у него была короткая палка, и при этом он что-то говорил остальным. Те часто кивали. Бревна бились друг о друга, и от воды тоже долетали голоса. Люди на прогалине замолчали. Пук и Каштан опять стали обходить терновник.
Потом появился еще один человек. Он был высокого роста и не такой тощий, как остальные. Волосы у него подо ртом совсем поседели, как у Мала. Они кудрявились, подобно облаку, а по бокам с ушей свисали длинные кошачьи клыки. Лицо его видеть было нельзя, потому что он стоял спиной к дереву. Про себя Фа и Лок прозвали его стариком. Он стоял, глядя с высоты своего роста на Туами, и его резкий голос прерывался и рокотал.
Туами сделал на земле еще какие-то отметины. Они слились воедино, и вдруг Лок и Фа оба увидали внутри головы, как старуха проводит черту вокруг мертвого Мала. Глаза Фа скосились вбок, мигнули Локу, и она резко указала пальцем вниз, пронзив им воздух. Те люди, которые не стояли на страже, собрались вокруг Туами и переговаривались меж собой и со стариком. Они почти не размахивали руками и не приплясывали, чтоб выразить смысл, как сделали бы Лок и Фа, но их тонкие губы беспрерывно шевелились и шлепали. Старик повел рукой в воздухе, потом наклонился над Туами. И что-то ему сказал.
Туами качнул головой. Люди отошли от него и сели на землю в ряд чуть поодаль, только Пук все стоял на страже. Фа и Лок следили за тем, что делал Туами, поверх ряда рыжих голов. Туами теперь торопливо орудовал по другую сторону оголенной земли, и они видели его лицо. Меж бровями его пролегали отвесные морщины, а кончик языка двигался вслед за чертой, которую он проводил. Головы опять защебетали. Один мужчина подобрал с земли несколько коротких палок и переломил их все до единой.
Он зажал их в кулаке, и каждый вытащил один из обломков.
Туами встал, подошел к мешку и вынул кожаный сверток. Там были камни, и деревяшки, и еще какие-то вещи, которые он разложил у отметин на земле. Потом он присел перед мужчинами, усевшимися в ряд, меж ними и землей, где были отметины. Мужчины стали издавать какие-то звуки. При этом они ударяли в ладони, и звуки сплелись с отрывистым хлопаньем. Они взмывали, и падали, и сливались воедино, хотя при этом ничуть не менялись, как струи у подножия водопада, где вода стремительно текла и при этом всегда была та же и оставалась на том же месте. В голову Лока хлынул водопад, захлестывая ее целиком, будто он глядел на водопад слишком долго и от этого его одолевал сон. Тесно облегавшая шкура слегка ослабла, поскольку он видел, что новые люди любят друг друга. Теперь стая птиц влетала в его голову, потому что он опять слышал голоса и хлоп! хлоп! — эти неумолчные звуки.
Оглушительный рев оленя, призывающего самку, раздался под самым деревом. Стая упорхнула из головы Лока. Люди пригнулись так низко, что их разновидные головы мели волосами землю. Олень из оленей выплясывал на прогалине. Он миновал ряд голов, беспрерывно выплясывая, приблизился к отметинам с другой стороны, оборотился, застыл на месте. И опять испустил свой громовой зов. Потом на прогалине наступило молчание, только лесные голуби ворковали меж собой.
Туами вдруг засуетился. Он стал швырять какие-то комья поверх отметин. Он протянул руки и с важностью делал непонятное. Оголенная земля обрела новые цвета, это были цвета осенних листьев, алых ягод, белого инея и темной копоти, которую огонь оставляет на камне. Волосы мужчин все еще ниспадали на землю, и все молчали.
Туами сидя откинулся назад. Тесно облегающая шкура Лока похолодела, как в зимнюю стужу. На прогалине теперь был еще один олень. Он лежал поверх отметин, распластанный на земле; при этом он бежал во всю прыть и все же, как голоса людей и шум водопада, оставался на месте. У него была окраска, какую олени обычно обретают в брачную пору, только он был слишком упитан, а его маленький черный глаз украдкой разглядывал Лока сквозь густой вьюнок. Лок чувствовал, что он пойман и пленен на трухлявом дереве, где вокруг беспрерывно бегала и сочилась изобильная еда. Ему не хотелось даже глядеть на все это.
Фа схватила его за руку и опять тянула вверх. Он со страхом еще раз глянул сквозь листву на распластанного оленя; но ничего уже не увидал, потому что оленя плотным кругом обступили люди. Хвощ держал в левой руке гладко оструганную деревяшку, и на конце ее торчал сук или обломок сука. Вытянутый палец Хвоща прижимал этот сук. Туами стоял перед Хвощом. Он ухватил другой конец деревяшки. Хвощ что-то говорил стоящему оленю и второму оленю, распростертому на земле. Фа и Лок услыхали, что он заклинает. Туами высоко воздел правую руку. Олень взревел. Туами нанес сильный удар, и блестящий камень вгрызся в дерево. На миг Хвощ застыл в неподвижности. Потом осторожно убрал руку с гладкой деревяшки, но палец по-прежнему прижимал сук. Хвощ повернулся, отошел и сел на землю среди остальных. Теперь лицо его больше прежнего казалось высеченным из кости, и шел он очень медленно, пошатываясь. Остальные протянули руки и помогли ему сесть. Он не вымолвил ни слова. Каштан вынул кожаную полосу и обмотал ему руку, а оба оленя ждали, покуда дело не было сделано.
Туами перевернул деревяшку, и палец замер на миг, но сразу соскочил с тихим шлепком. Он лег прямо в лисью рыжину оленя. Туами опять сел. Двое мужчин подхватили Хвоща, который медленно валился на бок. Наступила тишина, такая глубокая, что водопад, казалось, придвинулся и гремел где-то рядом.
Каштан и Куст встали и подошли вплотную к лежавшему оленю. Каждый держал в одной руке гнутую палку, а в другой прут с рыжими перьями на заднем конце. Стоящий олень повел человечьей рукой, будто обрызгивал их водою, потом дотянулся и погладил каждого по щеке листом папоротника. Оба медленно наклонились над лежащим на земле оленем, простирая руки вниз, а правые их локти подымались над спинами. Потом раздалось щелканье: щелк! щелк! — и два прута вонзились оленю прямо в сердце. Люди нагнулись, вытащили прутья, а олень даже не шелохнулся. Сидящие мужчины ударили в ладони, опять и опять издавая звуки, похожие на плеск воды, так что усталый Лок зевнул и облизал губы. Каштан и Куст все стояли с палками в руках. Олень затрубил, и люди склонились так низко, что волосы их упали на землю. Олень опять стал выплясывать. Его пляска вызвала протяжные возгласы. Он приблизился, потом проскакал под деревом и скрылся из виду, после чего возгласы смолкли. Позади, меж деревом и рекой, олень протрубил еще раз.
Туами и Пук бегом пересекли тропу, бросились к терновнику и раздвинули ветки в одном месте. Они стояли по обе стороны просвета, каждый оттягивал ветки на себя, и Лок увидал, что теперь глаза их зажмурены. Каштан и Куст тихонько прокрались вперед, подняв гнутые палки. Они прошли через просвет, бесшумно скрылись в лесу, и тогда Туами и Пук отпустили терновник, который сразу же сомкнулся опять.
Солнце поднялось уже так высоко, что олень, которого сделал Туами, издавал резкий запах под мертвым деревом. Хвощ сидел на земле у ствола мертвого дерева и мелко дрожал. Мужчины двинулись с места медленно и сонно, как люди, истощенные долгой проголодью. Старик вышел из-под мертвого дерева и заговорил с Туами. Теперь его волосы плотно прилегли к голове и на них играли солнечные блики. Потом он прошел вперед и поглядел на оленя. Он вытянул ногу и стал взрывать землю вокруг оленьей туши. Олень не шевелился и позволил себя закопать. Через несколько мгновений на земле не осталось ничего, кроме цветных пятен да головы с крошечным глазом. Туами повернулся, бормоча что-то про себя, подошел к одному из мешков, запустил туда руку и стал шарить. Он вытащил обломок кости, крепкий и утонченный с одного конца наподобие зуба, а с другого округлый и вылощенный. Потом опустился на колени и стал тереть округлый конец камешком, и Лок услыхал скрежет. Старик подошел вплотную, указал пальцем на кость, расхохотался громовым голосом, потом сделал вид, будто вонзает что-то себе в грудь. Туами склонил голову и беспрерывно продолжал тереть. Старик указал на реку, потом на землю и долго говорил. Туами заткнул кость и камень за кожаную полосу, которой был опоясан, встал и ушел под дерево, исчезнув из виду.
Старик кончил говорить. Он с осторожностью присел на мешок посреди прогалины. Оленья голова с крошечным глазком лежала у его ног.
Фа шепнула Локу на ухо:
— Он ушел быстро. Боится другого оленя.
И сразу же Лок увидал внутри головы оленя, который встал на дыбы и затрубил. Он кивнул в знак согласия.
ВОСЕМЬ
Фа шевельнулась с величайшей осторожностью и опять замерла. Лок поглядел в ее сторону и увидал, что у нее меж губ высунулся розовый кончик языка. Молчание тесно связало обоих, и на миг Лок увидал, как две Фа возникли из одной, отдалились, и, чтоб соединить их нужна была огромная сила. Под покровом вьюнка летало множество крылатых тварей, которые тоненько пели или же садились на его тело, так что шкура часто подергивалась. Тени меж солнечных полос и бликов трепетали и опускались, покуда солнце не очутилось гораздо выше прежнего. Сказанные прежде слова Мала или старухи опять звучали в ушах при всяком видении и сплетались с голосами новых людей, так что под конец Лок едва мог отличить одни от других. Едва ли это старик под деревом рассказывал голосом Мала о земле, где всегда стоит лето, и солнце палит горячо, как огонь, и плоды зрели круглый год, и невозможно отлогу стать вот таким, как сейчас эта прогалина, где терновник и мешки из звериных шкур. Чувство, всегда ощущаемое как что-то очень неприятное, нахлынуло и растеклось, как лужа. Теперь Лок уже почти привык к нему.
Он почувствовал боль в запястье. Открыв глаза, он недовольно поглядел вниз. Фа стискивала его запястье, и пальцы ее впились в плоть. Потом он явственно услыхал писк нового человечка. Птичий говор и пронзительный смех новых людей зазвучали громче и веселей прежнего, будто все они вдруг стали детьми. Фа опять поворачивалась к реке. Сперва солнце, и эти сны наяву, и новые люди забавляли Лока. Потом новый человечек пискнул опять, так что Лок сам повернулся вслед за Фа и пристально поглядел в сторону реки.
Одно из двух бревен наползало на берег. Туами сидел сзади, вскапывая воду, а в середине бревна тесно сбились люди. Это были женщины, Лок мог разглядеть их обнаженные, дряблые груди. Ростом они были заметно ниже мужчин и имели на телах меньше меха, который при желании можно снять. Волосы у них были уложены не так странно и тщательно, как у мужчин. Лица, иссеченные морщинами, казались совсем худыми. Кроме Туами, мешков и женщин с морщинистыми лицами, в бревне был человек, так приковавший к себе взгляд Лока, что он едва успел рассмотреть всех остальных. Это тоже была женщина, бедра ее окутывал блестящий мех, который подымался кверху, охватывал руки, а еще выше, у затылка, свисал маленьким мешком. Волосы были черные, лоснящиеся и окаймляли белизну лица, как лепестки на цветке. Плечи и грудь были белые, невиданно белые, особенно при сравнении, потому что по ним карабкался новый человечек. Он пытался спастись от воды и карабкался прямиком к мешку и затылка, а женщина смеялась, сморщив лицо и открыв рот, так что Лок разглядел ее удивительные, ослепительно белые зубы. Столь много надо было увидать Локу, что он опять весь превратился в глаза, которые все замечали и, может, потом напомнят про то, чего он теперь осознанно не воспринимал. Женщина эта была сытая, гораздо упитанней остальных, как, впрочем, и старик; но она не была старая, как он, и на сосках ее грудей проступало молоко. Новый человечек ухватился за ее лоснящиеся волосы и теперь подтягивался все выше, а она пыталась стянуть его обратно вниз; голова ее склонилась набок, лицо было обращено кверху. Всплеснулся смех, напоминавший чарующий посвист скворцов. Лок уже не видел бревна сквозь дырку, но услыхал шелест прибрежных кустов, похожий на вздох.
Он повернулся к Фа. На лице ее застыл безмолвный смех, и она трясла головой. Она поглядела на него, и он увидал, что вода скопилась в ее глазницах, воды этой было столько, что в любой миг она могла переполнить впадины и выплеснуться наружу. Фа оборвала смех, лицо ее стало медленно сморщиваться, и вот уже показалось, будто в бок ей вонзился длинный шип и она страдает от мучительной боли. Губы сомкнулись, потом опять раздвинулись, и, хотя она только беззвучно шевельнула ими, он знал, что она вымолвила слово:
— Молоко…
Смех умолк, и вместо него раздался шумный говор. Слышались тяжелые удары, какие-то вещи выволакивали из бревна и швыряли на берег. Лок проделал еще дыру во вьюнке и поглядел вниз. Он знал, что рядом с ним Фа сделала то же самое.
Сытая женщина утихомирила нового человечка. Теперь она стояла на берегу, у самой воды, а он сосал ее грудь. Другие женщины сновали вокруг, тащили или развязывали мешки, и руки их были сообразительны, что-то быстро скручивая и перемещая. Одна, увидал Лок, была еще совсем девочка, высокая и худощавая, бедра ее были обмотаны оленьей шкурой. Она глядела на мешок, который лежал у самых ее ног. Какая-то из женщин развязывала этот мешок. Пристально вглядываясь, Лок увидал, что мешок, судорожно трепыхаясь, беспрерывно меняет форму. Вот его открыли, и сразу же изнутри вывалилась Лику. Она упала на четвереньки, потом вдруг прыгнула. Лок увидал, что длинная и узкая кожаная полоса тянется от ее шеи и, когда она прыгнула, женщина бросилась наземь и вцепилась в эту полосу. Лику перекувырнулась в воздухе и с глухим стуком опрокинулась на спину. Скворцы опять завели свою чарующую песнь. Лику дернулась, пробежала по кругу, потом присела под деревом. Лок видел ее округлый живот, к которому она прижимала малую Оа. Та женщина, которая развязала мешок, обошла дерево, протащив за собой кожаную полосу, и завязала ее конец в тугой узел. Потом она ушла. Сытая женщина подошла к Лику, причем Лок увидал ее лоснящуюся макушку и ровно посередине белую линию, которая разделяла волосы на две половины. Она заговорила с Лику, встала на колени, заговорила опять, со смехом, а новый человечек льнул к ее груди. Лику ничего не ответила, только передвинула малую Оа с живота на грудь. Женщина встала и ушла.