Он пожал плечами.
— Завтра выходной.
Пока он колдовал над джезвой, я придвинула поближе его журнал и обрадовалась:
— Кроссворд!
Глеб оглянулся, сказал осторожно:
— Так, для отдыха…
— А я люблю! — радостно сообщила я. — У меня даже книжка такая есть: справочник для кроссвордистов.
Глеб с мгновение смотрел на меня, подняв брови. Подошел к дивану и, вытащив откуда-то из его недр пухлую книгу, торжественно вручил мне.
— О! И вы!.. А можно поотгадывать, пока вы кофе варите?
— Ни за что! — сурово сказала Глеб. — Дайте сюда.
— А давайте вслух!
— Сейчас… — Глеб поочередно заглядывал в джезву и в журнал. — Так, где я остановился? Вот… у-гу… пляж?
— Сколько букв?
— Пять.
— Песок. Лежак. Океан.
Глеб заглянул в журнал и перебросил его мне, подхватывая правой рукой джезву.
— Пишите, — сказал обвиняюще. — Вы знали!
— Нет, честное слово! Мне немного…
— Много и не получится. Подождите, осядет… Так. Мэрилин… молчите, сам знаю! Вот эти с шоколадной начинкой.
Я поджала под себя ноги, и, навалившись на стол, заглянула в журнал. Глеб методично заполнял клетки.
— Ну так нечестно! — возмутилась я. — Дайте же мне!
— Я к вам только как к профессионалу…
Он тоже уселся поудобнее, согнув одну ногу и привалившись плечом к спинке дивана.
— Морская птица.
— Альбатрос?
— Пеликан?
— Сами вы пеликан! — сердито сказала я. Глеб тихонько рассмеялся. Я перевернула журнал к себе.
— А вот здесь нужно 'о', а не 'а'.
— Где? Ну нет, я точно знаю, что 'а'.
— А давайте поспорим?
— А давайте!
— А на что?
Я засунула подтаявшую конфету в рот и облизала пальцы. Глеб посмотрел, внезапно протянул руку и провел большим пальцем по моим губам. Вздрогнув, я отдернула голову.
— Шоколад, — спокойно пояснил Глеб. — Так на что спорим?
Мы с затруднением смотрели друг на друга. Глаза у Глеба сейчас казались почти черными.
— Если проиграю, ставлю вам большую коробку конфет. Согласны?
— Ну… да. А я что?
— Если вы — на неделю даете отставку всем своим поклонникам.
Я открыла рот, и Глеб подначивающе засмеялся:
— Сумеете продержаться?
— А вам-то от этого какой прок? Думаете, резко повысится моя работоспособность?
— Думаю, вам стоит отдохнуть. Вспомните, когда вы в последний раз проводили вечер одна?
— Согласна, — деловито сказала я, протягивая руку. — Но только чтобы в коробке не меньше килограмма!
— Но чтоб ни одного претендента ближе ста метров! — предупредил Глеб.
Мы торжественно пожали друг другу руки и вновь уткнулись в журнал.
— …И что они имели в виду? Чердак? Крыша? А что вам не нравится в мужчинах, с которыми вы знакомитесь? — спросил Глеб так рассеянно, что я машинально заглянула в кроссворд — не следующий ли это вопрос. Глеб поднял глаза, и я автоматически выпалила:
— Раскладушка!
Он, похоже, тоже хотел для верности заглянуть в журнал, но удержался:
— В смысле?
— Ну, в смысле, как у Жванецкого: 'А он ей норовит подножку — и на раскладушку! Почему я должна укладываться буквально с первым встречным? Я же человека для жизни ищу, а не чтобы перепихнуться… Тем более, после этого мужчины почему-то считают, что женщина — их собственность и начинают качать права…
— Но, в принципе, что здесь такого? — сказал Глеб. — Мужчине нравится женщина, он ее желает…
— Это все-таки чердак!
— Почему?
— Потому что здесь явно крыса. Ничего не имею против, но хочется отношений, которые начинаются так… со взглядов. Или вы думаете, если все прекрасно ночью, все будет замечательно и днем?
Глеб хлебнул кофе и заметил:
— Разве нам с вами ночью плохо?
— Увиливаете от ответа?
— Нет, развиваю тему. Честно говоря, надоело уже переворачивать журнал туда-сюда. Может, вы все-таки пересядете? Или мне к вам?
Волоча за собой плед, как шлейф, я перешла на его сторону. Удобно примостилась на толстом диванном валике. Сказала с удовлетворением:
— Вот наконец-то я смотрю на вас сверху вниз!
Глеб откинулся на спинку дивана, поглядывая на меня.
— Вам это нравится?
— Непривычно. А вам?
— Я так на вас смотрю?
— Разумеется. Вы же начальник, я от вас зависю… завишу… ну! испытываю зависимость.
— Лучше бы вы ко мне испытывали привязанность.
— Что, нравится, когда вас любят?
— Хорошо, что вы меня хотя бы терпите.
— Ну что вы, Глеб Анатольевич! — протянула я елейным голоском. — Ну как же вас не любить — с вашим-то ангельским характером!
Шеф одобрительно кивнул и пододвинул мне конфеты.
— Молодец, заслужили!
Мы еще фыркали, когда Глеб проделал некий маневр — мягко сдвинулся влево, обнимая меня за талию и непринужденно положив ладонь на мое колено. Я растерянно глядела на него сверху — плохо у меня с реакцией в последнее время — а шеф уже говорил приветливо:
— Присоединяйтесь, Галя.
Что-то не так у Глеба с этим порогом, просто какая-то геопатогенная зона, все не решаются через него переступить. Сейчас там маялась Галочка. Выглядела она, как всегда, обалденно: макияж как свежий (а может, и свежий?), рубашечка аккуратно расстегнута в стратегических местах — в общем, воплощение женственности и сонного очарования… Я мигом раздумала избавляться от глебовской руки на своем колене. Деловито сунув очередную конфету в рот, кивнула:
— Мы тебя разбудили? Заходи, чего стоишь?
У Галочки в глазах появилось очень странное выражение.
— Да нет уж… простите, что помешала, Глеб Анатолич…
Мы проводили ее взглядами.
— Похоже, она к вам приходила, — шепотом сообщила я без малейшего раскаянья.
Глеб не стал ломаться.
— Похоже.
— Извините тогда.
— За что?
— Ну… помешала.
— Спасли.
Я с интересом посмотрела на него сверху — Глеб водил пальцами по моему колену, но, по-моему, чисто рефлекторно. Где опять этот чертов плед?
— Трудно поддерживать деловую дистанцию с привлекательными женщинами, — объяснил он.
— То-то я смотрю, вы так измучены! — посочувствовала я. — Может, теперь отодвинетесь? Я уже вас спасла.
Он задрал голову.
— Вам неудобно?
— Да. И еще мне пора спать.
— Обиделись?
— Нет. Просто не знаю, что теперь ей говорить.
— А вы обязаны перед ней отчитываться?
— Можно, я встану?
— Не обижайтесь. Я не хотел портить вам жизнь.
Ну да, просто хотел избежать трудностей в своей жизни… Я посмотрела в его лицо. Глаза Глеба мягко светились. И я в первый раз как следует почувствовала, что он рядом, даже слишком рядом, что его рука ласкает мое колено, что сейчас мы вдвоем, не считая храпящего Бурова и Галочки в дальней комнате… Не знаю, какие мысли полезли в голову Глеба, но он опустил руку и не шевельнулся, когда я поднялась с дивана. Я быстро оглянулась на пороге — Глеб смотрел в стол.
— Спокойной ночи.
— Спасибо за компанию, Наташа…
Галочка дышала тихо — спала или делала вид. Ну извини, подруга, в другой раз… Я осторожно улеглась на свой край, натягивая тонкое одеяло. Вновь вспомнила голос, смех, взгляд, прикосновение… Мысли явно приобретали опасный характер. Гнать их взашей, Глеб же ясно предупредил, что не терпит служебных романов! Да и мне не нужны сложности — хотя бы в виде легкой влюбленности в собственного шефа. Я свернулась в клубок, строго приказав себе: 'Спать! . И, как ни странно, себя послушалась…
Открыв глаза, я долгое время пялилась на темную шторину. Сквозь нее с трудом продирался серый день. Где это я? Попыталась повернуться — сзади завозились — и я замерла, враз ощутив обнимавшую меня тяжелую руку и горячее голое тело за своей спиной. Господи помилуй, но я же вчера не пила! Очень осторожно повернула голову, скосив робкий взгляд.
Глеб спал. Некоторое время я созерцала его, судорожно перебирая в памяти вчерашние события. Нет, амнезией я до сих пор не страдала — тем более, в трезвом виде. Но как и когда он здесь оказался? И где Галка? Я вновь попыталась шевельнуться, Глеб что-то забормотал, утыкаясь губами в мой затылок, ладонь его скользнула по моей груди — я замерла — и легла на живот, притягивая меня к себе еще ближе. От него несло жаром, как от хорошей печки. Я смутно припомнила, что когда ночью стало холодно, придвинулась ближе… как я тогда считала — к Галочке. Глеб вздохнул и задышал ровно. Я — делать нечего — закрыла глаза, успокаивая бьющееся сердце, и незаметно задремала сама.
Стало холодно. Я завозилась, подтыкая под спину одеяло, подняла голову с подушки. Глеб сидел неподалеку и смотрел на меня припухшими со сна глазами.
— Доброе утро, — сказал, приглаживая взлохмаченные волосы.
— Доброе, — осторожно согласилась я.
Он перехватил мой быстрый взгляд и медленно, словно еще сонно, улыбнулся.
— Извините. Не привык спать в своей кровати одетым.
А, вообще-то, как вы в ней очутились, Глеб Анатолич?.. Я заоглядывалась.
— А где?..
— Галя?
Он сказал, как само собой разумеется:
— У Сергея. Так что…
Он пожал плечами, не договорив. Ну конечно, не на пол же ему ложиться, в собственном-то доме… Как-как!.. Пришел да лег — вот как. И не отдвинулся, когда к нему ночью прижалась голая женщина…
Он повернулся ко мне спиной, спуская ноги с кровати, встал. Чувствовал, что я слежу за ним, потому и не торопился — стесняться ему было нечего. Крепкий, поджарый, любо-дорого смотреть… Когда он, наконец, натянул джинсы и свитер и повернулся, я невинно увела глаза в потолок.
— Поспите еще, — посоветовал негромко. — У вас круги под глазами.
И прикрыл за собой дверь. Утренний комплимент! Сначала заставляет полночи с ним кроссворды разгадывать, а потом еще и критикует! Правда, что ли, круги? Я села, с опаской косясь на дверь, огляделась. А, вот зеркало! Придирчиво осмотрела себя — все в пределах моей обычной нормы…
Через час все собрались на кухне — Буров, как всегда, маялся головой, Галочка мрачно молчала, я старательно ни на кого не смотрела, Глеб сосредоточенно разливал всем кофе… Прямо утро стрелецкой казни!
Допив кофе, я засобиралась домой. Глеб помог мне напялить плащ. Засунув руки в карманы, молча наблюдал, как я запихиваю в сумку косметичку и зонтик. Сказал неожиданно, подхватывая куртку:
— Я вас провожу.
Я моргнула. Ну да, еще не выпустят без его соизволения. Мы молча съехали вниз, прошли мимо охранников, Глеб рассеянно им кивнул, я пробормотала: 'здрасьте-до свидания'. Думаю, вряд ли меня приняли за девочку по вызову — скорее за бедную родственницу. Глеб открыл передо мной дверь, вышел следом. Я огляделась и вдруг поняла, что не знаю, куда идти. Приехали-то мы на Бурове, темным вечером…
— Автобусная остановка за углом, — подсказал наблюдавший за мной Глеб.
— Ага. Спасибо. До завтра.
— Подождите, я провожу.
— Да не надо…
Он мотнул головой, засунув руки в карманы куртки.
— Прогуляюсь. Дождь-то перестал…
И правда, хотя день оставался серым и хмурым, дождя не было. Ночной ветер подсушил асфальт и лениво переворачивал багровые истлевающие листья.
Я молча повернулась и пошла — что я могла сказать? Ах, нет-нет — и в бега? Пусть идет. Тем более, недалеко — вон уже остановка. А дом у него удачно расположен: вписался в тихий старый двор, и не подумаешь, что рядом шумная центральная улица.
Глеб нагнал меня в два шага.
— Я бы подвез, но сами понимаете — мне сейчас за руль…
— Да все нормально!
— Может, такси?
— Спасибо, Глеб Анатольевич, — чопорно ответствовала я. — Я не спешу.
Похоже, он воспринял мои слова как предложение подождать. Подпер плечом столб, провожая взглядом проезжавшие мимо машины. Несколько минут мы гипнотизировали дорогу, словно пытаясь телепортировать автобус из неведомой дали.
— Так, — наконец поставил диагноз Глеб. — У них сейчас обед.
Я взглянула с сомнением.
— Обед?
— Ну, ланч, второй завтрак, что там еще… Вы давно не гуляли по городу?
— Гуляла?
Еще пара таких переспросов — и он решит, что у меня что-то не в порядке со слухом. Или с головой.
— Ну да, гуляли — так, без цели, без походов в магазины…
Я задумалась.
— Давно.
— И я давно, — оживился Глеб. — Давайте пройдемся пару остановок. Кстати, вы проиграли!
Я перестала безнадежно пялиться вдаль.
— В смысле?
— Я сегодня проверил по словарю — как и говорил, буква 'а'. — Глеб вздохнул насмешливо. — Просто не представляю, как вы выдержите неделю в одиночестве.
Я приуныла.
— Значит, конфет мне не видать как собственных ушей?
— Могу выдать утешительный приз — шоколадку.
— Ну, на безрыбье… где шоколад?
Глеб показал пальцем.
— Продержитесь сотню метров до киоска? Вы голодная или просто сладкое любите?
— Просто.
— Конечно, фигура позволяет…
Чувствуя, что начинаю краснеть, я поспешно наклонилась — убрать прилипший к каблуку лист. Да уж, мою фигуру он знает теперь не только в пригляд, но и на ощупь… Выпрямилась и обнаружила, что Глеб задумчиво изучает витрину обувного магазина.
— Зайдем? — и, не дожидаясь ответа, толкнул зеркальную дверь. К нам тут же устремилась здешняя 'пиранья', приветственно оскалив цепкие белые зубы.
— Добрый день, что вас интересует?
Глеб с любопытством озирался.
— Нас интересуют женские осенние туфли, — он рассеянно взглянул на меня. — Размер тридцать седьмой, удобные и…
— Гле-еб!.. — прошипела я, дергая его за рукав.
— А?.. модель обговорите сами.
— Присаживайтесь, — пиранья мигом смекнула, кого из нас ей слушаться. Затравленно поглядывая на шефа, я опустилась на банкетку. Мне уже волокли коробки.
— Примерьте эту пару…
— Да я на них даже не встану!
— Ну хотя бы модель попробуйте.
Господи, сроду не вставала на такие каблучищи — разве что в ранней юности. Как бы голова не закружилась от высотной болезни. Глеб с интересом наблюдал за моими мучениями. Развлекался. Ах ты…
Мне не подходило решительно ничего — ни цвет, ни каблук, ни размер; пятка терла, взъем хлюпал, палец жало… Я вовсю вошла в роль избалованной дамочки, которую хлебом не корми, а дай показать ее изысканный вкус и не менее изысканную стервозность. Притомившаяся пиранья улыбалась уже с явным усилием. Я все ждала, когда же кончится ее безграничное терпение, но единственное, что она себе позволила, притаскивая очередную партию коробок, было:
— Сложная нога у вашей…
Она кинула на меня оценивающий взгляд, не зная, какой статус мне присвоить. Выкрутилась:
— …вашей дамы.
Глеб, склонив голову набок, рассматривал очередную пару туфель.
— Красивые у нее ноги… Вот!
Я и сама видела, что 'вот'. Никогда бы не подумала, что нога на таком каблуке может просто 'спать'. Я подтянула подол юбки, любуясь красотой и длиной своих ног. Перехватила одобрительный взгляд Глеба.
— Сколько? — спросил он, не сводя с меня глаз. Пиранья дала ответ, и я мгновенно спустилась с небес на землю. Стала грустно разуваться. Душа плакала. Мельком глянула на зрителей и не поверила своим глазам — Глеб неторопливо отсчитывал деньги. Я махом нырнула в свои старые туфли и подлетела к ним.
— Девушка, мы подумаем… Глеб!
— Думайте, — с досадой сказала пиранья, отступая под моим напором. — Но учтите — модель эксклюзивная, осталась последняя пара…
— Пошли! — я буквально вытолкала Глеба на улицу.
— Так эксклюзивная или последняя пара? — озадаченно спросил меня Глеб. — Я что-то не понял…
Я отмахнулась.
— Да они всегда так говорят! Вы что, с ума сошли?
— Почему?
— Вы представляете, сколько времени я бы отдавала вам долг? Да спрячьте вы, наконец, деньги! Вы что, каждое утро прогуливаетесь с такой сумасшедшей суммой?
Серьезно приглядываясь ко мне, Глеб засовывал кошелек во внутренний карман куртки. Вдруг усмехнулся:
— Другой вариант вам, конечно, и в голову не мог придти… Хоть шоколадку вы от меня не откажетесь принять?
— Причем не шоколадку, а шоколадищу!
Глеб кивнул и отошел к киоску. Я наблюдала за ним. Какой-такой другой вариант? Подарок? Ну ни фига себе подарочек в несколько штук от практически постороннего мужчины — не могла же я его принять? Я задумалась. Или могла?
Глеб вернулся с шоколадкой и двумя морожеными.
— Спасибо… да куда мне столько?
— Кроссвордистам нужны мозги, а мозгам нужна глюкоза, — наставительно сказал Глеб. — Ешьте.
Мы брели по улице. Народу было немного — то ли отсыпались в выходной, то ли не доверяли прояснившейся ненадолго погоде. Глеб, откусив мороженое, вдруг перестал жевать, заворачивая голову на очередную витрину. Я увидела фигуристый манекен, наряженный в обалденное женское белье, и мгновенно представила, как шеф врывается в магазин с радостным: 'Нам, пожалуйста, трусики сорок шестого размера, бюстгальтер 70Б! И уцепив его пальцем за карман куртки, осторожно потянула прочь. Глеб обернулся, улыбаясь с притворной невинностью — похоже, и у него перед глазами стояла такая же картина.